Глеб выключил зажигание, и машина погрузилась в тишину. Варя сидела, усиленно делая вид, что ничего не происходит и вообще она тут не причем. Глеб сохранял мину вежливой непринужденности, однако то и дело поглядывал на Варю с беспокойством. Он вроде бы и привык уже к тому, что она погружается в пучину собственных мыслей, и тогда до нее не достучаться, но каждое такое погружение все равно заставляло его волноваться. В такие моменты Варино лицо теряло всякое выражение, и понять, о чем она думает, становилось просто невозможно. А Глебу не нравилось не знать, о чем она думает.

Варя вздохнула. Мимо машины прошел пожилой мужчина неопределенной национальности с метлой в руках. Он покосился на машину недоуменно, и Варя почувствовала укол здравого смысла, пришедшийся куда-то пониже спины.

— Ладно, — произнесла она немного сипло. — Пойдем.

Дорогу между могилками Варя нашла бы даже с закрытыми глазами. Этот путь был одной из тех вещей, которая впечатывалась в память крепче таблицы умножения, буквально вдавливалась раскаленным клеймом с внутренней стороны черепа. Таких вещей было немного, но некоторые из них на удивление были совершенно незначительными с точки зрения логики, но для Вари они почему-то оказались слишком важными, чтобы их взять и забыть.

Могила Алины была небольшой, но аккуратной и ухоженной. Все дорожки были засыпаны хрустящим снегом, но внутри оградки он был вычищен, на земле не валялись прошлогодние листья, нападавшие с растущих вокруг берез. Возле надгробной плиты лежал завернутый в газетку букетик разноцветных тюльпанов.

— Ну, привет, сестра… — пробормотала Варя, чувствуя комок в горле. С надгробия на нее смотрело лицо Алины, такое знакомое и одновременно чужое. Изображение было выбито по фотографии, и мастеру удалось хорошо передать черты ее лица, но при этом отсутствовало что-то особенное, то, что делало ее ею.

Надгробие было сделано из темной гранитной глыбы. Она возвышалась над землей на добрый метр и так блестело на солнце отполированной стороной, что Варе было больно на него смотреть. В глазах стало жечь, и Варя списала это на слишком яркий солнечный свет. Но на всякий случай украдкой провела костяшками пальцев под ресницами.

Варя внезапно вспомнила, как мама выбирала фотографию для надгробия. Это было одно из немногих воспоминаний, оставшихся у нее с того времени, и Варя не хотела, чтобы оно со временем исчезло, несмотря на то, что ничего хорошего в этом воспоминании не было.

Был вечер, Марьяна Анатольевна уже уложила ее спать, проследив, чтобы Варя выпила перед сном все положенные ей таблетки. Варя честно пыталась уснуть, но сон не шел, возможно потому, что ее как раз стали переводить со снотворного на нормальный режим, и тело отказывалось подчиняться. Промучившись пару часов, Варя встала, чтобы выпить воды. Когда она дошла до кухни, она остановилась. Марьяна Анатольевна, одетая только в ночнушку, сидела на полу к ней спиной, окруженная разложенными по полу альбомами с фотографиями. Рядом с ней стояла бутылка вина. Она медленно листала страницы в одном из альбомов и что-то тихо напевала дрожащим голосом. Прислушавшись, Варя поняла, что это была их старая колыбельная. Постояв на месте, Варя развернулась и тихо ушла в свою комнату. Уснуть ей той ночью так и не удалось.

К реальности Варю вернул Глеб, взяв ее за руку. Он слегка сжал ее пальцы своими и вздохнул. Проследив за его взглядом, Варя поняла, что он разглядывает лицо Алины. Потом Глеб перевел глаза на Варю и, поняв, что та за ним наблюдает, немного смутился. По крайней мере его скулы порозовели, хотя дело могло быть во внезапном приступе мороза.

— Вы были похожи, да? — не то произнес, не то спросил Глеб.

Варя пожала плечами, глядя на портрет Алины.

— Все говорили, что да, хотя мне кажется, что они были больше похожи с Лешей. Алина была натуральной блондинкой, это она, наверно, в маму пошла. И еще она была высокой, точнее, — поправилась Варя, — она всегда была выше меня, так что я думаю, что она была высокой. — Глаза Вари потускнели. — Была бы высокой.

