В отсутствие других доказательств можно привести в заключение один единственный документ. Граф Карл Бонде, командированный министерством иностранных дел Швеции обследовать лагеря военнопленных в Сибири во время Гражданской войны, заявил: «В своей должности главы миссии шведского Красного Креста в Сибири в 1918 году я путешествовал в собственном вагоне. В одном населенном пункте, названия которого я не помню, поезд остановили и обыскали в поисках великой княжны Анастасии, дочери Николая II. Однако великой княжны в поезде не было. Куда она делась, никто не знал».

Анастасия говорила, что бежала в Румынию. Доказать это теперь, столько лет спустя, после новой мировой войны, коммунистического переворота и ужасного землетрясения в 1977 году, сравнявшего с землей большую часть Бухареста, невозможно. Достаточно сказать, что расследования, проведенные в Румынии, тогда не обнаружили никаких следов семейства Чайковских, ее бракосочетания, рождения ребенка, смерти мужа и ее отъезда в Берлин. «В этой истории нет ни капли подлинных доказательств», – заметила одна русская великая княгиня, но она была не права. И ее ошибка в том, что считать «подлинным» и что нет. В данном случае, она находит странным, что великая княжна, оказавшись в Бухаресте, не явилась сразу же к королю и королеве. Анастасия всегда с горечью отзывалась об этой критике в свой адрес. Многие верили ей, когда она говорила, что рождение ребенка наполнило ее таким стыдом, что она никогда бы даже не подумала явиться при румынском дворе, – не могла же она представить королю и королеве своего насильника!

Осенью и зимой 1918 года Румыния, как и вся Восточная Европа, находилась в состоянии хаоса. В страну хлынули десятки тысячи беженцев, и миграция еще больше усилилась в ходе Гражданской войны в России. Но до ноября 1918 года в Румынии хозяйничали немцы, точно так же, как и на юге России, на Украине и в Крыму. Они оставили Бухарест только 11 ноября, в день окончания войны; прошло еще две недели, прежде чем правительство, король и королева вернулись из Ясс, и еще много времени, прежде чем в стране установилось подобие порядка. «Всё было вверх дном», – вспоминала Анастасия. Это не прибавляет ее рассказу достоверности, но лучшего момента для беженки – любой беженки – попасть в страну и оставаться там никем не замеченной трудно было найти. Только в 1920 году, когда Анастасия уже покинула Румынию, там была введена система регистрации, подобная уже давно существовавшей в Германии. В этой связи один румынский судья заметил: «Многие беженцы не являлись к властям. Они рожали детей, умирали, исчезали бесследно. Почему? По личным причинам: контрабанда, торговля драгоценностями, работа на иностранные разведки, месть, убийства, сведение счетов».

Только трое были готовы официально засвидетельствовать как лично им известный факт бегства царской дочери с юга России – как она там оказалась, не знал никто, – в Румынию через Николаев, Одессу и Яссы. Один из троих был крестьянин-армянин, видевший ее в монастыре недалеко от Ясс, оказавший ей небольшую помощь и получивший за труды пять тысяч лев. Другой утверждал, что знал человека, которого Анастасия называла Александром Чайковским. И третий был немецкий офицер, командовавший переправой на понтонном мосту в Николаеве. К нему обратился знакомый из белых офицеров – некий «Коля» – с просьбой разрешить переправку раненой великой княжне Анастасии и сопровождавшим ее крестьянам. Он передал эту просьбу своему начальнику и впоследствии получил коротенькую записку с благодарностью за помощь.

Эти показания вряд ли могли убедить тех, кто сомневался в подлинности личности Анастасии. Но есть и еще доказательства, непосредственно касающиеся участия немцев в спасении Анастасии. Генрих Дитц, бывший сотрудник германской военной администрации Бухареста, вспоминал, что присутствие в городе царской дочери после войны не было ни для кого тайной. Было «довольно хорошо известно», – говорит он, что великая княжна жила в Бухаресте «под покровительством немцев». В 1927 году генерала Макса Хоффмана, бывшего начальника штаба германских армий на Восточном фронте, председательствующего на русско-германских мирных переговорах в Брест-Литовске, спросили про его мнение о притязаниях Анастасии. В то время генерал Хоффман высказал твердое убеждение, что Анастасия действительно младшая дочь царя. «Я слышала, как он повторял вновь и вновь, – вспоминает дочь генерала Хоффмана: – “Это она, это она; я знаю”». Когда его спросили, встречался ли он с великой княжной раньше, генерал Хоффман ответил: «Мне не нужно было ее видеть. Я знаю».

