До крыльца ресторана они дошли в молчании. Варю занимала тревожная мысль, как пройдет встреча отца с сыном, и, судя по поджатым губам и играющим желвакам на челюсти, Леша думал о том же.

Петр Никитович опешил, увидев, что Варя идет к нему не одна. Она видела, как папа сначала дернулся от узнавания, потом сощурил глаза, пытаясь получше разглядеть их в вечернем сумраке. Не отдавая отчета в своих действиях, он сделал несколько шагов им навстречу и резко замер, опомнившись.

— Привет, — помахала ему рукой Варя. Леша не выказал никакой реакции.

Подойдя к отцу, Варя обняла его, мысленно молясь всем известным и неизвестным богам, чтобы эти тридцать секунд ритуала «пост-сдал-пост-принял» прошли бескровно. В прошлый раз Леша не сдержался и едва не сломал отцу челюсть.

— Вареник! — воскликнул Петр Никитович, и его рот дернулся в улыбке, которая тут же исчезла, стоило ему взглянуть на Лешу.

Во взгляде того не было ничего теплого или радушного. Стороннему наблюдателю могло показаться, что и родственного между ними было не больше. Варе же всегда казалось, что они были очень похожи: оба высокие, будто башни, оба темноволосые, оба жестикулировали, когда хотели что-то объяснить. Только на фоне сына Петр Никитович выглядел еще уже и выше, чем он был на самом деле.

— Алексей, — сдержанно кивнул он, протягивая ладонь для рукопожатия. Леша смерил отца взглядом, ясно дававшим понять, что он думал о родителе, но все же пожал его руку. Атмосфера между двумя главными мужчинами Вариной жизни была настолько холодной, что даже зимний ветер казался теплее.

— Позвони мне, как соберешься домой, — сказал Леша, повернувшись к сестре. — Я буду неподалеку и смогу тебя забрать.

— Я сам ее отвезу, — подал голос Петр Никитович. — Можешь ехать домой.

— На чем? На ковре-самолете? — с издевкой поинтересовался Леша.

Отцу хватило самообладания проглотить реплику без резких комментариев. Он нервно пропустил пальцы сквозь волосы и поправил очки на тонком носу.

— Меня будет ждать такси, — сказал, наконец, он, не глядя на детей.

Леша только фыркнул, поворачиваясь к сестре.

— Тебе решать, — произнес он.

Варя покосилась на отца, который не поднимал глаз от ботинок, находя их очень занимательным предметом для изучения. Она не могла с ним так поступить, даже если из-за этого придется потом выяснять отношения с братом.

— Я не хочу, чтобы из-за меня ты болтался тут, — сказала она. — Я не знаю, сколько мы здесь пробудем. Езжай домой, Леш.

— Как хочешь, — пожал плечами он и, быстро клюнув ее в щеку, ушел.

Варя повернулась к отцу, чувствуя себя виноватой.

— Прости за это, я говорила ему, что сама дойду, но…

— Вареник, ничего страшного, — Петр Никитович поднял голову и улыбнулся дочери. — Все в порядке, правда. Пошли внутрь, а то я дико замерз, да и ты сегодня не сильно тепло одета.

Внутренняя обстановка ресторана почти полностью соответствовала Вариным ожиданиям. Отполированный паркетный пол отражал расписной потолок в стиле позднего Ренессанса, между небольшими столиками, застеленными белоснежными скатертями, сновали официанты, одетые в черные фраки. Претенциозность этого места зашкаливала, и, едва войдя в двустворчатые двери, Варя тут же почувствовала себя не в своей тарелке в отличие от своего отца.

Петр Никитович, наоборот, подходил к вычурному интерьеру ресторана как нельзя кстати. Он органично вливался в атмосферу псевдостарины, напоминая одного из тех аристократов, о которых писали классики. Возможно, так казалось из-за романов, выходивших из-под пера – или, точнее, клавиатуры — Вариного отца. Когда он писал, он полностью погружался в мир своих героев и порой даже говорить начинал с налетом речи девятнадцатого века.

В гардеробной верхнюю одежду подхватил юркий парень во фраке, пообещав, что выдаст ее по первому требованию. Услужливый метрдотель с настоящим моноклем на глазах встретил их у дверей и предложил проводить к забронированному столику. Стоило Варе сесть за стол и выдохнуть, перед ней волшебным образом появилась кожаная папка с тисненной надписью «Меню».

