Варя уткнулась головой в холодную парту и закрыла глаза. Лежала она так минут пять, поэтому бешеный пульс не прекратил свою скачку и она не смогла ровно дышать, а пальцы, снова начавшие трястись, не прекратили свой нервный танец. Ну, не сдаст она. И что? Жизнь кончится на этом? Или, может, это поставит крест на ее будущем? Нет, конечно. Просто цифра, которая значения иметь не будет даже не через какие-то десять лет, а через год. Мама, конечно, поругается, но глобально последствий никаких не будет. Папа же вообще сказал ей, что все это очень прозаично и ему искренне плевать, даже если Варя станет дальнобойщиком. Главное, чтобы ей нравилось. А со всем остальным они ей справиться помогут.

И стоило об этом подумать, как волнение отступило, и Варя смогла посмотреть на тест трезвым спокойным взглядом. И сразу он перестал казаться ей таким страшным, и вопросы оказались как-то легче, да и мысль полетела будто сама собой.

Второй экзамен оказался менее страшным, тем более что русский язык Варя любила и разбиралась в нем довольно неплохо. А уж с сочинением она могла расправиться одной левой, даром что отец писатель. К третьему — английскому языку — Варя уже настолько вошла во вкус, что почти не нервничала. Впрочем, они все прийти в себя или попросту свыклись с постоянным нервным напряжением. Разве что Лиля горестно вздыхала, что времени на экзамен отводится слишком мало, он слишком быстро кончится, и она не успеет насладиться. Услышав эту ее реплику, Варя едва удержалась, чтобы не покрутить пальцем у виска. Не одна она. Руслан и Глеб были с ней вполне солидарны.

А потом пришел черед математики, и все волнение, вроде бы отпущенное на волю, вернулось в троекратном размере. Пока автобус ехал до школы, Варя успела трижды решить, что конец ее близок. Утром она выпила столько успокоительного, что и слона свалило бы, но на нее оно почему-то не подействовало. На месте не сиделось, ее будто то и дело подкидывало. Ее настолько дергало, что это заметил даже снова спящий Руслан. Точнее сказать, именно он и был тем, кто по контактному телеграфу тычков, указал на это Лиле и Глебу. Варя, ко всему прочему еще и проспавшая и прибежавшая к зданию школы тогда, когда весь класс уже сидел в автобусе, сидела в самом конце и тряслась. Увидев ее состояние, Лиля, нарываясь на крики Пропеллера, встала, чтобы подойти, но ее опередил Глеб.

— Эй, — преувеличенно бодро окликнул он Варю и плюхнулся на соседнее сиденье. — Как дела?

— Потрясающе, — буркнула Варя, пряча руки под ноги, усаживаясь на них для верности.

Глеб окинул ее внимательным взглядом и хмыкнул. У него, в отличие от Вари, с математикой было все в принципе довольно неплохо, и нервничал он заметно меньше, чем перед историей. Да и что ему нервничать, если главное — сдать математику хотя бы на твердые семьдесят баллов, которые он с легкостью набирал на предварительных экзаменах? Это Варя проходной барьер наскребала исключительно чудом.

— Волнуешься? — спросил Глеб, немного погодя.

— А что, не заметно? — огрызнулась Варя и тут же вздохнула. — Прости.

— Да забей, — Глеб снова хмыкнул и с хитринкой посмотрел на нее. — Как прошло великое переселение народов?

Варя сначала недоуменно подняла брови, а потом поняла, о чем он говорит. И невольно прыснула.

Дело в том, что на прошедших выходных Леша привел Алю к ним с мамой домой и торжественно возвестил, что в их переговорах наметился прогресс. Аля еще не согласилась выйти за него замуж, но на переезд, так и быть, свое согласие дала. Сама Аля, гневно сверкающая глазами и сложившая руки на груди, только фыркала и громко оповещала всех присутствующих, что ее заставили и пригрозили, что если она не соберет свои вещи и не перевезет их к Леше, то Леша сам переедет к ней и все расскажет ее матери, которую называть будет любимой тещей, заранее. А та, к слову, про интересное положение Али еще не знала. И по тому, как Аля искусно уклонялась от разговора с ней, узнает она о перспективах бабульничества еще не скоро.

