Реакция у обоих мужчин семейства Астаховых была практически одинаковой.

— Анжела! — резко произнес Алексей Борисович, глядя на нее так, что будь Варя на ее месте, точно бы уползла под стол и осталась там до конца вечера. — Мама! — ошарашено воскликнул Глеб, и скулы его порозовели. Правда, Варя не была так уверена, что порозовели они от смущения. Скорее от негодования.

— Я тебе не секретарша, чтобы повышать на меня голос, — не менее резко ответила на претензии мужа Анжела Филипповна.

— Об этом мы поговорим дома, — ледяным тоном сказал Алексей Борисович и повернулся к сыну. — Ты привык к определенному образу жизни. Думаешь, сможешь продолжать разъезжать на хорошей машине, жить в большой квартире и питаться чем-то, кроме манной каши, если продолжить стоять на своем? Перед тобой открыты любые возможности. А ты готов, Леся заткни уши, просрать все это, лишь бы стать режиссером?

— Я сам могу решить, как мне жить, — процедил Глеб, — лицемерие свое можешь оставить при себе.

— Лицемерие? — приподнял брови Алексей Борисович. — И ты мне говоришь о лицемерии? — он рассмеялся, но смех этот не был ни приятным, ни веселым. — Ты живешь на мои деньги, я плачу за твою учебу, я обеспечиваю тебе будущее. Ты можешь сколько угодно разглагольствовать о том, что ты сам решаешь, что и как делать, но из нас лицемеришь именно ты, когда заявляешь, что можешь все сам. Ты, мой мальчик, без моей поддержки даже шагу ступить не сможешь.

Варя отчетливо видела, как на скулах Глеба заходили желваки. Он резко выдохнул, прикрывая на мгновение глаза, будто пытаясь поймать самообладание за ускользающий хвост. Но этого сделать ему явно не удалось.

— С меня хватит, — бросил он отрывисто. Одним движением вскочив на ноги, отчего стул громко скрипнул и с грохотом отъехал назад, Глеб выудил из кармана ключи от машины и бросил их на стол. — Вызовешь водителя.

С этими словами он развернулся и пошел прочь. Длинные ноги делали большие шаги, и не прошло и нескольких секунд, как он исчез за поворотом зала.

За столом повисло неловкое молчание. По крайней мере, Варя неловкость чувствовала. Анжела Филипповна смотрела на нее все тем же взглядом, полным ледяного презрения и ненависти. Леся сидела, вжав голову в плечи и сминая пальцами салфетку из плотной беловатой ткани. Алексей Борисович же, казалось, ничего этого не замечал. Он невозмутимо подобрал со стола ключи и положил их внутрь пиджака.

— Может быть, закажем десерт? — спросил он спокойным голосом. — Леся, что насчет твоего любимого торта-мороженое?

— Простите, но я на минутку отлучусь, — пробормотала Варя и выскользнула из-за стола, пока кто-нибудь что-нибудь ей не сказал.

Стараясь не бежать, она быстро пошла туда, где скрылся Глеб. Она почти не успела: когда она вышла из обеденного зашла в гардеробную, Глеб уже собирался выйти на улицу.

— Глеб, подожди! — воскликнула она. — Не уходи без меня!

Тот остановился, слегка обернувшись, глядя на Варю так, будто совсем забыл о ее присутствии.

— Я подожду тебя на улице, хорошо? — произнес он и, не дожидаясь ответа, вышел.

Варя торопливо надела поднесенное гардеробщиком пальто, быстро застегнулась, путаясь в пуговицах, и выскочила из тепла на улицу, где уже начало темнеть.

Глеб стоял в нескольких шагах от входа в ресторан. Он так и не застегнул свое пальто, шарф кое-как висел на шее. Несмотря на то, что ему нравилось соблюдать в одежде этакую небрежную, тщательно продуманную расхлябанность, такая невнимательность к собственному внешнему виду говорила много о том, как сильно он был расстроен.

Глеб невидящим взглядом смотрел вдаль и крутил в пальцах зажженную сигарету, которая мерцающей точкой горела в мягко опускающихся сумерках. Курил он редко, и каждый раз это было не просто так. Он курил не потому, что ему нравился сам процесс; Глеб говорил, что так ему проще успокоиться в стрессовых ситуациях. Он не был курильщиком: сначала ему было просто нельзя курить из-за занятий плаванием, а потом у него просто не возникало желания. К тому же он знал, что Варе это не нравилось. Однако иногда это просто надо было сделать — зажечь сигарету и поднести к губам, чтобы вдохнуть терпкий дым и почувствовать, как он наполняет легкие.

