Варя прыснула, представляя, почему-то, на месте модели Стеллу из «Винкс», и Матвея, который пытается залезть в ее «внутренний мир», а фея, игриво прикрывая этот самый внутренний мир, улепетывает, что есть мочи.
— Второй вид в нашем списке — «милашки». Они такие сладкие, милые, розовые, будто сделаны из сахарной ваты. Смотрит на тебя большими наивными глазами, заставляет чувствовать так, словно ты рыцарь и только что спас ее от дракона. На какое-то время этого хватает, пока длится этот приторный конфетно-спасательный период, но…
— В их «внутренний мир» тоже хрен попадешь? — перебила его со смешком Варя.
— И где ты только слов таких нахваталась, — укоризненно цокнул язык Матвей. – Нет, попасть можно, но только для этого надо столько сил, что проще пару фей в кровать уложить, чем одну милашку. Ладно, едем дальше. Следующий вид в нашем зверинце — «корнишончики».
— Чтооо? — протянула Варя, поперхнувшись кофе. Уж что-то, но корнишончики?
Похлопав ее по спине, Матвей разъяснил:
— Да-да, именно так. Знаешь же эти огурчики? Маленькие такие, солененькие, на один, максимум два укуса. За раз можно целую банку съесть, — он даже облизнулся. — Мой любимый вид девушек. Внутренний мир раздв… раскрывает врата по первому требованию, не ломается, не требует взамен вечной верности, приходит сама, сама же уходит… Золото, а не девушки! — Матвей мечтательно вдохнул, не обращая внимания на недоверчивую мину Вари. — А главное, придерживаются моей философии, что брак — это когда что-то сломается, а не союз мужчины и женщины.
— Мда, я тебе напомню об этой философии, когда у тебя будет жена и десять детей, — пробормотала Варя, снова сползая с насиженного места куда-то в сторону.
— Я определенно рад, что ты определяешь наши отношения как длящиеся, — усмехнулся Матвей. — Далее следуют «островитянки». Они будто жили последние лет пять на необитаемом острове, где не было джентльменов, которые открывали бы им двери, подавали пальто и носили тяжелые сумки. Островитянки уверены, что мужик им нужен только для потрахаться, уж извини за язык, но это именно так и описывается. При этом островитянки жаждут отношений с сильным представителем противоположного пола, который сможет поддерживать их в начинаниях.
— Ну, у них явно проблемы с логикой, — заметила Варя.
— Именно, — кивнул Матвей. — Именно поэтому они выбирают в спутников жизни нормальных, по сути, мужиков, но превращают их в тряпок, так как ничего не дают им делать. Работают, тянут на себе дом, сами чинят кран в ванной, а потом жалуются на мужей, что те сидят на диване и пьют пивас.
Мимо снова продефилировала Ариша, качавшая бедрами так, что Варя опасалась, что она, того и гляди, упадет. Она бросала тоскливые взгляды на Матвея, не обращавшего на нее внимания, слонялась рядом какое-то время, а потом уходила вниз.
— Вид «будущие мамаши» одержимы заведением семьи и потомства, — продолжал, тем временем, тот, захваченный темой. На телодвижения Ариши он обращал внимания ровно столько, чтобы хватило на поддержание ее отчаянного интереса. — Они целенаправленно ищут партнера, у них даже список качеств есть. Такие охотницы обычно притворяются феями или милашками, но стоит чуток дать слабину и все, считай, попал, — Матвей вздрогнул. — Стоишь уже в очереди в ЗАГС и собираешься продавать феррари, чтобы купить вместительный минивэн на всю семью.
Наступила пауза, в течение которой Матвей приходил в себя после слишком живого представления что будет, если его поймает такая «будущая мамаша», а Варя размышляла, куда поместить себя. Аля совершенно точно попадала в категорию фей, а вот Варя… Ее определенно нельзя было назвать ни феей, ни милашкой, ни уж точно корнишончиком. На островитянку она была не похожа, да и в категорию «будущих мамаш» она не подходила.