Поэтому вечер субботы семья Ворониных в почти полном составе потратила на то, чтобы прибрать квартиру Леши и освободить там место под вещи Али. Сделать это было куда сложнее, чем казалось. Во-первых, одежды у Леши обнаружилось столько, сколько не набралось бы у Вари и Марьяны Анатольевны вместе взятых. В шкафах теснились целые орды рубашек, каждую из которых Леша надел всего раз или два в своей жизни, брюк, которые покупались по порыву души и были то ему малы, то длинны, то просто перестали нравиться. Джинс и футболок было еще больше. Где-то за всей этой влажной фантазией моли обыкновенной обнаружились запасы ремней и носков, которых хватило бы, чтобы обеспечить роту солдат на пару месяцев.

— Это он явно не в меня, — оправдываясь, сказала Марьяна Анатольевна, оглядывая место боевых действий.

Действительно боевых, так как Леша на защиту своих шмоток собрал все свое мужество. Вот только куда ему против трех серьезно настроенных женщин с коробками в руках и решимостью в глазах? А Аля, к тому же, жаждала поквитаться за наглый шантаж, поэтому в ее глазах горело еще что-то подозрительно маниакальное. Настолько подозрительное, что Леша под шумок собрал по квартире ножницы и ножи и тихонечко спрятал их в какой-то обувной коробке. Просто на всякий случай.

За этот вечер Леша, успел и лысеть начать, и седеть преждевременно. Особенно нервный момент случился тогда, когда Аля нашла в его шкафу коробку, небрежно задвинутую за гантели. Или это гантели, наоборот, притиснули ее к стенке, чтобы не развалилась? Так или иначе, но воспаленное сознание обычно спокойной госпожи психолога решило, что таким образом Леша пытался эту коробку спрятать.

Сначала Варя не поняла, в чем дело, но потом, когда Аля движением профессионального футболиста выпнула коробку в гостиную и хрупкие бока той не выдержали давления и лопнули, рассыпая содержимое, до нее дошло. То была знаменитая, тщательно оберегаемая «трофейная» коробка Леши. Именно туда он складывал все вещи, которые забывали у него очередные пассии. Каждый раз, когда он встречался с друзьями, одним из первых вопросов тех было об этой коробочке и не появилось ли в ней чего нового. Варе всегда было очень любопытно посмотреть на ее содержимое, но Леша никогда не разрешал ей этого сделать. И теперь ей стало понятно, почему.

Самым безобидным в ней было женское белье разных размеров и расцветок. И то, от некоторых представленных моделей Варе стало не по себе. Кроме него, внутри валялись полароидные фотографии, которые ей рассмотреть не удалось, и, наверное, к счастью. Все-таки ее нежная психика была явно к такому не готова. Среди прочего там лежали какие-то таинственные предметы непонятного назначения, но, кажется, их узнали все присутствующие, кроме Вари. По крайней мере, Леша, увидевший, что на них уставились мама и Варя, густо покраснел и, подобрав коробку и выпавшие вещи, унесся куда-то быстрее Флэша.

Марьяна Анатольевна, проводив его удивленно-насмешливым взглядом, кашлянула и сказала, что пойдет поищет мусорные пакеты, так как коробки уже кончились, а вещи Лешины, подлежащие перемещению — нет.

Алевтина и Варя остались одни. Аля, все еще бурлящая негодованием, рухнула в кресло, страдальчески стеная. Варя, помявшись, налила себе воды и села на диван, поджав ноги. Отчего-то ей вдруг стало неловко наедине с Алей.

Та словно это почувствовала и подняла голову, смотря на Варю.

— Я становлюсь такой банальной истеричкой, что самой стыдно, — сказала Аля, качая головой. — Наверно, мне стоит извиниться перед тобой. — Решительности в ее голосе можно было только позавидовать.

— Наверно, стоит, — согласилась Варя.

Аля вздохнула.

— Я не должна была от тебя бегать, ведь это я из нас двоих, по идее, взрослая и разумная. Прости, что я так себя вела. Когда взрослые ссорятся, не должны страдать дети.

— Разве это не про родителей и их детей?

— Да какая разница, — махнула рукой Аля. — Я все равно виновата. Поругалась же я с Лешей, а не с тобой. А вела себя, как… — она цокнула языком. — Как думаешь, это гормоны или я слишком увлеклась стереотипами?