Полежав, свернувшись калачиком под одеялом, еще час, Варя тихо поднялась на ноги, обернулась пледом и, зажав подмышкой ноутбук, медленно пошла к выходу из класса, привычно кривясь от тяжести компьютера.

Как бы ни был бесконечно стар ее ноутбук и как бы ни был притягателен подарок Глеба, но она просто не могла себя заставить открыть его. Стоило только подойти к белой коробке, как внутренности сворачивались в тугой узел, будто запрещая ей его трогать. Поэтому прежний ноутбук продолжал жить активной жизнью, а новый был задвинут под кровать. С глаз долой, из сердца вон.

Мелкими перебежками она добралась до проклятой обсерватории. Приходилось огибать учительские, из которых доносились приглушенные голоса отдыхающих после тяжкого трудового дня учителей, разбавляющих свои страдания горячительными и не очень напитками.

В итоге путешествие Вари к звездному центру школы напоминало ей нечто из разряда «Миссия невыполнима». Не хватало только вечно молодого Тома Круза и крутых технологий. Старания увенчались успехом: до проклятой обсерватории Варя добралась без проблем.

Перед дверью снова застыла в волнении: а вдруг проклятие на нее все-таки падет? Вдруг все те городские легенды внезапно обретут силу, и с ней что-нибудь случится? Отдавшись во власть суеверной паники на несколько секунд, Варя встряхнулась, поправила сползший на плечо плед и решительно открыла дверь. Небо не разверзнулось, земля адскими тварями не взорвалась. И даже в оконном проеме не замаячила какая-нибудь фигура с зажженной сигаретой.

Вошла — и сразу как-то потерялась в душевных терзаниях. И ведь не хотела она видеть Астахова, никак не хотела: ни с сигаретой, ни с воспалением легких — ни-как. И почему-то, обнаружив его отсутствие, сделалось грустно. И тут же Варя рассердилась сама на себя. Вот она, загадочная женская душа во всей красе. И загадочная она прежде всего для самих женщин. Куда там мужчинам, если женщинам понять себя — задание покруче вечного «найди то, не знаю, что»?

Прикрыв за собой скрипнувшую дверь, Варя водрузила ноутбук на столик, отмечая, что за полгода почти ничего не изменилось. Диван стоял на том же месте, кружки были в том же шкафу, заварка тоже. Даже варенье — и то было, кажется, тем же самым. Что, кстати, внушало опасения.

Отличался только пейзаж за окном. Тогда, полгода назад, шел снег, и снежинки завораживающе красиво кружились в воздухе, подсвечиваемые фонарем. Теперь же снега не было, небо было черным, бесконечным, пустым, только фонарь продолжал ярко светить, как ни в чем не бывало.

Варя поставила чайник, достала себе огромную глиняную чашку, выбрала заварку. Среди пакетиков совершенно неожиданно нашелся зеленый чай с жасмином, и когда Варя опустила пакетик в кипящую воду, по обсерватории поплыл насыщенный запах жасмина.

Варя добрела до дивана, осторожно держа в руках обжигающе горячую, полную до краев чашку. Поставила ее на стол, уселась на диван, закуталась в плед словно бабочка в кокон, только руки да макушка и торчали. Закуталась и закатила глаза: и как она теперь дотянется до ноутбука и чашки с чаем?

Варя раскуталась, наклонилась к ноутбуку, думая, что включить. В планах было посмотреть новые серии из тех, что она пропустила, но душа требовала чего-то в меру слезливого и са-а-амую капельку страдательного. Хотя кого она обманывает… Решительно прокрутив список скаченных фильмов, Варя ткнула мышкой в «Отпуск по обмену», взяла в руки чай, закуталась в плед посильнее и приготовилась страдать.

Как только заиграли первые звуки вступления, в груди знакомо защемило. Варя всегда любила этот фильм, да и как его можно было не любить? Такие нереальные, на первый взгляд, истории героев, и в тоже время такие жизненные.

Когда Варя услышала тихий протяжный скрип, Камерон Диас в роли Аманды прыгала с бокалом вина в руке под заводную музыку «The Killers». Сначала она решила, что ей показалось, что это сквозняк шалит в проклятой обсерватории, но потом почувствовала на себе взгляд с нотками чего-то неопределенного, от чего на шее дыбом поднимались волоски. Варя поежилась, уговаривая себя, что ей правда послышалось, а это все — шаткие нервы, но потом скрип повторился вновь, и она, не выдержав, резко обернулась.

