Не тут-то было.
Когда Варя зашла в квартиру, изо всех сил удерживая Барни рядом, так как тот любил весь грязный поваляться на диване в гостиной, ее поджидало большое и жирное разочарование. Свет в квартире был включен, из кухни доносились голоса, а в воздухе витал запах еды и свежесваренного кофе. Молясь всем известным богам, Варя выползла из ботинок и лыжной куртки и маленькими перебежками двинулась в сторону ванной.
— Доброе утро! — донесся до нее ехидный голос дорогой и бесценной матушки. Марьяна Анатольевна торжественно восседала на стуле у кухонной стойки и держала в руках чашку с дымящимся кофе. Выглядела она до неприличия жизнерадостной.
Варя, втянув голову в плечи, повернулась. Рядом с мамой, облаченный в фартук, стоял Глеб и тщательно сдерживал на лице прорывающуюся наружу улыбку. Он держал в руках деревянную лопатку, которой до этого помешивал что-то в сковороде, стоявшей на плите.
— Ты что, готовишь? — подняла бровь Варя, глядя на сковородку и принюхиваясь.
— Ну, хоть кто-то из вас должен… — произнесла мама суфлерским шепотом, глядя туда, где обретались гипотетические тучки.
— Мам! — возмущенно воскликнула Варя. — Я умею готовить!
— Да кто же спорит-то? — философски ответила Марьяна Анатольевна. — Чай приготовишь. И «Доширак».
Глеб поспешно отвернулся от них, пряча лицо. Он каким-то даже не седьмым, а двадцать седьмым чувством понимал, что если сейчас Варя услышит его смех, то ходить ему не просто битым, а поломанным, возможно, в самых дорогих местах.
Бурча, как толпа злых и недовольных жизнью гномов, Варя дошла до ванны, взяла мокрую тряпку с тазиком и вернулась в прихожую, где ее терпеливо ждал Барни, привязанный поводком ко входной двери. По-другому удержать его на месте было нельзя.
Полчаса спустя Варя, все еще мрачная и недовольная жизнью, ранним подъемом и внезапно готовящим, пусть и яичницу с беконом, Глебом, сидела за столом и топила свои печали в чашке с кофе, которая больше походила на маленькую кастрюльку. Марьяна Анатольевна удалилась восвояси со словами, что не хочет смущать детей, а Глеб стоял у раковины и сосредоточенно намывал посуду.
— Как спалось? — спросил он, поворачивая голову и глядя на нее через плечо.
— Мало, — буркнула Варя. — Если бы не Барни, то я бы еще даже не встала. А ты чего так рано вскочил?
— Я всегда рано просыпаюсь, когда ночую не дома, — пожал плечами Глеб. — К тому же, кто-то из вас с Барни слишком громко топает. Вы, когда уходили, шумели так, будто стадо слонопотамов мимо пробежало.
Варя отвечать на это не стала, только живописно закатила глаза, продемонстрировав мешки под глазами и темные круги от недосыпа. Вдобавок к этому волосы она собрала в импровизированный пучок на голове, который то и дело норовил рассыпаться, и влезла в первую попавшуюся кофту, которая оказалось мало того, что Лешиной, так еще и с логотипом какой-то металл-группы, по которой тот фанател в ее возрасте. Если так подумать, что в Варином шкафу именно Вариных вещей было довольно мало, так как большинство перекочевало туда либо из гардероба Али, либо из хаоса квартирой выше, в котором обитал ее брат.
Пока настроение Вари постепенно приходило в свою обычную мрачновато-адекватную норму, перебираясь с позиций «ненавижу весь мир» на «ну, пожалуй, ничего так», останавливаясь по пути на остановке под названием «гребаное утро», Глеб домыл посуду, снял с себя фартук и, налив кофе, переместился к ней за стол.
— Решил, что будешь делать дальше?
Вопрос вырвался сам собой, его появления не ожидал никто, в том числе Варя. Как-то неожиданно пронесясь над чашками с кофе, он повис в воздухе, разливая по сторонам напряжение. Неприличная жизнерадостность сошла с его лица, уступая место унынию.
— Поеду домой, наверно, — вздохнул он, пожимая плечами. — Не могу же я вечно здесь ночевать.
— Не можешь, — согласно качнула головой Варя. — А если… у Марка?
