— Девочки, подождите, я сейчас, — бросила им Роза, расплываясь в улыбке при виде сестры, и повернулась обратно к приободрившимся моделям. А вот Варя призадумалась на тему своего будущего платья для выпускного, и почувствовала какой-то непривычный, почти даже суеверный ужас.

Однако платье превзошло все ее ожидания. В лучшую сторону. Пусть это был только остов, ткань была закреплена булавками, да и висела кое-как… Авторитет Розы в качестве модельера был решительно восстановлен. Лиле ее платье тоже понравилось, правда глубина декольте вызвала сомнения. На что Роза отмахнулась и сказала, что это не для нее, это для Русика.

“Русиком” она звала Руслана, которого Лиля не так давно ей представила. Руслан трогательно краснел, смущался вопросам дерзкой и не слишком-то обремененной совестью Розы, а под конец получил решительную оценку “мне нравится”. Руслан даже умудрился понравиться маме Лили, что по предположениям обеих сестер было практически нереально. Варе оставалось только завистливо и немного грустно вздыхать.

И не только из-за того, что родители Лили целиком и полностью одобряли Руслана как потенциального кавалера их дочери. Что первая, что второй быстро и легко определились с тем, чем собирались заниматься дальше. Лиля все еще выбирала между МГИМО и Гарвардом, куда ее зачислили досрочно еще осенью. Время подумать у нее было до июля, а до тех пор она могла хоть сто раз поменять решение, и все равно остаться с чем-то определенным. Руслан решил пойти в семейный бизнес, для чего собирался изучать экономику в «Высшей школе экономики». Не то чтобы баллы на предварительных экзаменах позволяли ему поступить туда без проблем, но Руслан был морально и материально готов учиться на платном отделении, а там с баллами было куда проще. К тому же пофигистичная натура Руслана и в случае неудачи не позволила бы ему долго страдать. В любом случае, и у него были запасные варианты, куда он мог пойти вместо “Вышки”.

Варя же… Она все еще не решила, на кого пойти учиться. Профориентационные тесты говорили ей идти в преподавание, но стоило Варе представить себя по другую сторону школьных баррикад, как хотелось выпрыгнуть в ближайшее окошко головой вниз. У нее были хорошие способности к языкам, поэтому она размышляла над каким-нибудь лингвистическим факультетом, но и тут вставал вопрос: а дальше-то что делать?

В детстве ей была интересна профессия иллюстратора, но художник из Вари был тот самый, хрестоматийный, от слова “худо”. Папа активно предлагал ей пойти на что-нибудь, связанное с книгоизданием. Варя, где-то глубоко в душе, с ним была согласна. Ей всегда нравилось обсуждать с ним какие-нибудь вопросы по поводу его книг, сидеть над текстами, придумывать сцены… Но таланта к писательству она за собой не наблюдала. И вопрос “что делать” оставался открытым. Из всего ее окружения, казалось, такой вопрос встал только перед Варей. Не то чтобы она так много общалась с другими одноклассниками, чтобы обсуждать наболевший вопрос самоопределения в этом большом, озабоченном трудоустройством мире, но разговоры в коридорах были сосредоточены в основном сейчас на трех вещах: выпускном, экзаменах и выборе университета. Тут хочешь не хочешь, а подслушаешь, особенно если вернуться к привычке тихо сидеть на подоконнике.

Как-то так получилось, что Варя отделилась от Лили и Руслана. Хотя почему — как… Варя вполне себе понимала, как именно. Просто те все еще обедали с Глебом. Да и на переменах, особенно больших, собирались вместе. А Варя… Да, с Глебом они вроде бы пришли к взаимопониманию, особенно учитывая, что Глеб оказался ни в чем, кроме собственной глупости, не виноват, Варя и сама умом не отличалась, но…

Это большое и жирное «но».

Не открывая глаз, Варя усмехнулась невесело. Свободный полет мысли — очень предсказуемо в последнее время — окончился там же, откуда улетал — на утесе страданий имени Астахова.

Тогда, в обсерватории, они поговорили и вроде бы даже все выяснили. Глеб с пониманием отнесся к Вариным словам про то, что ей нужно время, чтобы ужиться с самой собой, чтобы… Да что угодно. Что они не могут быть вместе. И Варя, в свою очередь, тоже с пониманием отнеслась к его просьбе общаться хотя бы как друзья. И тогда это казалось правильным. Они же могут быть друзьями, да?

