— Что случилось? — спросил он взволнованно. — Почему ты не берёшь трубку?

— Телефон сел, — отозвалась Варя и, юркая на соседнее место за партой, чмокнула его в щеку. Плохое настроение смыло волной теплоты, когда Варя поняла, что Глеб действительно беспокоился.

Глеб же вытаращил на нее глаза, отчего стал слегка похож на персонажа японского аниме. Обычно Варя придерживалась правила на запрет всяческих вольностей в школе. Даже обниматься на перемене было запрещено, чему Глеб был совершенно не рад, но к чему уже успел привыкнуть. А тут — да ещё и при всех! — поцеловала. Пусть даже только в щеку.

— Стоп, — внезапно сдвинул брови Глеб. — А где причёска, где платье? Где хорошее настроение, в конце концов?

…и волна теплоты схлынула, оставив после себя обнаженное каменистое дно раздражения. Варя к нему уже настолько привыкла за долгие годы, что едва ли не обрадовалась ему, как родному. И от этого раздражение только усилилось. Порочный круг.

За некоторое время до дня «икс» Варя собрала друзей и строго-настрого запретила им делать ей какие-то подарки в школе. Даже упоминать о том, что у нее день рождения, не надо было. Те, кто должны были об этом знать, знали и так, а извещать остальных смысла не было. Только хуже было.

Именно поэтому, когда на следующей перемене к Варе подошла Лиля, она загадочно — и, чего уж таить, странно, — подмигивала ей обоими глазами по очереди.

— С днем рождения! — суфлерским шепотом произнесла она. Руслан, который подошел вместе с ней и сейчас маячил непроходимой горой на заднем плане, только помахал рукой и кивнул. В отличие от Лили и Глеба он сразу внял Вариной просьбе и даже не пытался ее отговорить, как делали некие личности. Руслан вообще представлялся Варе порой наиболее адекватным из всех. Спокойный, постоянно сонный, он редко когда повышал голос и впадал в приступы неконтролируемой злости. Чаще всего Руслану было лень начинать долгий спор на повышенных тонах, поэтому он каким-то совершенно невообразимым образом сводил любые склоки на нет.

День прошел на удивление спокойно. Так как никто, кроме горстки избранных, не знал, что Варя стала на год старше, то она сумела избежать ежегодного унижения путем выставки на всеобщее обозрение. Ирина Владимировна давно была известна за эту свою традицию: именинника ставили перед всем классом и каждый должен был сказать что-то хорошее о нем, ни разу не повторившись. Варя участвовать в этом параде лицемерия отказывалась каждый раз, что приводило классную руководительницу в неистовую истерику, но заставить ее она не могла, чем Варя и пользовалась. Тем более у нее не было никакого желания становиться причиной такого парада.

Когда отзвенел последний звонок этого полного переживаний дня, Варя выдохнула с облегчением. Еще бы: за день — ни одного происшествия! Однако, как показали последующие события, рано она радовалась.

День рождения не совсем удачно выпал на четверг. Варя всегда считала четверг немного неловким днем. Ведь остальные дни недели были очень даже отчетливыми в своих настроениях: в понедельник хотелось кого-нибудь покалечить, во вторник — уже убивать, среде радовались, как маленькой пятнице, а о самой пятнице и говорить нечего. Но вот четверг… Он был промежуточным состоянием между средой и выходными, и, как правило, растягивался на целую бесконечность. Да и праздновать что-то в четверг было ужасно неудобно: ведь впереди еще учебная пятница, в которую надо тащиться в школу и терпеть еще один день в стенах этого гостеприимного заведения.

Варя уже ожидала, что Глеб отменит обещанный ужин и перенесет его на выходные, но не тут-то было. Когда они выходили из школы, Глеб придирчиво осмотрел Варин наряд — форменные юбка с пиджаком и белая рубашка, — посмотрел на часы и заявил, что ей нужно переодеться. А то не дело это, отмечать день рождения в школьной форме. На Варино замечание, что он сам был одет по стандарту школы — в темно-зеленые брюки, белоснежную рубашку и серебристо-зеленый жилет, что, кстати, было уже отступлением от принятых в школе «Кленовый лист» цветов, но Глебу, как всегда, все простилось, — Глеб ответил, что день рождения не у него и вообще, его костюм — классический.

Варе только и оставалось, что пожать плечами да согласиться.