И расплескала по ногам чай от удивления.

В дверном проеме, держа рукой приоткрытую дверь, стоял Глеб.

Варя уже была готова замереть на месте с открытым ртом или выпасть в осадок в стиле любимых героинь остиновских романов, но пролитый на ногу чай помешал ее прозаическим планам. Вместо этого Варя чертыхнулась и задергала ногой, пытаясь одновременно поставить чашку на столик, не расплескав оставшееся.

— Сильно обожглась? — спросил Глеб, подбегая к ней.

Варя отдернула ногу от его загребущих рук, которые протянулись к Вариной конечности с неопознанными целями. Глеб укоризненно моргнул и отодвинулся, а потом сел на диван, не дожидаясь приглашения. В его пользу стоило сказать, что сел он к самому подлокотнику, пытаясь соблюсти между ними хоть какую-то дистанцию, но сделать это было сложно: Варя в своем стремлении превратиться в страдающий кокон из пледа уселась ровно по центру не такого уж и большого дивана.

Пока Варя, продолжая приглушенно чертыхаться, вытирала покрасневшие ноги свободным краем пледа, Глеб сидел на своем месте и, кажется, даже не дышал. Наконец, когда Варя уселась более-менее ровно и воззрилась на него, нахмурив брови, он оттаял и повернулся к ней.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она, опередив его. Глеб только рот раскрыть успел. Закрыл его, взлохматил рукой волосы, потерев лоб.

— Нам нужно поговорить. Мне нужно с тобой поговорить, — сказал он, глядя на нее.

— Глеб… — вздохнула Варя, чувствуя усталость. Больше всего на свете ей хотелось забыть все, что произошло.

— Нет, ты выслушаешь меня, — перебил ее Астахов, и голос его стал неожиданно жестким. — Я и так поддался на уговоры и дал тебе две недели на то, чтобы прийти в себя. И — насколько я вижу — ты теперь в полном порядке. Теперь моя очередь.

Варя только смотрела на него, удивленная. В голубоватом свете экрана и электрическом отблеске фонаря, черты его лица, и без того достаточно четкие, заострились, стали тверже, а в глазах было незнакомое ей выражение. Впрочем, Варя никогда не была мастером чтения лиц.

Глеб смотрел на нее настойчиво, с упрямством на лице. Он был как никогда серьезен, и Варя не могла не откликаться на эту серьезность. В ней всколыхнулось раздражение и обида, но эта серьезность подавила их и заставила улечься, вяло трепыхаясь, на дно.

Потянувшись к забытому ноутбуку, Варя щелкнула мышкой, останавливая фильм, который так и продолжал идти, на паузу, плотнее натянула плед и повернулась к Астахову.

— Хорошо, — сказала она, гордясь от того, каким спокойным был ее голос. — Я слушаю.

Глеб выдохнул, сглотнул, снова взлохматил волосы, нервничая. Но взгляд его не потерял ни грамма решительности, и даже, кажется, поза стала воинственной.

— Между мной и Викой ничего не было, — произнес он и добавил, видя, как закатываются в насмешке глаза Вари и она готовится ответить что-то резкое. — Нет, поверь мне. Между нами действительно ничего не было. После того, как я попрощался с тобой в актовом зале, — его скулы порозовели, а Варя, не выдержав, опустила глаза на руки. Она тоже помнила, как именно он с ней прощался, — я поехал к Марку. Не смог оставаться в школе, а дома… Дома тоже не хотелось быть. Марку я даже ничего не сказал, просто пошел к бару и окопался там. Надолго. Я помню, что Марк отвез меня домой, сгрузил в кровать, кажется, раздел. А потом — как ты стоишь над моей кроватью, и на твоем лице такое выражение… — Глеб качнул головой. — Ты убежала, а потом я увидел Вику. Я даже решил сначала, что допился до белочки. А она все продолжала смеяться, как ненормальная, лезла ко мне, повторяла какой-то бред про то, что теперь нам никто не помешает… Она все подстроила, Варь. Эта стерва все подстроила и сделала так, чтобы ты ей поверила. И ты поверила, а я ничего сделать не смог, — закончил он.