Как оказалось, что-то внутри Вари было очень сильно против. Прямо-таки сверхъестественно против.

Стоило им расстаться, как эта новость пролетела по школе словно штурмовое предупреждение. Варе в очередной раз оставалось поражаться и недоумевать скорости работы сарафанного радио, которое затрагивало всех от мала до велика. Что было особенно удивительно, расставание «самой неожиданной пары года» — да, Варя действительно слышала в туалете, как об этом говорили две девятиклассницы, хихикая и делая большие глаза, — принесло Варе новую волну популярности в школе. Причем, хорошей. Ее почему-то жалели, а вот на Новикову поглядывали с хорошей долей презрения. Казалось бы: чего удивляться? Ведь так все и было. Вот только Варя настолько привыкла к тому, что люди всегда понимают все не так, что для нее это было странно. И непривычно. И даже немножко пугающе. В голову периодически закрадывалась подозрительная мыслишка, что в этом замешан Глеб, популярность которого в стенах школы ничуть не пострадала, но Варя старательно ее отгоняла. В конце концов, зачем ему это?

Как следствие расставания, к Глебу с усиленной скоростью стали причаливать крейсерские суда на шпильках и длинными пушистыми ресницами. То есть, если до этого они делали это с частотой раз или два в неделю, то теперь не проходило и дня без новой кандидатки в пассии. А Глеб — а что Глеб. Он ведь был обременен с Варей исключительно дружбой, поэтому все их авансы принимал с широкой самодовольной ухмылкой, как близнец похожей на ту, что часто появлялась на его лице в самом начале учебного года. Она Варе не нравилась совершенно.

И пусть дальше улыбок дело не заходило, смотреть на это Варе совсем не хотелось. Первое время она делала вид, что ее там нет и вообще пейзаж за окном очень живописный, но потом поняла, что так дело не пойдет. Уши-то ей никто не заткнет, и все это щебетание доводило до такого бешенства, что Варя удивлялась, как она только не устроила в очередной раз внушительное побоище.

Поэтому для решения данного вопроса всеми тараканами в голове было единогласно принято удалиться. Если гора не идет к Магомеду… Магомед сам пойдет в сторонку. В качестве прикрытия были выбраны любимые книги про Доктора, а то со всеми этими драмами Варя их успела подзабросить. Сначала Лиля сопротивлялась ее уходам и пыталась удержать, но Руслан, как обычно это у них бывало, все понял быстрее. Глеб же… Ну, Варя не слишком заботилась тем, что подумал об этом Глеб. Раздражение из-за постоянного потока желающих познакомиться или сходить куда-нибудь девушек перекидывалось и на него.

Варя все также сидела за одинокой партой у окна. К счастью, никто не стремился к ней присоседиться, ну, за исключением определенных лиц. Зато к этим самым определенным лицам ручеек потенциальных соседей — хотя соседок среди них все же было больше — не иссякал. Но Глеб раз за разом им отказывал, и хотя Варя активно делала вид, что совсем не смотрит в его сторону, когда очередная одноклассница подходит к его столу с вполне конкретным вопросом, улыбка на лицо все равно наползала, какой бы она там вид себе не делала.

Отношения с Глебом проще всего можно было описать одним словом — «странные». Общались они мало, но если разговаривали, то всегда вежливо. Иногда даже так, будто ничего не было. По крайней мере, Варя ловила себя иногда на том, что вполне искренне смеется над какой-то его шуткой или внутренне кипит, если разделяет его негодование.

Но вне школы они не встречались. Лиля, зовя ее куда-нибудь, всегда предупреждала, идет ли с ними Глеб. Но чаще она просто не звала его, если хотела погулять с Варей. То же самое делал и Руслан.

Зато с Матвеем Варя стала общаться чуть ли не каждый день. С осветлением ее волос Матвей стал перебирать все новых и новых героинь студии «Дисней», пока не начал путаться сам. И случилось чудо: что-то переклинило в его прекрасной кудрявой голове, и он решил остановиться на емком «принцесса». Варя пыталась переубедить его называть ее по нормальному, данному мамой и папой имени, но Матвей упрямо стоял на своем. А стоило Варе заговорить об этом, как он совершенно по-детски затыкал уши руками и громко лалалакал.