— Не лучшая идея. — И снова Глеб заговорил раньше нее, хотя тут Варя справилась бы и сама. Она недовольно посмотрела на парня, тот ответил умилительной улыбкой невинного котика. Однако Варю так просто было не пронять. Как и, собственно, Алексея Борисовича.

Тот посмотрел на сына строго, поставил чашку на стол.

— Я бы хотел услышать Варвару, а не тебя, — произнес он таким тоном, что Варе снова захотелось ввинтиться в пол с намерением исчезнуть.

Глеб пожал плечами и махнул рукой, предлагая Варе говорить.

— Это и правда не лучшая идея, — произнесла та, покосившись на Глеба. Потом перевела взгляд на Алексея Борисовича, который слушал ее, слегка приподняв бровь. — Мои родители в разводе и друг друга не слишком жалуют.

— В разводе?

— Да, уже около пяти лет, — кивнула Варя и потянулась за вареньем. — С тех самых пор они не то что не видятся, разговаривают максимум раз в год и то только тогда, когда со мной что-то случается.

— Почему? — спокойно, так, словно это его дело, спросил Алексей Борисович, и — вот странность-то, — Варя даже не подумала как-то его одернуть.

— Когда-то у меня была сестра, — отозвалась она, отводя глаза в сторону. Как обычно, одна только мысль об Алине заставила ее погрустнеть. Глеб под столом сжал ее руку, и Варя почувствовала себя лучше. — Одним зимним вечером мы трое — я, она и папа, — ехали в машине и попали в аварию. Мы с отцом выжили, а она нет. Родители не смогли этого перенести.

Она сказала это почти спокойно, почти ровно. Только внутри все дрожало при каждом слове, но внешне — внешне она почти не выдала, как больно ей говорить о смерти Алины, даже несмотря на то, что прошло столько лет.

— Простите, что поднял эту тему. Соболезную вашей утрате, — помолчав, произнес отец Глеба. Варя кивнула. — Но познакомиться я с ними все же хотел бы. Все-таки переезд — это серьезно.

Вилка со звоном выпала из руки Глеба и упала на пол. Варя недоуменно покосилась на него. Глеб смотрел на отца непонятным, странным взглядом, лицо его окаменело, а пальцы, так и не отпустившие руки Вари, сжались до хруста в косточках. Варя, словно наблюдая матч по теннису, перевела взгляд на Алексея Борисовича, который, как ни в чем не бывало, водил пальцем по экрану планшета.

— Переезд? Какой переезд?

— Ну как — какой, — хмыкнул Астахов-старший. — Ваш, конечно же.

Недоумение усилилось.

Варя посмотрела на Глеба, посмотрела на Алексея Борисовича, глядящего на нее с приподнятой бровью, снова на Глеба…

— Опять же, я думаю, нужно обсудить нашу совместную поездку, — продолжил Алексей Борисович, — все-таки ваша мама, как мне кажется, хотела бы лично увидеть квартиру и проинспектировать район. Да и мне было бы спокойней, если бы я сам осмотрелся.

Варя продолжала недоумевать, Глеб продолжал смотреть на отца тем странным безжизненным взглядом, Алексей Борисович продолжал говорить, внося еще большую неразбериху.

— Конечно, для этого еще нужно выбрать квартиру. Глеб уже показал вам варианты? Мне больше понравилась та, что близ Оксфорд-стрит, в ней и комнат три, и виды отличные, а под зданием есть парковка. Но я не настаиваю, другие варианты очень даже приемлимые.

— Вы… вы о чем вообще? — нахмурилась Варя. — Какая квартира?

Алексей Борисович усмехнулся, так похоже на Глеба, что Варю пробрали мурашки.

— Да будет вам, Варвара. В вас умерла великая актриса, — произнес он добродушно. — Я знаю, Глеб просил пока никому ничего не говорить, особенно моей жене, но до лета осталось всего-ничего, плюс-минус пара месяцев, и учитывая ваше поступление, надо уже искать вам и квартиру, и с визами разобраться…

— Когда я просил никому не говорить, — вмешался Глеб с голосом настолько холодным, что повторно заморозил бы айсберг, будь он его собеседником, — то имел в виду и Варю.

Теперь вверх взлетели обе брови Астахова-старшего. Он глянул на совершенно растерянную, недоумевающую Варю, посмотрел на сына. На лице отразилось понимание. Аккуратно поставив чашку, он подхватил планшет и встал из-за стола.

