Поднявшись на нужный этаж, Варя вышла из лифта, осмотрелась. Увидела нужную квартиру, подошла, занесла руку над звонком…

Застыла на месте, не решаясь надавить. Ее охватила робость, будто от этого простого действия зависит вся ее жизнь. А что если Глеба дома нет, и дверь откроет Анжела Филипповна? А что если Глеб спит и звонка в дверь просто не услышит? А что если он все-таки откроет, но не захочет с ней говорить и захлопнет дверь прямо перед ее носом?

Мотнув головой, Варя несколько раз медленно вдохнула и выдохнула, выравнивая сердцебиение. Да что же это такое с ней за сумасшествие? Снова сомневается, снова робеет, будто не она сама хотела приехать, а ее заставили. Да и кто сделает это, кроме нее? Ее жизнь в ее собственных руках, и пора бы уже перестать бегать от самой себя и того, что сидит в темных омутах в глубинах сознания. Все это она, и если она сама себя принять не может, то как это сделают остальные?

Решившись, Варя нажала пальцем на звонок, слыша тонкую трель за стеной. Внутри все дрожало от напряжения и предвкушения. Вот только предвкушения чего? Новой ссоры или примирения? От мысли, каким именно может быть примирение, Варя смутилась, но смутному желанию сбежать не поддалась.

— Открыто! — раздался приглушенный женский голос. — Входите!

Варя моргнула недоуменно. На Анжелу Филипповну голос не походил, на Лесю тоже. Может, домработница? Глеб, вроде бы, говорил что-то о домработнице, которая каждый день приходила к ним с уборкой и готовкой, так как его матери было сильно не до того, а дома находился растущий организм, который не мог питаться росой и энергией вселенной.

Варя толкнула дверь и обнаружила, что та и правда открыта. Вошла в знакомую прихожую, увидела на крючке женское пальто и сваленные на бок полуботинки. Рядом с ними лежала маленькая сумочка, в которую поместилось бы разве что зеркальце. Сумочка была ей смутно знакома, но откуда и почему — Варя понять не могла.

— Подождите минутку, я сейчас, — донеслось до Вари из коридора, ведущего к спальням. — Надеюсь, у вас будет сдача с пяти тысяч…

Кажется, ее приняли за курьера. Варя помялась с ноги на ногу, вытягивая шею. Сердце сжалось от дурного предчувствия. А что если тут окопался Алексей Борисович с любовницей? Глеб и о постоянных пассиях родителя ей рассказывал. Если любвеобильный Астахов-старший в каждом городе имел по любовнице, то что мешало ему завести ее и в Москве, прямо под носом жены? А она, Варя, явилась и сорвала им всю «малину»…

Однако из коридора появилась отнюдь не любовница Алексея Борисовича. Хотя… Уж лучше бы она была любовницей его отца.

Из темноты коридора, одетая в длинную белую, явно мужскую, рубашку, криво застегнутую на половину пуговиц, вышла Вика. Блестящие темные волосы растрепаны и взъерошены, косметика размазана, на шее и виднеющейся между полами рубашки груди темные следы засосов.

Увидев Варю, Вика замерла на мгновение, а потом медленно, широко улыбнулась. Лицо ее так и лучилось мрачным торжествующим удовлетворением. Ничуть не стесняясь своего вида, она облокотилась на стену и перекинула через плечо темную волну волос, усмехаясь.

А Варя… Варя застыла, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Она не могла не верить глазам, ведь вот же она, Вика, белеет рубашкой в полумраке и насмешливо улыбается. И все-таки верить не хотелось. Мелькнула безумная мысль: может быть, это сон? Ущипнула себя за запястье, боль была резкой и самой настоящей.

— Что… — сипло произнесла Варя, — что ты тут делаешь?

Вика многозначительно посмотрела на себя, взмахнула широким белым рукавом, слишком для нее длинным, как бы говоря: «А ты как думаешь?»

— А где Глеб? — не сдавалась Варя. Она все еще надеялась, что это какая-то большая, ужасная ошибка.

— Глеб отдыхает, — произнесла Вика и сама потянулась как кошка. — Он и так был не в форме, а теперь уже, наверно, спит.

— Нет, — мотнула Варя головой. — Ты врешь.

Вика рассмеялась. Ее голос в густом полумраке был похож на тягучий мед, лившийся густой струей. Тряхнула волосами, облокотилась спиной о стену, скрестила под грудью руки.

— Не веришь мне? — со смешком спросила, снисходительно глядя на Варю. — Иди проверь. Можешь даже не разуваться.