— Не вариант, — снова вздохнул Глеб. — У него вечно полно народу дома, нон-стоп тусовка. Я, конечно, люблю патихарды, но не до такой степени.
— Марк, и тусовщик? Подумать только, — фыркнула Варя, отпивая кофе.
— Я ощущаю в твоем голосе неприятие. Вы с ним успели поссориться? — поднял бровь Глеб, баюкая в пальцах чашку. Варя в очередной раз отметила, какие длинные у него были пальцы: они обхватили чашку целиком, даже не напрягаясь.
Она покачала головой.
— Мы не ссорились.
— Я не так долго тебя знаю, но почти уверен, что ты сейчас мне нагло и коварно врешь, — заметил Глеб, глядя на нее.
Варя под его внимательным взглядом смутилась и опустила глаза, высматривая молочные завитки в кофейной гуще. В комнате повисла неловкая тишина, прерываемая разве что тиканьем часов и отголосками телевизора, доносившихся из маминой комнаты.
— Просто… Мне кажется, что я Марку не нравлюсь, — произнесла она, выдержав театральную паузу. — Я почти в этом уверена.
— Что? Ты не нравишься Марку? — воскликнул, удивленно, Глеб. — Да почему?
Варя только недоуменно пожала плечами. Не говорить же ей ему о том разговоре, что произошел между ними во время съемок.
— Откуда мне знать? — развела Варя руками. — Такое бывает. Я же не слиток золота.
— Думаю, что тебе это только показалось, но на всякий случай я поговорю с ним об этом.
— Вот не надо только этого делать, пожалуйста! — вскинула Варя голову.
— Почему? Я хочу, чтобы вы дружили. Ну или хотя бы не относились друг к другу с неприязнью.
— Я сама с ним разберусь, ладно? — Варя нахмурила брови. — Я не хочу, чтобы ты меня защищал как какую-то беспомощную мамзельку.
— Знаю я, как ты с ним разберешься, — усмехнулся Глеб, дотронувшись до скулы, на которой когда-то давно цвела всеми цветами кровоподтека рассечка. — Давай попробуем сначала быть нежными, но если не поможет, то можешь его избить. Чуть-чуть.
Остановившись на этом, хотя Варя и протестовала, они сменили тему. Кофе быстро кончился, но это их не остановило, и они еще долго сидели болтали. Мрачное настроение, обуявшее ее с утра пораньше, отступило, и уже через каких-то полчаса она заливисто смеялась над какой-то глупой шуткой Глеба. Мимо прошла мама, одетая так, будто собиралась нагрянуть в воскресение в офис и напугать охранников. Выдав дочери родительские наставления, она упорхнула куда-то на деловую встречу, сказав, что если что, Варя может смело идти доставать Лешу, а сама она телефон отключит.
Однако этот день явно не собирался сохранять Варино хорошее настроение постоянно. Внезапно в ее голову пришла Мысль, которая не только вернула ее с радужных небес на землю, но и дала понять, что вся неделя будет омрачена. По крайней мере обычно это событие повергало Варю в такую бездну отчаяния, что спасало… А ничего не спасало.
— Ты чего? — спросил Глеб, наблюдая, как смех, еще секунду назад блестевший в Вариных глазах, погас и ушел обратно в те глубины, откуда Глеб его с таким трудом вытащил.
— Да так, вспомнила кое-что, — уклончиво ответила Варя.
Но Глеб был настроен решительно.
— Эй, расскажи мне, — попросил он, а когда Варя проигнорировала его, сделав вид, что он ничего не говорил, протянул руку и переплел их пальцы. — Ва-а-арь, — протянул он, — колись.
Все это общение с людьми явно сказывалось на Варе не слишком благотворно. Ей становилось все сложнее удерживать свои мысли при себе, всем вечно требовалось узнать, что у нее на уме. Одна только Аля понимала, что если она не хочет чего-то говорить, то выяснять не надо. Правда… Варя обнаружила, что рассказывать о своих проблемах другим людям не так уж и не приятно, как она изначально думала. Со временем, и она бы никому и никогда в этом не призналась, ей это даже стало нравиться — делиться своими переживаниями. Тем более, когда Глеб, весь такой уютный, сидел рядом, держал ее за руку и смотрел проникновенным взглядом светло-зеленых глаз.
— В среду… — она запнулась и откашлялась. — В среду будет годовщина смерти Алины.
— Оу… — пробормотал Глеб и опустил глаза. — Прости.