— Пожалуй, я вас оставлю. Вам, кажется, надо что-то обсудить.

В полной тишине Алексей Борисович вышел, плотно закрывая за собой дверь. Варя проводила его растерянным взглядом и уставилась на Глеба. На его красивом правильном лице застыло странное выражение: одновременно и удивленное, и застигнутое врасплох, и — под этим всем — виноватое.

— Глеб, — дрожащим голосом позвала его Варя. — О чем он говорил? Какой переезд?

*

Машина гудела тихим, успокаивающим звуком. Сидение немного вибрировало, мимо проносились гаснущие с ночи фонари.

Машину наполняло молчание. Оно висло густым туманом, окутывая Варю и Глеба, словно дурман, который заставлял слышать и видеть то, чего на самом деле нет.

Варя жалась к двери, прислонившись лбом к холодному запотевшему стеклу. Она вроде бы смотрела наружу, но перед глазами стояло лицо Глеба, хмурящееся и недовольное. Она слышала, как он, упрямо сложив на груди руки, повторяет, что для нее так будет лучше, а она просто не хочет этого понять из-за своей глупости.

Он снова сам все решил. Не зря, совсем не зря ее не отпускало чувство, что ничего еще не решено.

Как оказалось, недолго думая, Глеб решил, что раз Варя не может определиться с тем, чем будет заниматься после школы, то самым логичным и правильным для нее будет уехать вместе с ним. В Лондон. Минимум на год, а там посмотрим. Собственно, их совместное проживание было одним из условий, которые он выдвинул отцу после их ссоры на тему его, Глеба, будущего.

Вот только саму Варю он об этом спросить забыл.

— Глеб, — сказала она тогда, расцепляя пальцы и вытаскивая руку из его руки, сжимавшую ее так, что наверняка останутся синяки. — Это, конечно, лестно, что ты обо мне подумал, но я никуда не поеду.

Как, как он мог вообще об том помыслить? Чтобы Варя бросила все, что у нее есть здесь? Чтобы оставила одну мать, чтобы бросила в одиночестве отца, у которого из детей осталась только она одна? И ради чего?

Она только-только выстроила вокруг себя этот хрупкий мир, похожий на карточный домик. Она так долго работала над собой, чтобы иметь то, что имеет сейчас. И так просто отказаться от долгожданного покоя?

— Я ведь ради тебя стараюсь! — воскликнул Глеб возмущенно. — Как ты не понимаешь? Тебе же будет лучше, если ты уедешь!

И Варя не выдержала. Он так уверенно, так непоколебимо уверенно в своей правоте говорил о том, чего совсем не понимал… Вскочила на ноги, заметалась по комнате. Глеб же поймал ее и схватил за плечи, встряхивая.

Он не понимал, почему она так завелась. Варя и сама, в глубине души, не понимала. Может быть, не случись предыдущего вечера, она бы не стала так психовать, так бояться.

А потом он, будто желая заставить ее понять, начал говорить. И каждое его слово резало ее будто ножом.

Глеб говорил о ее родителях, которые своими проблемами душили ее не хуже цепких лиан. Говорил про брата, который постоянно держит ее на привязи рядом, контролируя каждый шаг. И — что било больнее всего — говорил об Алине.

Варя прижимала ладони к ушам, мотая головой и не желая слушать. А Глеб пытался отнять ее руки от головы, хватал за запястья. И продолжал говорить.

Машина подскочила на кочке, Варя вздрогнула, когда ремень безопасности вдавился в грудь. Повернула голову, посмотрела на Глеба. Тот вцепился обеими руками в руль и смотрел прямо перед собой, желваки на челюсти угрюмо шевелились. Да и само лицо было угрюмым. Пожалуй, она еще не видела его таким.

Она не сдержалась и тоже говорила. И сказала многое из того, что не собиралась. Вспоминала свои холодные, злые слова и становилось стыдно, но не признаваться же в этом. И в тот момент — о, в тот момент он их заслуживал. Когда она закончила, то в комнате повисло молчание. Почти такое же, как повисло сейчас в машине. Глеб смотрел поверх ее головы, Варя стояла, обхватив себя руками. Стало внезапно холодно, и дело было не в легком сквозняке, скользившем по полу.