Ноги сами понесли к комнате в конце коридора. Дверь была приоткрыта, в комнате горели лампы, и из дверного проема лился неверный свет светильников. Шла туда и чувствовала, будто сам воздух сопротивляется, не хочет подпускать ее к комнате. И все равно шла, не в силах остановиться.

Подошла, застыла в дверном проеме. Комната, ничуть не изменившаяся с четверга. Все тот же матрац на полу, те же тома Большой Советской Энциклопедии вместо тумбочек. Только кровать в беспорядке, половина подушек валяется на полу. Вперемешку с одеждой.

Знакомое чувство: мозг выхватывал отдельные детали картинки, не соединяя ее вместе. Вот Варя видит узкую зеленую юбку школьных цветов. Рядом — прозрачный бежевый чулок, причудливо оплетающий смятую подушку. У тумбочки пустой стакан.

А на самой кровати… Наверно, если бы ее в этот момент ударили под дых, Варя бы почувствовала себя лучше. Глеб лежал на спине, закинув руку за голову. Светлые волосы смялись на сторону, на лице испарина, грудь вздымается чуть быстрее, чем должна. Поперек тела накинуто одеяло, криво спадающее на пол.

В ушах громко зашумело, глаза защипало. Варя покачнулась, задела ногой пустую бутылку, кем-то забытую у порога. Та неожиданно громко звякнула в пустой тишине квартиры. Глеб дернулся, потревоженный звуком. Открыл глаза, увидел ее. Дернулся, схватился за одеяло.

— Варя?.. — растерянно пробормотал он, щурясь. Голос хриплый, слабый.

Варя попятилась назад, путаясь в собственных ногах. Стало жарко, так жарко, что хотелось выпрыгнуть из кожи. Шарф, обернутый вокруг шеи душил, а пальто сковывало движения. Она рванула к выходу, не видя дороги. Пробежала мимо Вики, довольно смеющейся.

Выбежала из квартиры, ударила рукой по кнопке вызова лифта. Хорошо, что он еще не уехал. Серебристые двери бесшумно открылись, и Варя, снова споткнувшись, ввалилась внутрь, не глядя нажимая на кнопки.

Тело сотрясала дрожь, глаза жгло, дышать было так тяжело, будто ее придавило кувалдой. Она привалилась к стене и медленно сползла по ней вниз, трясясь всем телом.

Как он мог?

Как?..

========== Часть двадцать пятая, напряженная ==========

Дорога домой вылетела из памяти, словно старый пронесшийся мимо сон. Вот бы и остальной день пронесся мимо также, без остановок по пути. Варя бездумно брела по улице, касалась турникета проездным, заходила в вагон и слушала станции. Пришла в себя она только в тот момент, когда споткнулась о снятый ботинок и упала на пол в прихожей, больно ударившись коленями о доски.

Боль отрезвила, заставила увидеть себя будто со стороны. Она сидела, баюкая ушибленную ногу, поджав поl себя вторую, а левая нога все еще в ботинке, хотя она уже почти дошла до гостиной. Пальто валяется на полу, шарф болтается на шее, опасно затянувшись узлом на горле. Пиджак наполовину снят, повиснув на одном рукаве, все еще надетом на руку. А рядом стоит Барни и смотрит на хозяйку недоуменно, будто пытаясь понять, что же это за игра такая?

Варя посмотрела на край отражения в зеркальной раздвижной дверце шкафа, засмеялась, сама не понимая почему. Стало жарко, так жарко, будто она не человек, а взрывающийся вулкан. От этой мысли — что она сейчас раскалится и взорвется, выплевывая красными искрами огонь и лаву, — стало еще смешнее.

Варя смеялась и смеялась, не в силах остановиться, а потом, без перехода, зарыдала, так же сильно.

Барни подошел к хозяйке, наклонил морду к ее голове и большим шершавым языком облизал мокрые от слез щеки. Потом плюхнулся прямо на пальто, снова лизнул. Варя обняла его шею обеими руками, спрятала лицо в короткой черной шерсти и зарыдала еще сильнее.

Как, как он мог так с ней поступить?

Мысли роились в голове, не формируясь до конца, оставаясь смутными полуфабрикатами. Кажется, звонил телефон, забытый в кармане пальто. Задорная мелодия раздавалась прямо из-под хвоста пса, вздрагивавшего от вибрации, но стойко терпевшего. От этого становилось еще смешнее, и Варя снова начинала хихикать, только чтобы через мгновение затрястись от рыданий.