Потом к этому междусобойчику как-то сама собой добавилась Лиля. Как-то раз она забрела в классную комнату во время перерыва, с трудом удерживая в тонких ручках стопку учебников по ядерной физике и обеденный контейнер, опасно покачивающийся над ее головой. Едва не столкнувшись с партой, она полетела на пол, выронив и книги, и контейнер, чудом оставшийся целым. Варя с Русланом бросились ей помогать. Перекинувшись парой слов о том, о сем, Лиля, покрасневшая словно помидор, поспешно удалилась из комнаты, но уже на следующий день обедала вместе с ними.

Было ли дело во всемогущем дружелюбии Руслана, который с легкостью Винни-Пуха заводил друзей, или тому причиной стало грандиозное сражение ее головы и бутылки, Варя не знала. Но после того, как она перестала одинокой тенью передвигаться от одного класса к другому, постоянно уткнувшись в книгу, отношение одноклассников к ее персоне стало плавно меняться.

Не сильно, не так, чтобы заметно, но для Вари находиться среди любимых одноклассничков стало комфортнее. Никуда не делись остроумные замечания местных весельчаков, не исчезло презрительное фырканье Новиковской клики, а сама предводительница кидала на Ворону такие взгляды, что ей хотелось пойти смыть с себя эту ядовитую злобу. Может быть потому, что она знала, что не все в классе разделяли эту ненависть? И правда, если приглядеться, то можно было заметить, что не все парни поддерживали издевательский смех, когда Варя роняла учебник или спотыкалась на ровном месте. Да и девочки скорее с неодобрением косились на Вику из-за ее желчных комментариев, чем соглашались с ней.

Даже учителя, и те прониклись. Ну, за исключением Пропеллера. Ирина Владимировна так и норовила придраться хоть к чему-нибудь, будь то колготки не того цвета или ногти, выкрашенные черным лаком. Остальные же порой выражали поддержку и озабоченность ее состоянием. Биологичка незаслуженно завысила отметку по контрольной и поставила «хорошо» вместо «удовлетворительно», хотя Варя ту тему пропустила и верно ответила меньше, чем на половину вопросов. Физрук стоял на страже спортзала и, едва завидев Воронину в конце коридора, кричал ей, чтобы даже не думала подходить, несмотря на то, что выданное доктором освобождение давно кончилось. Стояла середина ноября, больше месяца прошло со злополучного Дня Учителя, а физрук все равно прогонял Варю подальше от своей спортивной обители. Зато негласных виновников эпического ранения Петр Петрович гонял как сидоровых коз, и они выползали из физкультурного зала едва живые.

Подумав об учителях, Варя снова вспомнила бедного историка. Ей было его безумно жаль, и она искренне надеялась, что все обойдется, и Михаил Анатольевич еще вернется к работе, пусть ему и было уже шестьдесят восемь лет. Пусть он был ворчливым, упрямым старикашкой, вместе с тем он знал историю, как никто другой. Его глубокие познания, которые он в своей манере пытался передать юным умам, выходили далеко за рамки школьной программы. Более того, он испытывал глубокое отвращение к той истории, что была изложена в советских учебниках, поэтому заставлял своих учеников изучать также труды Соловьева, Карамзина. Они даже читали повесть временных лет, чтобы лучше узнать быт Древней Руси.

Минутная стрелка на часах ползла еле-еле, будто бы часы нарочно решили замедлиться. Посмотрев на циферблат, висевший над входной дверью в школу, Варя увидела ту же самую картину: стрелки упорно показывали, что от начала урока прошло только пятнадцать минут, что значило, что Леша приедет только через полчаса, а Варя уже начала замерзать. Утром, нежданно-негаданно, выпал снег, что она заметила, только выйдя на улицу, а времени бежать домой не было.

Поэтому теперь она пожинала плоды собственной лени. Асфальт медленно покрывался белым снежком, падающим с неба крупными пушистыми снежинками, а Варя также медленно замерзала, кутаясь в не такое уж и теплое осеннее пальто. Конечно, можно было зайти внутрь школы и подождать брата в холле, но старые привычки умирают долго, а видеть знакомые лица Варе не хотелось. Ей, пока еще только привыкающей к тому, что она перестала быть невидимкой, целого дня, проведенного в общении с одноклассниками, было вполне достаточно, чтобы теперь желать от них отдохнуть. Поэтому она и мерзла снаружи, переминаясь с ноги на ногу.