Над столом воцарилось неловкое молчание. В то время как Петр Никитович приходил в себя после встречи с сыном, Варя делала вид, что внимательнейшим образом осматривает ресторан и публику по соседству. Но слишком сильно притворяться ей не пришлось, вокруг действительно было на что посмотреть.

Во-первых, она внезапно обнаружила, что не видит ни одной женщины среди обслуживающего персонала. Действительно, по большому залу степенно курсировали одни мужчины, все как на подбор высокие, подтянутые, с одинаковыми прическами и безупречными манерами. Они с грацией газели лавировали между столиками, нагруженные большими подносами, умудряясь ничего не уронить.

Во-вторых, и посетители обращали на себя внимание. Мужчины и женщины разных возрастов, все разодетые в пух и прах, сидели за столиками с важным видом. Варя чувствовала себя среди них лишней. Ей казалось, что все эти роскошные дамы, сверкающие бриллиантами, глядят на нее с нескрываемым презрением. «Притворщица!» — будто бы говорили они.

— Вы готовы сделать заказ? — раздался над ее ухом незнакомый холодный голос.

Вздрогнув, Варя подняла голову и увидела официанта, подкравшегося абсолютно бесшумно. Он смотрел на нее с участием психиатра, которого больной внезапно назвал Сальери и обвинил в смерти Моцарта.

— Эээ… — протянула растерянно Варя, глядя на нетронутое меню перед собой. Она буквально чувствовала, как загорелись ее щеки под взглядом официанта.

— Дама будет томатный суп, итальянский салат и апельсиновый сок, — подал голос Петр Никитович. — А мне, пожалуйста, телячьи медальоны и чайничек зеленого чая.

— Медальоны будут готовы где-то через полчаса, вас это устроит?

— Да, вполне, — кивнул Петр Никитович.

Понятливо кивнув, официант, забрав меню и лишние бокалы, также незаметно и бесшумно исчез.

— Ты ведь не против, что я заказал за тебя? — спросил отец, сминая в руках салфеточный шедевр в форме лебедя.

— Нет, что ты… — Варя усмехнулась. — Я бы еще долго тупила. Ты часто здесь бываешь, да?

— Не так, чтобы очень, но да, достаточно. Последний раз меня сюда привел мой редактор, чтобы обсудить выход новой книги. Представляешь, они хотят выпустить новый тираж в мягкой обложке.

— Мягкие обложки – зло, — заметила Варя, видя одобрительную улыбку на лице отца. — Они мнутся, рвутся, на полку их нормально не поставишь. И стоят практически также, как и в твердой. Как далеко ты его послал за такой беспредел?

Петр Никитович кашлянул, скрывая смех.

— Куда-то в район Древней Греции, — сказал он. — Прекрасное время, знаешь ли.

— Ага, — кивнула Варя. — Философия живет полной жизнью, мужская любовь процветает… — она задумчиво посмотрела в потолок, вспоминая редактора отца — напыщенного любителя бордовых рубашек и позолоченных очков. – Да, думаю, ему там очень понравится. Откроет для себя много нового.

Отец больше не смог сдерживаться и рассмеялся. Варя радостно улыбнулась, чувствуя, как напряжение отпускает их обоих.

— Как дела в школе, Вареник? — спросил Петр Никитович, разглаживая салфетку на коленях.

— Ну, знаешь, нормально, — Варя пожала плечами. — Только с физикой и геометрией проблемы, но я разберусь. В крайнем случае забью. Но это совсем в крайнем.

— Эх, мы с тобой оба гуманитарии, — посетовал Петр Никитович. — Я тоже никогда не понимал всю эту физическую муру. Да и зачем мне знать, на что реагирует водород, а на что не реагирует?

Варя прыснула, откидываясь на спинку стула.

— Пап, это химия уже, — заметила она.

— Ага, и химическую муру я тоже никогда не понимал, — развел руками тот. — Зато теперь, если мне надо что-нибудь выяснить, я просто беру телефон и звоню какому-нибудь консультанту. Так что не переживай, Вареник, если только ты не собираешься быть химиком-физиком, не знать это не страшно.

— Мама так не думает, — вздохнула Варя. — Я уже предчувствую кару за тройки. Я, конечно, понимаю, что она хочет, как лучше, но и я ведь не вундеркинд, — пробурчала она.