— Ну, Вика мне рассказала свою версию, но, знаешь, есть у меня подозрение, что не все, что она говорила, было правдой, — в его голосе слышался оттенок досады, который, впрочем, умело маскировался. Глеб вытянул руку на улицу, стряхнул пепел с сигареты и немного отодвинулся от окна.
— Какое неожиданное умозаключение, — усмехнулась Варя, не зная, что еще сказать. В воздухе повисла неловкость вкупе с сигаретным дымом. Варя сморщила нос.
— Не любишь запах табака? — тут же спросил Глеб, заметив ее гримасу.
— Нет, в смысле, не совсем, — дернула плечом Варя, поворачиваясь к Астахову спиной. Чайник вот-вот должен был закипеть. — Просто с ним связаны не самые приятные воспоминания.
Повисло густое молчание. Варя во все глаза смотрела на чайник, пытаясь силой мысли заставить его вскипятиться быстрее, направляя похожий посыл в голову Астахова: «Свали куда-нибудь, свали куда-нибудь, свали куда-нибудь», — повторяла, как заклинание, она. Однако то ли разум парня был закрыт для ментальных переговоров, то ли проклятая обсерватория включилась в игру, но тот остался глух к ее мысленным мольбам.
Тишина стояла плотная, какая-то слишком… просто слишком. Отчего-то бывает так ночью, что все обретает иной смысл. Именно ночью хочется думать о глобальном, именно ночью не дают уснуть проблемы, которые при свете дня кажутся ерундовыми. И разговоры становятся странными, будто бы каждое слово несет в себе два, а то и три значения.
Варя и сама не знала, почему не уйдет или почему молчит. Днем она бы просто отшутилась, сейчас же это сделать было куда сложнее. «И дернул же меня черт пойти именно сюда, — раздосадовано подумала Варя, — спала бы себе сейчас, как все нормальные люди… Не-е-ет, нас на приключения потянуло!»
Она проворонила, как Астахов докурил, сделав последнюю затяжку, бросил бычок за окно, где он тут же исчез в снегу. Она даже каким-то непостижимым образом пропустила, как он закрыл окно и подошел к ней. Заметила, вздрогнув, Астахова только тогда, когда он, внезапно оказавшись рядом с ней, облокотился спиной на тумбу рядом с чайником.
— Как рука? — спросил Глеб, глядя на бинты.
Варя пожала плечами, не глядя на него. От Астахова шел легкий запах сигарет, смешанный с морозом. Варя уже давно заметила, что зима пахла как-то по-особенному, будто хрустящий под ногами снег и трескающийся лед, хотя это было странно — описывать запах через звуки и ощущения.
— Нормально, — Варя тоже глянула на бинты. Аля постаралась на славу, сделав из в общем-то безобидных царапин белый валик. — До свадьбы заживет. Спасибо, кстати, что вовремя оттащил Вику, — вспомнив, произнесла Варя.
Астахов только отмахнулся, поигрывая зажигалкой. Ее металлические бока тускло поблескивали между его пальцев.
— Я думал, она тебе глаза выцарапает, — Глеб поморщился. Зажигалка в его пальцах запорхала еще быстрее, будто бы монета в руках опытного мошенника. Варя подняла на него глаза и внезапно поняла, что неловкость, которую она чувствовала, не обошла и Астахова, не зря тот забавлялся с зажигалкой.
Как гром среди ясного неба щелкнул чайник, оповещая нерадивых двуногих, что вода вскипятилась. Глеб и Варя синхронно вздрогнули и столкнулись взглядами. Не выдержав абсурда ситуации, Варя прыснула, опуская голову. «Два взрослых (почти) человека застигнуты врасплох коварным чайником, скандалы, интриги, расследования!» Астахов, глядя на нее, тоже не сдержал улыбки.
— Чай будешь? — смеясь, предложила Варя. – Аля, в смысле, Алевтина Борисовна, говорила, что тут где-то спрятаны печеньки, а если поискать, то можно и варенье найти.
— Печенье с вареньем? — усмехнулся Астахов, убирая зажигалку в карман. – Ну, как тут устоять?
Десять минут спустя они сидели на диване с горячими чашками в руках. На столике рядом с попкорном стояла вазочка с печеньем и полупустая банка апельсинового варенья. В том же ящике, где стояло варенье, Варя нашла подозрительный пакет, на котором была наклеена этикетка: «Травяной сбор», однако ее посетили смутные сомнения, что после заваривания этого сбора она вряд ли останется в своем уме. Особенно учитывая, что в проклятой обсерватории часто собирались Аля и компания.