Варя достала из кармана телефон, проверяя время. Но и электронные цифры вступили в заговор часов: они показывали, что прошло только две минуты с тех пор, как она последний раз смотрела на часы. Вздохнув, Варя опустила голову, пряча нос в воротнике.

Улицу наполняла непривычная для Москвы тишина, только отдаленно гудели машины на шоссе. Школа «Кленовый лист», благодаря очень удачному расположению — в проулке между двумя широкими улочками, всегда была окружена затишьем, которое в центре громадного города было найти очень сложно. Поэтому машину, мягко остановившуюся у противоположной стороны дороги, Варя сначала услышала.

В надежде, что Леша решил приехать пораньше, Варя дернулась в сторону большого черного внедорожника прежде, чем поняла, что машина, собственно, чужая, и за рулем сидит незнакомый мужчина шкафообразного вида с каменным лицом. Вздохнув, Варя привалилась обратно к перилам. Услышав протяжный скрип измученных жизнью перил, она скривилась и перевела взгляд на машину.

Открылась задняя дверь. Прежде, чем Варя успела что-либо понять, оттуда с истошным лаем вывалилось нечто круглое и голубоватое на четырех ножках. Шарик на ножках шлепнулся на снег, отряхнулся и бросился прочь от машины. Приглядевшись, Варя признала в этом непонятном объекте маленького и чрезвычайно упитанного йоркширского терьера, одетого в голубой комбинезон. Песик, быстро перебирая лапками, резво перебежал через дорогу, оставляя на свежем снегу маленькие следы, и бросился под крыльцо, пытаясь забиться под него.

Следом за песиком из машины выбралась девочка, половую принадлежность которой Варя смогла опознать только по голосу, принадлежавшему явно ребенку женского пола. В остальном отличить ее от парня было довольно сложно: бесформенный коричневый балахон до колен исключал какой-либо намек на фигуру, а короткие волосы, торчащие из-под серой шапки, надвинутой на глаза, могли принадлежать как мальчику, так и девочке.

— Джек! Стой! Кому сказала, Джек! — закричала она, бросаясь вслед за песиком. Ей – как, впрочем, и собаке — очень повезло, что движения на дороге не было, и они оба не стали жертвами неосторожности.

Добежав до крыльца, девочка наклонилась, пытаясь вытащить пса, забившегося настолько глубоко под лестницу, насколько ему позволяли упитанные формы. Варя с любопытством наблюдала сие действо сверху вниз. Ее девочка, увлеченная выковыриванием песика, не заметила. Она настойчиво звала его, но пес, завидев хозяйку, пустился во все тяжкие и, сделав невообразимый рывок в сторону, пробкой вылетел с другой стороны, заходясь в истошном лае.

Осмотревшись, он увидел единственное спасение на пустой заснеженной улице — крыльцо. С трудом затащив тушку по ступеням вверх, пес врезался в Варины ноги и недоуменно уставился на нее, моргая ошалевшими глазами.

— Какой милый песик, — протянула Варя, медленно опускаясь на корточки. Девочка тем временем выбралась из-под лестницы, и взобралась на крыльцо, тяжело дыша. Увидев ее, Джек взвизгнул и попятился назад, прячась от хозяйки за Варей.

— Джек от укола так ошалел, — немного виновато пояснила девочка, замирая на месте и глядя на пса с опаской. — Ветеринар сказал, что так бывает, надо просто дать ему перебеситься.

— Тебе повезло, что здесь особо некуда спрятаться, — Варя покосилась на пса, в глазах-пуговках которого застыло выражение бескрайнего ужаса. — Кажется, он чего-то испугался. Не знаешь, чего?

Девочка пожала плечами, задумчиво глядя в тучки.

— Ну, у меня телефон зазвонил, — произнесла она, хмурясь.

— А на звонке у тебя что стоит?

— Металлика, — сказала она, корча рожицу. Отчего-то эти ужимки показались Варе знакомыми, только она никак не могла понять, почему.