Стоило ей представить, что она увидит довольное лицо Новиковой, сияющее торжествующей усмешкой, как внутри сжимался тугой ком, от которого мутило и становилось тяжело дышать. А видеть Глеба… Глеба видеть не хотелось вовсе. В идеале Варя бы желала полностью стереть его из памяти. Если бы существовала волшебная таблетка, которая позволила бы выборочно удалить что-то из воспоминаний, она бы без сомнения ей воспользовалась.
Однако долго полежать ей не удалось. Дверь снова открылась, и Варя приготовилась противостоять попыткам накормить ее и привести в чувство, но этого не произошло. Она услышала шаги, кто-то, от кого пахло мужским парфюмом, смутно знакомым, а потом кровать прогнулась. Кто-то сел рядом и положил холодную ладонь на ее голую лодыжку.
Варя открыла глаза и замерла. Рядом с ней сидел Петр Никитович с грустным лицом и красными от недосыпа глазами.
— Папа? — переспросила Варя, не веря, что он действительно сидит рядом с ней в комнате Алины.
— Привет, Вареник, — улыбнулся тот, чуть сжимая пальцы на ее ноге.
Он все еще был в шарфе, хотя уличное пальто и снял. На волосах блестели капельки воды, а на лице будто сильнее прорезались все морщины. Одет отец был в деловой костюм, которые на нем увидеть можно было редко, пусть и сидели они на нем так, будто Петр Никитович с пеленок облачался исключительно в костюмы дизайнерского пошива.
— Что ты здесь делаешь? — спросила Варя. — У тебя же должен быть пресс-тур новой книги.
Петр Никитович вздохнул, опустил голову.
— Я прилетел сегодня утром из Новосибирска, — сказал он, глядя в пол. — Когда твоя мама позвонила… Я задержался немного, договорился о сдвиге презентации и сел в ближайший самолет до Москвы.
— Не надо было, — пробормотала Варя, утыкаясь носом в медведя. Зря она раньше не жаловала мягкие игрушки. С ними так удобно страдать, лежа в обнимку!
— Что значит — не надо? — вскинулся Петр Никитович. Он укоризненно посмотрел на дочь, сглатывая. — Когда Марьяна вчера позвонила… Варя, у нее был такой голос, что я самое плохое подумал. Что снова… — Петр Никитович мотнул головой и сжал ее лодыжку. — Ты не представляешь, что это такое. Я поседел, пока доехал.
— Со мной все в порядке, — буркнула Варя.
Петр Никитович грустно усмехнулся, обводя взглядом комнату.
— Да уж, я вижу.
Он помолчал, рассматривая комнату. Варя внезапно поняла, что и ее родители, как и она, не заходили внутрь с тех пор, как умерла Алина. Если для нее видеть обстановку такой, какой она была при Алине, было странным, то каким же это было для мамы и папы?
Словно в ответ на ее мысли, вздохнул Петр Никитович и свободной рукой потер лоб.
— Господи, как же давно я последний раз сюда заходил… — его голос дрогнул на последних словах. — А здесь все точно также. И даже пахнет также. Это мне чудится, или пахнет ее любимыми духами?
— Я побрызгала, когда зашла.
Отец снова замолчал, с интересом оглядываясь по сторонам. А Варя наслаждалась тишиной, хотя если бы она была одна, было лучше. И все-таки то, что папа сорвался с пресс-тура и бросил ради нее любимую работу, было приятно. И то, что мама собралась с силами и позвонила ему — тоже. Тепло, разлившееся внутри от осознания, что родители ее любят, несмотря ни на что, согревало замерзшую пустыню, в которую превратилась ее душа.
Неожиданно Петр Никитович рассмеялся и покачал головой.
— Что такое? — спросила Варя.
— Я думал о том, что все в этой жизни так или иначе повторяется, — ответил папа, снова потирая лоб. Кожа на нем была уже красной, но тот не останавливался. — Я помню, как сидел на этом самом месте, но не с тобой, а с… с Алиной. Держал ее также за ногу, потому что обнять ее она не разрешала, говорила, что тогда разревется… И что случилось, тоже не говорила. Потом призналась, что она рассталась с очередным ухажером. И мы просто сидели, молчали, смотрели, а в воздухе кружилась пыль.
— Посидишь со мной? Также, молча? — вырвалось у Вари прежде, чем она успела додумать эту мысль.
— Конечно, Вареник, — улыбнулся ей Петр Никитович.