Чашки, найденные в кухонном гарнитуре, явно подбирались многофункциональные. Каждая из глиняных чашек была определенно рассчитана на, по меньшей мере, слона и использовалась как для чайных церемоний, так и для заваривания супов и бульонов. Варя искренне надеялась, что именно этими продуктами чашка и ограничивалась, иначе пить чай становилось рискованно.
— Может быть, все-таки расскажешь, почему вы с Викой в таких напряженных отношениях? — нарушил тишину Астахов, глядя на Варю поверх своей чашки. — Конечно, если там полный трэш, то можешь не говорить, — добавил он, видя, что Варя не горит желанием занимать роль сказителя. — Я понимаю.
— Да нет там никакого трэша, — скривилась Варя. Сейчас ее давняя дружба с Новиковой казалась ей чем-то нереальным, будто это был неожиданный сон, навеянный грозой, а не ее детство. — Просто вся та история связана с тем, о чем я не хочу лишний раз вспоминать, поэтому…
— Тогда не говори! — Глеб вскинул в воздух руку, ладонью вверх, чуть не пролив чай на себя.
Вздохнув, Варя отвела взгляд. Она решала нелегкую для себя дилемму. С одной стороны, об этом знали все, кто учился с ними в одном классе, за исключением новеньких. И то, Варя была уверена, что в их благодатные уши уже все поведали. С другой, это было слишком личным, а Варя вообще не любила делиться с посторонними людьми своими переживаниями. Но, опять-таки, когда она сделала это в прошлый раз — преодолела себя и впустила в свой маленький мирок кого-то — она приобрела двух хороших друзей, которые пусть и отличались от нее, но были теми людьми, с которыми было куда лучше, чем без них.
Мог ли Астахов стать таким человеком? Он раздражал Варю, порой бесил, иногда ей хотелось стереть его самодовольную ухмылку путем тесного контакта с ближайшим кирпичом, но… Это самое «но». Отчего-то ей нравилось это ощущение, что еще немного, и она сорвется. Да и в те редкие моменты, когда Астахов не пытался строить из себя царя всего мира, он становился (внезапно) приятным собеседником.
«Определенно, я мозгом повредилась», — подытожила тяжкий мысленный процесс Варя.
— Ладно, — вздохнула она, — слушай.
Астахов весь обратился в слух, даже чашку отставил, чтобы случайно не пролить кипяток на что-нибудь жизненно-важное. Варя, не выдержав, закатила глаза, уж очень смешно выглядело лицо парня, горящее по-детски наивным любопытством. Убедившись, что эффект произведен, Глеб перестал ломать комедию и приготовился слушать.
— С Викой мы впервые встретились еще в детском саду, — начала Варя, отпивая чая. Он обжег ей язык, но она почти этого не заметила. — Это был странный садик, в группе нас было всего десять человек и из них только три девочки. Не удивительно, что мы с ней сразу сдружились. Я тогда была совершенно другим человеком: любила куклы, хотела стать балериной, а за комнату с обоями с Барби была готова позволить отрезать пальчик. Да-да, — кивнула она, видя сомнение на лице Глеба. — Мы часто ночевали друг у друга, а Вика даже была влюблена в Лешу. Она мне постоянно говорила, что он станет ее мужем, когда вырастет. Ну, да ладно, — тряхнула головой Варя, понимая, что ее заносит куда-то не туда.
— Подожди-подожди, — прервал ее Глеб. — Вике нравился твой брат? Какие странные у нее вкусы… — пробормотал он, хмыкая.
— А чем тебе не нравится Леша? — Варя насмешливо вскинула бровь. — Он весьма симпатичный молодой человек, обеспеченный, добрый и, что имеет немаловажное значение, совсем не тупой.
— Возможно, тебя это удивит, — проникновенно заметил Астахов, протягивая длинную руку и беря из вазочки печенье, — но я больше по девочкам.
— Вот вообще никогда бы не подумала, — произнесла Варя, глядя на руки парня с некоторой досадой. Ей, чтобы достать печенье, приходилось вылезать из теплого одеяльного кокона, а потом долго и муторно закутываться обратно.