На этом таинственном замечании след исчезает. Никаких других свидетельств спасения Анастасии не появилось. Но что можно считать неопровержимым доказательством? Даже если можно было бы как-то доказать, что царская дочь бежала из России в Румынию, каким образом, без документов и отпечатков пальцев, можно определить ее тождество с Анастасией? Перед этой дилеммой оказалась теперь Анастасия, и эту проблему ее покровители-монархисты были твердо намерены решить.

Но, разумеется, сначала барону фон Кляйсту нужно было ее найти.

Неожиданное исчезновение Анастасии с Неттельбек-штрассе привело семейство фон Кляйст в смятение. «Где Анни?» – спросила одну из дочерей Мария фон Кляйст, вернувшись домой вечером 12 августа 1922 года.

«Мы думали, она с тобой», – отвечали девушки. Когда до нее дошло, что Анастасия сбежала, баронесса скорее рассердилась, чем испугалась. Несомненно, она отправилась к Кларе Пойтерт, сказала баронесса по телефону мужу: что-то надо делать, чтобы положить конец влиянию этой женщины. Барон уговаривал жену успокоиться. Ведь Анастасию определила на их попечение полиция. Он им немедленно даст знать. Баронесса не должна тревожиться.

К ночи они все были встревожены. Одна из дочерей Кляйстов решила преподнести Анастасии сюрприз, явившись без предупреждения к Кларе Пойтерт. Но, оказавшись в захудалой двухкомнатной квартирке Клары на Шуманштрассе, Анастасию она там не обнаружила. Более того, Клара утверждала, что ей ничего не известно об исчезновении Анастасии. Не добилась успеха и полиция, прибыв туда позже. Почему они не могут оставить в покое приличную женщину (т. е. ее)? – кричала Клара; до чего же дошло, что законопослушная гражданка не может быть уверена в своей безопасности в собственном доме! Во всяком случае, она сообщила им, что никаких сведений о местопребывании великой княжны у нее нет. «Некоторые противоречия свидетельствуют о том, что она не говорит всей правды», – доложили полицейские, но никаких признаков Анастасии в ее квартире не было.

Беглую «великую княжну» обнаружила в конце концов не полиция и не Кляйсты. После двухдневных поисков друг капитана фон Швабе Франц Енике заметил ее стоявшей на мостике у Берлинского зоопарка. Помня о привязанности Анастасии к животным, он провел всю ночь в поисках ее в Тиргартене, самом большом и красивом из берлинских парков. Увидев ее на мостике, Енике поднял крик. Понимает она, что она делает? Знает она, сколько беспокойства она причинила?!

Енике и дух не успел перевести. «Беспокойство?!» – воскликнула Анастасия. Да что г-н Енике в этом понимает! «Она рассказала мне, что у Кляйстов с ней очень плохо обращались, – сообщил Енике. – Они не оставляли ее в покое, всегда принуждали говорить о прошлом». Каждый день барон представлял ей новых людей и требовал, чтобы она рассказывала каждому свою историю. Ей не давали спать по ночам! Это было ужасно. «Барон фон Кляйст и обе его дочери обходились с ней ужасно».

Поскольку Анастасия ясно дала понять, что скорее останется на ночь в зоопарке, чем вернется к Кляйстам, Енике привел ее к себе в квартиру и дал ей возможность там устроиться. Он тоже потерял всякое терпение с бароном. В тот же вечер, в обществе отца Алисы Швабе, он направился к барону, чтобы сообщить ему, что Анастасия больше никогда, ни при каких обстоятельствах, не согласится у него жить, но барон был в таком же отвратительном настроении, как и все остальные. Прекрасно, отвечал он. Енике и чета Швабе могут забрать ее к себе. Однако им придется ее содержать, а это означает расходы: всем было известно, что у Швабе денег не было.