— И теперь я просто не знаю, что делать. — Варя вздохнула и перевела глаза на стекло, от которого веяло холодом.

— Может быть, ничего делать и не надо? — спросил Глеб задумчиво.

Возмущенная перспективой бездействия, Варя тут же вскинула на него глаза.

— Тихо, не надо меня убивать! — рассмеялся Глеб, поднимая руки в воздух, отчего стаканчик, который он все еще держал, угрожающе накренился. К счастью, кофе на рубашку не пролилось. — Я к тому, что, может быть, дать им самим разобраться? Ведь они все-таки взрослые люди, как никак.

— Взрослые, ага, — фыркнула Варя, ставя свой стакан на столик и скрещивая на груди руки. — Один бухает беспробудно, другая шифруется ото всех.

Глеб с улыбкой покачал головой.

— Ну вот представь, что бы ты чувствовала на их месте, — сказал он, глядя на нее своими зелеными, как весенняя трава, глазами, в которых отражались лампочки и блестели огоньки. Варя почувствовала резкий приступ жара, никак с погодными условиями не связанный, и вот прямо сейчас эти хитрые глазюки возненавидела. Ну, чуть-чуть. Так. Немножко.

— Ну, я бы для начала, на их месте бы не оказалась, — заявила она, злясь сразу на всех: на Лешу, на Алю, на Астахова и на себя.

— Ты давай не зарекайся, — усмехнулся как-то так слишком многозначительно Глеб. — А то знаешь, будущее оно такое туманное и такое неопределенное… Ладно-ладно, прекращаю, а то ты сейчас так вскипишь, что волосы высохнут, — рассмеялся он, глядя на рассвирепевшее лицо Вари. Та и вправду была готова как минимум его треснуть, как максимум… Тут фантазия растерянно разводила руками. Потому что намеки Астахова были прозрачны и ясны, как погода в солнечный летний день, словом, настолько, что даже обычно долго думающая Варя их поняла именно так, как задумывал сам маэстро. И от этого понимания краснело все, что еще не успело покраснеть заранее.

И самое обидное, что Глеб это прекрасно видел. И сие созерцание его явно радовало. А Варю это бесило. Отчего краснота с лица — и не только лица, — не сходила. Что видел Астахов, что его радовало, и что снова бесило Варю… Замкнутый круг.

— Но вообще, я серьезно, — продолжил, тем временем, Глеб, возвращаясь к серьезному тону. — Ты бы хотела, чтобы кто-то, например, Лиля, вмешивались в такой щекотливый вопрос?

Варя была вынуждена признать, что этого она бы хотела меньше всего.

— Но и я, знаешь ли, не Лиля для Леши и Али, — заметила упрямо она.

— Поэтому и вмешательство твое может быть воспринято куда болезненней. Это, конечно, мило и все такое, — Глеб склонил голову на бок, — но дай им самим разобраться. Вот увидишь, сами решат все. К тому же, и взрослые люди могут творить фигню. Как вообще у тебя дела? — неожиданно спросил он, не меняя тона. И тут же начал оправдываться, что, видимо, это на него так их разговор повлиял, и вообще они так давно нормально не общались…

— Папа все-таки женится, — перебила его Варя, на которую атмосфера откровенности определенно тоже подействовала.

Глеб на мгновение опешил, но быстро взял себя в руки, нервным жестом пригладив волосы. Или взъерошив их еще больше, это как посмотреть.

— Это на той стерве светловолосой? — спросил он, прищурившись, вспоминая.

Варя тоже вспомнила и тот грандиозный провал в ресторане, когда все семейство Астаховых в полном составе застало ее ругань с отцом, и другой день, когда пассия отца Светлана подкараулила ее у школы, и Варе не пришло в голову ничего лучше, кроме как схватиться за Глеба, вышедшего из школы вслед за ней, и убежать вместе с ним. Знала бы она тогда, чем это ее хватание Глеба за руки и заявление с апломбом про молодого человека кончится. Вот уж точно, если бы кто сказал, что она с ним будет встречаться, покрутил бы пальцем у виска.

— На ней, — кивнула Варя. — Они то сходились, то снова расходились… И вот, вроде бы, светловолосая стерва его дожала.

— И как ты с ней? — спросил Глеб.

