— Чего тебе? — Варя повернулась к Астахову и сложила руки на груди.
— Тебе обязательно быть всегда такой колючей? — поинтересовался тот раздраженно.
Варя пожала плечами.
— Я устала и морально, и физически, и единственное, чего сейчас хочу — это улечься спать, а ты и твое «подожди, Ворона» стоите у меня на пути, — сказала она.
— А, ну да, — кивнул Глеб с оттенком замешательства на лице. Возможно потому, что Варя просто ответила, без издевок или сарказма. — Так вот, Ворона… Я тут думал… — Варя едва удержалась, чтобы выдать удивленное восклицание, что он, оказывается, умеет думать. – Нам, пожалуй, пора официально объявить эту нашу нелепую войну оконченной. Я, честно говоря, слегка подустал постоянно ждать от тебя подлянки, — Астахов вздохнул. — Так что, мир?
Варя смерила его долгим взглядом. Будь он немного материальнее, он бы разрезал парня на две аккуратные половинки, каждая из которых могла бы быть одинаково невыносимой.
Она не стала говорить, что если кто из них двоих и ждал подлянки, то точно Варя. Не стала также упоминать, что именно она, Варя, была жертвой их с Новиковой якобы хитроумной мести ни за что.
— До мира нам также далеко, как далекам до сочувствия, — заметила Варя, отмахнувшись от недоуменного лица Астахова при слове «далек». Объяснять, что это одни из основных антагонистов в ее любимом сериале, она считала ниже собственного достоинства. – Но, мы можем попробовать. Начни с того, что перестань звать меня Вороной. Я, конечно, уже привыкла к этому прозвищу, но…
— Заметано, — кивнул Астахов.
Хмыкнув, Варя подхватила сумочку, запахнула поплотнее пальто и выскользнула из машины, не дожидаясь, пока у Глеба не появится еще одна гениальная мысль.
========== Часть двенадцатая, дружелюбная ==========
Комментарий к Часть двенадцатая, дружелюбная
С пылу с жару, приятного прочтения!
Утро понедельника выдалось холодным, хмурым и на удивление снежным. Метель, начавшаяся ночью в субботу, не прекращалась все выходные, будто бы отвечая отвратительному настроению Вари. Снега налетело столько, что Барни, выведенный на прогулку, сразу же запросился домой, максимально быстро сделав свои собачьи дела. Пес почему-то не любил зиму, куда больше ему нравилось вываливаться в грязи и носиться по лужам. Варя какое-то время пыталась разубедить его, утверждая, что снег — это та же вода, только в кристалликах, но разумность пса все же имела пределы. Поэтому Барни только укоризненно таращился на хозяйку и тащил ее в сторону подъезда.
В воскресенье, проснувшись только в обед, Варя обнаружила, что мама уже ушла. На кухне она нашла записку, подсунутую под тарелку с блинами. Округлым маминым почерком было написано, что ее подчиненные накануне накосячили, и ей пришлось поехать в офис, разбираться с последствием их глупости. Выгуляв Барни, Варя снова рухнула в постель, забывшись тревожным зыбким сном. Голова была пустой, будто бы пока она спала, кто-то подтер воспоминания, сделав их хрупкими и ускользающими. Ей ничего не хотелось: ни есть, ни двигаться, ни даже смотреть сериалы. Она знала это состояние, поэтому даже не пыталась как-то противиться напавшей на нее меланхолии.
Завернувшись в одеяло подобно гусенице и позволив псу забраться на кровать, что обычно для него было под строжайшим запретом, Варя провалялась так до тех пор, пока в солнце не село и не наступил вечер. Вставать и включать свет ей не хотелось, поэтому, когда Марьяна Анатольевна пришла домой, квартира была погружена в непроглядную тьму, а Варя спала в обнимку с Барни.
К утру настроение ее ничуть не улучшилось. Да еще и реальность услужливо постучалась в дверь, напомнив, что скоро вообще-то конец полугодия, выставление оценок не за горами, а у Вари в дополнительных задачках и конь не валялся. На них только Барни повалялся, но даже ему это быстро наскучило.