Варя, заматывая на ходу шарф, подошла к Глебу. Ей хотелось сказать что-нибудь, как-то его поддержать, но слова почему-то не находились. Да и что она могла сказать? Варя и сама не была экспертом в отношениях отцов и детей. Да и вообще в отношениях, если уж на то пошло. Ей хотелось взять его за руку или обнять, но этого она также почему-то сделать не могла. Все это казалось лишним в этот момент.

Они стояли вот так, молча, еще несколько минут. Мимо проходили люди, проносились машины. Город кипел своей собственной жизнью, которой было абсолютно безразличны их проблемы, кажущиеся такими незначительными на общем фоне постоянного движения. Ведь они действительно были незначительными, двумя случайными точками на огромном полотне мироздания, и Варя в этот момент понимала это особенно отчетливо.

— Слушай, — произнес Глеб, наконец. — Ты не против, если я сегодня переночую у тебя?

Варя сначала решила, что ей послышалось. Потом, что он пошутил. Но нет, Глеб говорил серьезно. В голове пронеслись десятки причин, почему она должна отправить его домой или куда-то еще, где он сможет избегать родителей так долго, как хочет. «А если он поедет к Вике?» — спросил коварный тихий в голос в голове, но Варя привычно от него отмахнулась. Еще она будет слушать собственную паранойю. Она уже открыла рот, чтобы отказать ему…

— Пожалуйста. Я не хочу… — он вздохнул и прикрыл глаза. — Я просто не смогу сейчас вернуться домой и видеть… его.

— Хорошо, — слетело с Вариных быстрее, чем она успела это осознать.

Она и без дополнительных подсказок поняла, что под неназванным «ним» скрывался его отец, Алексей Борисович. Если честно, то Варя и сама не была уверена, что хочет еще когда-нибудь с ним заговорить. И вроде бы он не сказал чего-то, чего Глеб уже не слышал от него, и говорил он это не Варе, но ее не покидало чувство, будто все это относилось и к ней.

Видеть Глеба в метро было странно и непривычно. Он и сам чувствовал себя не в своей тарелке и постоянно косился на людей вокруг, подозревая, что они нападут на него и украдут что-нибудь ценное, стоит ему только отвернуться. А когда на Таганской в вагон зашел пожилой мужчина в старом рваном пальто и испускающий сильные ароматы, Глеба едва ли не хватил удар. Варя понимала, что смеяться над ним в такой момент было не очень хорошо, но сдержаться не могла. Она тихо хихикала, пока Глеб мужественно страдал, стараясь не поворачивать голову в сторону благоухающего мужчины, и мысленно называла его «принцесской».

— Как ты там каждый день ездишь, я не понимаю, — качал головой он всю дорогу до Вариного дома. — Это же… ад!

— Кажется, ты поспешил от машины отказываться, — со смешком заметила Варя, не подумав. С лица Глеба тут же сошло все выражение, став непроницаемо-каменным. — Прости, — пробормотала она. — Не хотела обидеть тебя.

— Да ты и не обидела, — произнес он, отворачивая голову. — Просто я не хочу думать об этом. Я понимаю, что надо будет что-то делать, и уже, кажется, придумал что, но сейчас я просто не хочу думать. Пусть пока побудет на паузе.

Когда они дошли до дома, Варя с тревогой посмотрела на окна. Горело только одно, в гостиной, а значит, мамы дома еще не было. Когда Марьяна Анатольевна приходила домой, то включала свет во всех комнатах. Она очень не любила оставаться в темноте. Зато Барни темноту переносил совершенно спокойно. Варе казалось, что ему даже нравилось, что в полном мраке его не видно, и он может подкрадываться к ней и толкать головой под колени.

Мама на телефон не отвечала, на смс-ки не реагировала, и Варя пофигистично решила, что о радостной новости узнает уже по факту. Не выкинет же она Глеба из дома, когда узнает, что у него дома проблемы. Не такие, конечно, когда домой страшно возвращаться, но все-таки. В конце концов, рассудила Варя, Глеба вполне можно было бы отправить ночевать к Леше. У него была свободная комната, был свободный диван, да и вообще его квартира была куда больше адаптирована для мужских ночевок.