На небольшой полукруглой сцене выступали приглашенные артисты, и, судя по восторженным воплям, они были мало-мальски известными, но тут Варя экспертом не была. Современная русская эстрада, к счастью, обошла ее стороной. В промежутках между сольными выступлениями играл диджей, а когда и он уходил отдыхать, слово брала… женщина-тамада? Или тамады бывают только на свадьбах? Аниматором называть ее было как-то по-детски, а от ведущей так и веяло замшелым концертом где-то в старом пыльном зале.

Столы, за которыми группами по десятеро сидели выпускники стояли вдоль стен вытянутым полукругом, а в центре, ближе к сцене, оставалось пространство, устеленное паркетом, для танцев. По началу все мялись и стеснялись, жались к стенам и кучковались у столов, но потом на танцпол вышли первые ласточки, и за ними потянулись остальные. Варя сначала тоже отказывалась от сомнительной чести быть потыканной и потолканной, но потом уломалась и сама не заметила, как втянулась.

А потом, как-то совершенно неожиданно, она поняла, что в толпе ей неуютно, и улизнула в один из боковых коридоров в задней части зала. Возможно, потому, что диджей решил, что быстрых танцев достаточно и врубил медляки. А Варя, перед тем как улизнуть, заметила ну очень внимательный взгляд Глеба, ищущий кого-то среди танцующих. Некое пятое, шестое или двадцать шестое чувство подсказало, что ищет он ее, а танцевать с ним настроения как-то не было. Или оно было, но под действием момента улетучилось? В общем, статус настроения был неопределенный и мало понятный. Поэтому, воспользовавшись радостной неразберихой, всегда сопутствовавшей резкой смене музыки, Варя бочком протиснулась между танцующими и ускользнула.

До этого она никогда не плавала на яхтах. Хотя, наверно, слово «плавать» здесь не слишком подходит. Ходила? Но тогда это подразумевало бы, что Варя знала, как яхтой управлять… Максимум ее знаний заканчивался на серии «Друзей», когда Рейчел пыталась научить Джоуи управлять сдуру купленной яхтой. И та была явно поменьше, чем этот кошмар воспаленного воображения.

Варя, облокотившись о перила, смотрела на проплывающие мимо огни. В мыслях витало что-то неопределенное, но, однозначно, имеющее налет конечности. Школа кончилась. Теперь точно. Утром, когда их выпустят с этой лодки, они разойдутся на все четыре стороны, и даже не образно говоря. Нет больше экзаменов, нет учебных дней. Даже выпускной — и тот стремится к завершению. Как, впрочем, и все в жизни. Но ведь можно смотреть на это иначе, правда? Видеть не маячащий на той стороне конец, а начало, которое он за собой влечет. И долгий, долгий путь, который еще необходимо преодолеть. А таких начал перед Варей было еще много. Жизнь ведь, по сути, только начиналась. Сейчас Варя внезапно поняла это особенно остро. Бывает такое, что простые мысли, замусоленные тысячами предыдущих открытий, именно в вечерний, предночной час сияют в темноте разума особенно ярко.

Официальная, школьная часть пронеслась мимо быстро и незаметно. Больше было волнений и сборов, чем самого действа.

Утро у Вари не задалось с самого… кхм, утра. Как там обычно в трогательных романах бывает, девушки просыпаются от пения птичек и нежных трелей соловья за окном? А по лицу скользят солнечные лучики, из-за приоткрытой двери доносится запах свежесваренного кофе и только что принесенных булочек с корицей.

Ага. Конечно. Это в трогательных романах, а у нас тут минимум триллер.

Варино утро началось с истошного ора телефона. Точнее звонок-то еще был нормальный, но стоило Варе принять вызов, как из трубки понесся истошный ор на два голоса. Прежде, чем Варя успела, собственно, осознать происходящее, вызов успел закончиться, а когда сонный еще мозг услышанное переварил… Варя рухнула на подушку с болезненным стоном.

Если перевести вопли сестер Филатовых — а звонили именно они, — в единое адекватное полотно, то случилось примерно следующее. Где-то в недрах технических помещений высотки, в которой они жили, произошел сантехнический коллапс, и из всех водопроводных отверстий в доме хлынуло… Нечто. И это нечто залило полы так, что пробираться можно было только в резиновых сапогах, и то недолго. Родители Лили и Розы бесновались, Роза так вообще была в ужасе, сама Лиля пребывала в неуместном экстазе от ситуации.