Варя пришла в школу за полчаса до начала занятий. Народу было немного, только неугомонные младшеклассники носились по коридорам первого этажа. Едва завидев знакомые макушки третьеклассников, Варя тут же свернула в раздевалки, надеясь избежать встречи с прекрасным. Конечно, с одной стороны ей было лестно, что дети ее не забыли (да и как такое забудешь), но с другой стороны их внимание ей докучало. Варя слишком привыкла быть невидимкой, чтобы действительно наслаждаться этим.
Дождавшись, пока дети исчезнут с поля зрения, Варя поднялась по лестнице на второй этаж и, прошествовав по почти пустому коридору, скользнула в классную комнату одиннадцатого класса. Там никого не было, что ее только порадовало. Бросив рюкзак на свой стул, Варя залезла на парту с ногами и вздохнула. Больше всего ей хотелось забраться в кроватку, укутаться одеялом и бесцельно глядеть в окно, наблюдая, как ночь сменяет день.
Она не относила себя к той категории людей, что любили устраивать драму на публике. Варя терпеть не могла таких страдалиц, которые навзрыд рыдали в кафе, сжимая остывший кофе между ладонями, или с неповторимым выражением лица стояли у стеночки в коридоре, пуская одну за другой трагические слезы. Варя считала, что слезы на публике — это признак слабости. Она не разрешала себе плакать до тех пор, пока не будет уверена, что может дать волю эмоциям, и никто не станет свидетелем этого небольшого торнадо. Она действительно редко позволяла себе разойтись, но когда это случалось, то случалось на все сто процентов.
Не то чтобы ей хотелось плакать или устраивать истерику, нет. Но этот арктический холод, заливавший ее с самой субботы, немного ее беспокоил. Казалось, будто она наглоталась успокоительного, и даже если сильно захочет, то не почувствует никакого волнения. Ей не хотелось смотреть сериалы, не хотелось даже читать. Варя была уверена, что выдай прямо сейчас Новикова какую-нибудь из своих излюбленных гадостей, ей было бы от этого ни горячо, ни холодно.
Дверь в класс громко хлопнула, и Варя вздрогнула от этого неожиданного звука. Обернувшись, она увидела Лилю, как обычно сосредоточенную и целеустремленную. Даже ее мышиного цвета волосы, стянутые в консервативный хвостик, подпрыгивавший в такт ее шагам, казались образцом упорядоченности и организованности.
— Доброе утро, Варя, — поздоровалась Лиля, подходя к своему месту, располагавшееся от Вари через два прохода. Лиля аккуратно поставила сумку на парту и вытащила наружу учебники и книгу, обернутую в кожаную обложку. Это было что-то новенькое.
— Привет, Лиля, — махнула рукой Варя. — Что читаешь?
Ей показалось, что невинный, казалось бы, вопрос, заставил одноклассницу слегка порозоветь. Лиля скосила глаза на книгу и неловко задвинула ее за учебники.
— Я… — она отвела взгляд в сторону. — Я совершенно неожиданно обнаружила, что мои познания в литературе оставляют желать лучшего. Мне указали на то, что хотя я могу в совершенстве описать способ построения сюжета романов, сама я с ними не знакома.
Лиля всегда выражалась достаточно запутанно и туманно, но на этот раз смысл Варя уловила достаточно быстро.
— Так ты читаешь роман! — воскликнула она прежде, чем успела себя остановить. Заметив, как скулы Лили налились краской, она постаралась умерить степень удивления. — И какой это?
— Я решила начать знакомство с этим жанром с классических представителей — Бронте, Остен… — пробормотала Лиля. — Сегодня начала «Гордость и Предубеждение».
Вопреки всему, что до этого думала Варя о своей неспособности почувствовать что-то из-за меланхолии, напавшей на нее и никак не желавшей уходить, внутри нее шевельнулся неподдельный интерес. Сама Варя обожала Джейн Остен, а ее романы знала наизусть. Они не были мудреными или сложными в понимании, но от этого не становились менее ценными. Каждая строчка, написанная рукой английской романистки, заставляла читателей чувствовать вместе с ее героинями. И, что было наиболее важно, все ее романы имели счастливый конец, даже несмотря на то, что его возможность была также призрачна, как наличие счастливых концов в реальной жизни.
— И как он тебе? — осторожно поинтересовалась Варя.