Варя пожала плечами. И правда, а как она с ней? По правде говоря, весьма сомнительно. Варя все еще не могла отделаться от того образа, который сложился в ее голове в первую со Светланой встречу, и если ее более положительные качества и наличествовали где-то там, в глубине ее блондинистой души, то Варя решительно их не видела. Но видел папа, и, наверно, это и было главным? Петр Никитович был не самым стойким человеком, но он умел разбираться в людях.

— Наше общение можно описать как «вооруженный нейтралитет», — улыбнулась Варя, посмотрев вниз. — Она мне все еще не слишком нравится, но я как-то пришла к тому, что это немножко совсем не мое дело.

Глеб покачал головой и как-то странно не то улыбнулся, не то скривил губы в сложном выражении, которого Варя не поняла.

— Что? — спросила она.

— Да нет, ничего, — отозвался он. Варя нахмурилась, и Глеб сдался, поднимая руки ладонями вверх. — Просто… Знаешь, мне кажется, еще пару месяцев назад ты бы так не думала. И это немного странно — видеть такие внезапные изменения в человеке, которого ты думаешь, что знаешь. И это не плохо, нет, — поспешно добавил он. — Просто… Непривычно.

Варя ничего на это не ответила, только отвела взгляд. Она ведь не просто так сказала ему, что ей нужно время, чтобы разобраться в себе. И — это она видела и сама, — она действительно менялась. И да, еще пару месяцев назад она бы совершенно точно считала бы, что личная жизнь отца касается ее прямо-таки непосредственно. В конце концов, это ведь ее отец и она желает ему только лучшего. А теперь… Она все еще желала ему лучшего, но щелкнувший в голове тумблер сменил ракурс этой мысли.

Они сидели вот так, разговаривая, долго. Разговор, так внезапно начавшийся, захватил их обоих своим водоворотом, и очнулись они только под совсем уже поздний вечер. Они не заметили, как кончился дождь и выглянуло из-за плотных серых туч солнце, как оно осветило длинную, залитую водой улицу, многократно отражаясь в лужах и слепя глаза прохожим.

*

Глеб непреклонно заявил, что довезет-таки Варю до дома. А когда Варя попыталась отказаться, заявив, что ей вообще-то надо и в магазин заехать, и прогуляться бы хотелось, да и вообще, ее мама встретит после работы, Глеб страдальчески вздохнул, посмотрел в темное небо и заткнул уши руками, громко повторяя: «Ла-ла-ла-ла-ла». Так громко, что прохожие на улице стали удивленно оборачиваться в их сторону.

— Ладно, уговорил! — замахала на него руками Варя, злясь и веселясь одновременно. Астахов, как обычно, мастерски устраивал цирк на пустом месте.

Напоминать, где она живет, Глебу не понадобилось. Он уверенно сворачивал в нужную сторону, даже не включая навигатор. В машине стояла тишина, что-то тихо курлыкало радио, включившееся вместе с зажиганием. И вроде бы все было так хорошо, так спокойно… А Варю вновь обхватило беспокойство. Тревожно-радостное такое, от которого не сиделось ровно на месте и не получалось расслабиться, глядя на огоньки пробегающих мимо домов.

Варя вполне могла понять и тревожную, и радостную часть. Они с Глебом так хорошо поговорили. Пожалуй, раньше, до всех этих великих трагедий и драм, они даже и не говорили вот так свободно, спокойно. То есть, разговаривать-то они разговаривали, но не было чего-то… Чего-то такого, что было сейчас. Нового.

И от этого одновременно было тревожно. Словно Варя ходит по тонкому льду, под которым таится неизвестность, и сделай она хоть один неосторожный шаг — и лед треснет и затянет ее с собой в эту пугающую и таинственную пропасть, в которой нет ничего, что она уже знает. Или есть, но Варя не знает и этого.

Доехали они быстро, несмотря на то, что машин было много и все они куда-то нетерпеливо спешили. Но сегодня вселенский бог пробок был явно на их стороне. Машина мягко затормозила перед подъездом, Варя отстегнулась и взялась за ручку двери. И остановилась, не очень-то понимая, что делать дальше. Обнять Глеба? Или нет? Или, может быть, клюнуть в щеку, так, по-дружески?

— Что такое, забыла что-то? — спросил Глеб, подняв бровь.

— Э, нет. — Варя почувствовала, как краска беспощадно наползает на щеки.