Но это было не главное. Главным было то, что обе они вместе с платьями, косметикой и ордой помощников Розы направлялись сейчас в квартиру к Варе, чтобы устроить экстренный штаб подготовки к операции под названием «Выпускной». Изначально штаб должен был быть у Филатовых, но судьба внесла свои коррективы.

Варя с тоской посмотрела на будильник. Будильник также грустно показал время — пять утра двадцать четыре минуты. Даже Барни еще пребывал в упоительном сне и не требовал прогулки и кормежки. За окном было серо и уныло, вставать не хотелось, приводить себя в состояние боевой готовности — тем более. Но что-то подсказывало Варе, что от пришествия Розы ее не спасет ни забаррикадированная дверь, ни секретное оружие в виде Матвея, который в этот час пошел ее куда подальше.

К приезду Филатовых Варя еще не проснулась, но уже немного с подъемом смирилась. Она пила кофе из огромной чашки, которую сама называла ведром экстренной побудки и отчаянно завидовала маме, которая, услышав, что к ним домой едет воинственно настроенные девицы, приняла мудрое решение эвакуироваться вместе с собакой к Леше.

По приезду Роза развернула бурную деятельность. Варя ушла в комнату переодеваться на какие-то десять минут, а когда вернулась, потеряла дар речи. На столах были разложены чемоданы с косметикой, у окна на манекенах — они-то откуда взялись? — висели платья, ее и Лилино, а специально обученный человек в лице Розиной помощницы скакал вокруг них с отпаривателем в руках. В центр комнаты были выставлены два высоких стула, и на одном уже сидела Лиля с лицом, разукрашенным разноцветными масками. На лице Розы было такое кровожадное выражение, что Варя невольно попятилась, но хищник ее уже заметил…

Пытки длились долго, пытки были жестокими, но… По итогу Варя не могла не признать, что Роза дело свое пыточное знала. Пока она наряжала в платье Лилю, чтобы посмотреть, все ли нормально и не нужно ли где-нибудь что-нибудь ушить, Варе она всучила туфли, у которых вместо каблука была узкая, но на удивление устойчивая платформа, и наказала тренироваться. Перечить Розе было себе дороже, поэтому Варя взгромоздилась на туфли, чувствуя себя жирафом на ходулях, и принялась слоняться по комнате, чувствуя к стене, столу, да в принципе любой поверхности, за которую можно было держаться, внезапно воспылавшие нежные чувства.

Именно так, в туфлях, с чем-то невообразимом из бигудей и заколок на голове, да еще и в коротком шелковом халатике, тоже принадлежавшим Розе, и застала ее Марьяна Анатольевна, имевшая неосторожность вернуться в квартиру раньше, чем Варя подаст ей сигнал, что опасность миновала. Она внимательно посмотрела на дочь, на развившую бурную деятельность Розу, на ее помощников, круживших по территории с видом загнанных оленей… И удалилась, пока ураган Розиного творчества не перекинулся и на нее.

Зато когда Варя увидела глаза Астахова, она поняла, что все пытки и страдания этого дня окуплены. Ну, разве что кроме подъема в пять утра. Побудку ни свет, ни заря Варя простила бы только Доктору. И то, после долгих, долгих раздумий.

Глеб выглядел… Ослепительно. Как всегда, впрочем. И волосы зачесаны так, будто он только что поднялся с постели, как у тех героинь в фильмах, которые только проснулись, а уже полностью идеально накрашены. Костюм сидел идеально, ни единой складочки, ни единой лишней детали. И главным был его взгляд, появившийся, когда он увидел Варю.

Да, определенно, пытки были оправданы.

На мгновение мир вокруг замер, совсем как в слезливой мелодраме. Но, опять же, жизнь Варина мелодрамой определенно не была, поэтому ни восторженных объятий, ни пылких признаний не случилось. Глеба увлекла прочь его семья, Варя только и успела, что заметить встрепанную макушку Леси, а саму Варю отвлекла новая серия ее трагикомедийного триллера. Помимо прочего, Варя волновалась еще и потому, что она позвала папу на выпускной. И Леша там тоже собирался быть. И это столкновение миров она вполне могла не пережить в здравом рассудке.