— У будущих мамаш есть свой особый подвид, к которому, кстати, относится твоя Новикова, — заговорил снова через какое-то время Матвей, оправившийся от видения. — Называются «липучками». Их я ненавижу больше всего. Сначала липучка маскируется под корнишончик: вся из себя свободная, обязательств не хочет, готова всегда и везде выдвинуть на обсуждение свой внутренний мирок и даже мой со всех сторон обдумать желает. А потом – раз! — и ее вещи оккупировали шкаф, ее мама звонит спросить, когда мы приедем в гости, а она капризно интересуется, что я подарю ей на нашу годовщину в две недели, — Матвея снова передернуло. — Отвратительные создания. Белоснежка, никогда так не делай! Даже если твоя жизнь будет от этого зависеть.
— Не буду, — смеясь, пообещала она. На лице Матвея был написан священный ужас от перспективы быть пойманным в сети липучки. Хотя Варя искренне сомневалась, что такой парень, как Матвей, мог повестись на такие хитрости. С другой стороны, Матвей все же принадлежал к сильной половине рода людского, а у них, как известно, часто бразды правления брал нижний мозг.
— Ну, и последний вид — девушки-кувалды, — вздохнув, произнес тот, потирая ладонью лицо так, будто это движение могло стереть с него воспоминания о «липучках». — Обычно они появляются тогда, когда ты изрядно пьян или слегка под кайфом. Они кажутся необыкновенными, бьют будто кувалдой промеж глаз, и на утро ты понять не можешь как – как! — ты с этим — Матвей состроил гримасу отвращения, — мог замутить. Обычно они похожи на троллей, эти девушки-кувалды. И не из-за внешности, хотя она тоже свою роль играет.
Варе оставалось качать головой и хлебать поостывший кофе. Классификация Матвея дала ей почву для действительно обширных размышлений. Она никогда не спрашивала у Леши, что тут думает о девушках, пусть он тоже был еще тем ловеласом, хотя, тут Варя была уверена, до масштабов Матвея ему было далеко.
— Конечно, это не исчерпывающий перечень, — сказал Матвей, глядя куда-то вглубь кафе. — У каждого вида есть свои степени, например, «отчаявшаяся», но основное деление такое. О, свет очей моих, — внезапно он придвинулся ближе к ней, наклоняясь и беря ее за руку, — ты мне нужна! — воскликнул он, шевеля бровями. Если это был намек, то Варя его не поняла.
— Ты с дуба рухнул? — она попыталась отодвинуться, но Матвей ей этого сделать не дал, придавив к месту.
Он сделал страшные глаза, причем губы были все еще растянуты в соблазнительной улыбке, отчего от выражения его лица у Вари мурашки побежали по спине. «Кажется, крыша-то у него и правда поехала…»
— Помнишь я говорил о липучках? — прошипел он практически на ультразвуке, наклоняясь еще ближе, так, что Варя оказалась почти вдавлена в пуфик. — Подыграй мне и громко скажи, что прощаешь меня за все! Пожалуйста!
В его голосе слышалось отчаяние. Варя скосила глаза в ту сторону, куда он до этого смотрел, и увидела, как по лестнице на второй этаж поднимаются две девушки, одна из которых была той, что сверлила с ненавистью их спины. Вторая — обладательница длинных блестящих черных волос — смотрела на них с не меньшей злобой и целенаправленно надвигалась.
«Я пожалею», — успела подумать Варя прежде, чем выпалила:
— О, Матвей! — с придыханием воскликнула она, чем ошарашила самого мастера шоу. — Как я могу не простить тебя? Ты нужен мне, Матвей! Как… воздух! Да, как воздух! — нашлась Варя, почувствовав, что фантазия готова ее покинуть.
— Душа моя! — с улыбкой идиота заорал Матвей, поднося к губам зажатую в его пальцах Варину ладонь и начиная неистово ее лобызать. Он проявлял чудеса мимики: пока левый глаз впивался в Варю влюбленно, правый упорно косил, пытаясь разглядеть приближающихся девушек. — Я больше никогда тебя не подведу!
Варя стала также неистово оттаскивать от него обслюнявленную ладонь, но Матвей и это умудрился обыграть так, будто не она от него пытается отодвинуться, а он стремится прижать к себе девушку сильнее. Маневр закончился тем, что Варя оказалась впечатана в мужественную грудь, лишенная возможности дышать чем-то, кроме его парфюма. «Ну, — подумала она с некоторой доли иронии, — зато хотя бы руку отпустил».
— И что. Здесь. Происходит, — донесся до Вари недовольный голос с ощутимым акцентом. Он звучал немного приглушенно. Говорившая девушка явно приняла лишнюю таблетку «Стервозола».