Глеб дотронулся до ее волос, уже давно окрашенных в черный цвет, и хмыкнул.

— Только не говори, что ты тоже блондинка, — сказал он, обнимая ее за плечи.

Варя сморщилась.

— Мой натуральный цвет скорее русый, но это не важно, так как он мне не нравится.

— Почему?

— Не нравится и все, — отрезала Варя, снова мрачнея. Она начала краситься практически сразу же после того, как смогла самостоятельно принимать решения. Марьяна Анатольевна была против, но Варин врач сказал, что так будет лучше, и ей ничего не оставалось, кроме как согласиться.

— Понял, — произнес Глеб, оборонительно поднимая запястья ладонями вверх. — Глупые вопросы прекращаю.

Варя вздохнула и села на скамейку, увлекая Глеба за собой. Скамейка была деревянная, довольно старая, но крепкая. Каждый год ее обновляли и красили, чтобы та в самый ответственный момент не развалилась. Вот и сейчас, приняв вес двух молодых, в меру упитанных тел, скамейка скрипнула, но выстояла.

— Расскажешь мне что-нибудь?

Реплика вызвала недоуменный взгляд, и Глеб поспешил добавить:

— Ну, об Алине. Я же о ней ничего не знаю.

Варю охватило противоречивое чувство. С одной стороны, ей совсем не хотелось ворошить воспоминания и говорить что-то об Алине. Ей было достаточно находиться здесь, в этот день. С другой стороны, ей хотелось поговорить о ней с кем-нибудь, кто не будет ее родственником или психологом. Нет, она любила Алю, но, говоря с ней, чувствовала себя иногда на сеансе. Особенно рассказывая о таких переживаниях, которые ее однажды уже отправили в больницу.

Пауза затягивалась, пока Варя разбиралась в своих «хотелось», но Глеб ее не торопил. Он терпеливо разглядывал кладбище, залитое солнечным светом, и выпускал в воздух облачки пара.

— Она была старше меня на три с половиной года, — сказала, наконец, Варя. — По идее мы должны были с ней воевать, и да, мы действительно иногда ссорились, но не так, как каноничные сестры. Вот с Лешей, — Варя усмехнулась, вспоминая, какие баталии случались между старшими братом и сестрой из-за компьютера, — они действительно вели себя иногда как кошка с собакой. А мне повезло, со мной никто не воевал. Наоборот даже, баловали.

Глеб хмыкнул, приподнимая бровь.

— Что?

— Ты, наверно, сейчас психанешь или обидишься, — сказал тот, поворачивая к Варе голову и щуря глаза, — но да, ты производишь впечатление человека, которого слегка… избаловали.

— Я? — поразилась до глубины души Варя.

— Но не будем о том, за что я могу получить локтем под ребра, — быстро проговорил Глеб, силясь не засмеяться. Сделать это было сложно: Варя выпучила глаза и стала похожа на удивленную сову.

— Я тебе это еще потом припомню, не сомневайся, — пробормотала Варя, закатывая глаза и преодолевая желание действительно пихнуть его локтем в бок. Но цель была достигнута: Варя больше не выглядела так, будто готова сигануть вниз с ближайшего небоскреба.

Варя улыбнулась Глебу, глядя на него снизу вверх, и положила голову ему на плечо, чувствуя под щекой жесткую ткань пальто. От пальто пахло чем-то сложно-определимым, что Варя идентифицировала как очередной парфюм. В голове промелькнула отстраненная мысль, что духов у Глеба больше, чем у нее, раза в два. Сама Варя была гордым владельцем единственного пузырька, которые ей подарил один из друзей Леши на день рождения. Зачем он это сделал, Варя недоумевала и поныне. Она даже была готова спросить, вот только этот друг уже давно куда-то пропал.

— Алина была доброй, — произнесла она тихо. — И еще она не умела шутить и из-за этого постоянно расстраивалась. И готовила она тоже так себе, хотя думала, что хорошо. И из-за этого уже расстраивалась мама, — Варя улыбнулась, вспоминая, как Алина заставляла всех садиться за стол и пробовать ее очередной кулинарный шедевр. Из всех только Леше доставало смелости сказать, что котлеты недожаренные, а суп лучше вылить.

— То есть кулинарные способности в вашей семье идут явно не по женской линии, да? — спросил Глеб невинным голосом.