А Варя вцепилась в медведя и зажмурилась. И у Алины были проблемы, и она пугала родителей истериками. И если она справилась, то и у Вари получится. Может быть, потом она поймет, как именно, но пока — пока ей хватало простой мысли, что все наладится.
И от этого ей стало чуточку легче.
*
По шее вниз медленно стекала холодная капля. Хотелось убрать ее, стереть пальцем, но шевелиться было нельзя, как нельзя было и помотать головой, пытаясь промокнуть ее полотенцем. Голова была замотана в пленку, из-под которой коварная капля и вытекла, а руки находились в перманентном плену двух девушек, каждая из которых терзала несчастные пальцы с особой жестокостью.
Варя находилась в салоне. Да не просто салоне, а том самом, где из замарашек делали принцесс. Слова, правда, не Варины, сама бы она так об этом сверкающем месте бы не отозвалась. Салон как салон, разве что кроме кофе предлагают шампанское и тарталетки с икрой. Но Роза — а привела ее сюда именно она, — настаивала, что салон «Дафина» — лучший в Москве, поэтому Варе оставалось только пожимать плечами.
Однажды утром, пару дней спустя после того, как она увидела Вику в квартире Астахова, Варя проснулась с чёткой мыслью: она больше не хочет краситься в чёрный цвет. И даже ходить с волосами цвета разлитой туши не хочет. Внутри все так и чесалось что-нибудь с собой сотворить, что-нибудь хотя бы отдаленно благотворное.
Погуляв с Барни и посмотрев несколько серий «Анатомии страсти», Варя поняла: этот зуд изменений просто так ее не отпустит, а значит — значит, надо что-то делать. Тогда Варя взяла телефон в руки, впервые со вторника, проигнорировала все пропущенные звонки и сообщения, совокупное количество которых измерялось двузначными числами, и нашла номер Лили. Выдержав длинную укоризненную тираду, которую выдала ей Лиля вместо приветствия, Варя изложила ей свою проблему, пропуская мимо ушей все вопросы.
Какое-то время понадобилось, чтобы уговорить Лилю не дуться, но в итоге Варя добилась своего. И уже вечером того же дня зашла в раздвижные двери салона, чувствуя себя слегка идущей на казнь. Впрочем, она ведь сама этого хотела, так чего кочевряжиться?
Едва мастера увидели Варю, они издали коллективный выдох ужаса.
— Так себя изуродовать! — воскликнула одна из них. — Лапонька, ты знаешь, что тебе категорически нельзя было краситься в чёрный? У тебя цвет лица из-за этого, как у покойника. Нет, вру, покойники и то краше.
— А ногти? — воскликнула другая, хватая Варю за руку. — Что это за обкусанный беспредел?
Варя ошарашено уставилась сначала на них, потом на Розу. Та только засмеялась. Как-то… предвкушающе засмеялась.
И, как оказалось, было от чего. Варю быстро взяли в оборот: пока один мастер охал и ахал, перебирая пальцами пряди чёрных волос, двое других захватили в плен ее руки и стали терзать их пилками и щеточками. Варя старалась сильно не жаловаться. Сама же попросила Розу помочь.
Та, невероятно собой довольная, сидела на соседнем кресле с широким блокнотом в руках и что-то рисовала. Варя сначала пыталась отгадать, что же там, но постичь ход мысли молодой надежды дизайнерского будущего России было сложно. В какой-то момент Варя не выдержала и прямо спросила.
Роза пожала плечами.
— Прикидываю, как твой новый цвет волос отразится на платье. Ведь я ориентировалась на тебя-брюнетку, а тут… — она неопределенно помахала рукой в воздухе. — Тут надо думать.
— А что, цвет платья зависит от цвета волос? — недоуменно спросила Варя, морщась от зудевшей капли.
Роза подняла на неё свои густо подведённые глаза, раздраженно прищурившихся. Вся ее поза выражала негодование, и даже пучок, в который она завернула на этот раз чисто-белую гриву, воинственно встопорщился.
— Давай сделаем вид, что ты этого не спрашивала, — произнесла она, возвращаясь к блокноту.
Лиля, сидевшая с другой стороны, молча кивнула. С тех пор, как они встретились, последняя сохраняла настороженное молчание. С Варей они обменялись разве что парой-тройкой фраз, и теперь Лиля моргала на неё глазами и с убывающим терпением ждала, пока Варя заговорит сама. Поведение, для Лили нехарактерное.