Пока Варя переодевалась в комнате, мучительно размышляя, какие из черных джинс надеть, Глеб сидел в кухне с чашкой чая в руках. Правда, чай занимал его меньше всего, ведь рядом, словно верный часовой на посту, сидел Барни. В его маленьких умных глазках светилось желание порвать неугодного гостя по одному только хозяйкиному слову.

Когда Варя вышла из комнаты, Глеб все еще изображал невероятную заинтересованность в чайно-кофейной продукции, подстерегаемый неусыпным псом. Появление хозяйки для пса прошло внешне не замеченным, только купированное ухо дрогнуло, и на этом реагирование пса кончилось. Зато отреагировал Глеб на наряд Вари.

— Серьезно? — только и сказал он, сдвигая брови.

— А что такое? — недоуменно спросила Варя, опуская голову и еще раз глядя на себя.

На ее взгляд, одета она была вполне нормально. Почти новые черные зауженные джинсы, одни из тех, что лежали в шкафу на всякий случай, так как с Барни в них не погуляешь, в школу их не наденешь, да и тесноваты они. Свободная рубашка, заправленная за пояс джинс, чистая, не мятая. Тоже черная, но Варя в принципе любила этот цвет.

— У тебя день рождения или похороны, а? — вздохнул Глеб. — Ну, хоть накрасилась, и то хлеб.

Варя насупилась, складывая руки на груди.

— Слышь, — произнесла она, хмурясь, — тебе не нравится, как я выгляжу?

— Нравится, конечно. Черный цвет тебе к лицу, да. Но точно также ты одеваешься все остальные триста шестьдесят дней в году. А день рождения, — Глеб пожал плечами, — это все-таки особое событие.

С каждым его словом настроение Вари стремительно снижалось.

— Знаешь что, — заявила она, подзывая к себе Барни, который, уловив особые нотки в голосе хозяйки, безропотно подчинился и замер подле ее левой ноги, — раз ты такой у нас умный, то иди и выбери, что я должна надеть на свой день рождения.

Глеб же, в отличие от пса, намека не уловил. Пожав плечами, он отодвинул чашку в сторону и, поглядывая на Барни с легкой опаской, сполз со стула и прошел мимо Вари в ее комнату. Остановившись у шкафа с приоткрытыми дверцами, Глеб, не обращая внимания на все больше закипающую Варю, застывшую в дверях, стал сосредоточенно перебирать вешалки и осматривать полки. Время от времени он бросал оценивающие взгляды на Варю, будто представляя, как та или иная вещь будет выглядеть на ней.

Наконец, выбор был сделан в пользу блестящей серебристой майки с низким вырезом и укороченного джинсового жакета, наличию которого в собственном шкафу Варя очень удивилась. Она не помнила, чтобы когда-нибудь его надевала, да и настолько непрактичные вещи были совсем не в ее вкусе.

Варя думала, что на этом инспекция ее шкафа кончится, но Глеб озадаченно огляделся и спросил:

— А где у тебя украшения хранятся?

Варя всерьез задумалась, стоит ли показывать Глебу свою, вне всякого сомнения, богатую коллекцию побрякушек. Решив, что хуже уже все равно не будет, она показала на шкатулку, скромно притулившуюся на комоде. Шкатулку она сама когда-то давно купила во время одной из школьных экскурсий, польстившись на то, как красиво ее кто-то расписал.

Глеб озадаченно повертел в руках шкатулку, которая помещалась у него на ладони целиком.

— А остальное где? — спросил он.

Варя только бросила на него многозначительный взгляд.

— Ясненько… — пробормотал он, открывая шкатулку. — Вот эти сережки надень еще. А…

— Если ты заикнешься о помаде, — предостерегающе воскликнула Варя, перебивая его. — То я точно уже никуда с тобой не поеду.

Глеб захлопнул рот со смиренным выражением лица.

— Волосы в хвостик на затылке еще собери, — только и сказал он.

Выпроводив этого пересмотревшего «Модный приговор» наглеца, Варя, чувствуя неимоверное раздражение, стала переодеваться. Как назло, майка оказалась ей не мала, жакет нигде не порван, а у сережек наличествовали все застежки. Даже хвостик, предатель, и тот быстро завязался, не оставляя места петухам. Увидев отражение в зеркале, Варя не смогла не признать, что так выглядела действительно нарядней. Но это не значило, что то, что Глеб оказался прав, ее радовало.