— Господин президент, бомба была занесена внутрь синагоги из подпольного помещения. Мы нашли под полом туннель длиной пятьдесят метров, который тянется от городской канализационной системы. Системы, которая была построена по указанию вашего правительства для обслуживания нового поселения колонистов...

Президент на момент показался обезоруженным, но быстро собрался и перешёл в атаку:

— Но разве перед началом службы в синагоге не производится осмотр? Был задействован килограмм «Семтекса». Килограмм — это увесистый пакет, он не мог остаться незамеченным.

— Господин президент, наша реконструкция происшествия показала следующее: команда террористов выкопала туннель, оставив только тонкую перемычку под полом, и завершила свою работу предположительно вечером в пятницу или в субботу утром. Последний осмотр помещения службой безопасности не обнаружил абсолютно ничего, и было дано разрешение на вход верующих. Как только синагога заполнилась людьми, диверсанты разрушили перемычку взрывом малой мощности, и террорист-самоубийца ворвался внутрь, приведя в действие взрыватель, который пронёс на себе вместе со взрывчаткой. Захваченные врасплох присутствующие не успели вовремя среагировать на появление боевика.

Сейчас вы, конечно, можете говорить, что нашей задачей является предвидеть и обеспечивать, но вы также прекрасно знаете, что всякая организация имеет свои ограничения, невзирая на наличие в значительном количестве средств и людей. Мы физически не в состоянии контролировать подземные коммуникации страны в дополнение к патрулированию поверхности. Тем не менее мои техники устанавливают датчики во всех синагогах и прочих общественных заведениях. Эти приборы могут улавливать подозрительные шумы и вибрацию, которые исходят из-под пола. Это сложная и дорогостоящая операция, и проведение этого мероприятия также вписывается в планы наших врагов: оказывать на нас постоянное давление, требующее всё больших затрат в денежном выражении, а также и труда, человеческих ресурсов... Мы не сможем выстоять, если давление не уменьшится.

Я не имею в виду себя: если вы не доверяете мне, не мучайтесь угрызениями совести, я готов уйти в отставку. Мне несвойственны амбиции, господин президент, моё единственное стремление — защищать вас и народ... но если вы знаете человека, более пригодного и более подготовленного для этой задачи, нежели я, то призовите его сейчас же и вверьте ему мою должность. Я отдаю её в ваше распоряжение...

Он поднялся, чтобы уйти, но президент остановил его:

— Садитесь, Авнер, прошу вас.

Гед Авнер сел, и двое мужчин в молчании пристально смотрели друг другу в глаза в течение нескольких бесконечных минут. Шум транспорта на прилегающей к зданию улице почти прекратился, и люди теперь забились в свои дома, понуждаемые ночным мраком и страхом.

Скокот поднялся и подошёл к окну:

— Смотрите, Авнер, на улице больше никого нет. Люди запуганы.

Авнер, в свою очередь, встал и подошёл к президенту. Окно огромного кабинета выходило на Старый город и позолоченный купол мечети Омара, точно такой же вид, как с террасы его квартиры.

— Вот наши солдаты, — промолвил он. — Вон там. А также мои люди, но я не могу показать их вам.

Президент глубоко вздохнул:

— Что вы думаете предпринять?

Авнер закурил сигарету, сделал глубокую затяжку и разразился долгим приступом кашля.

— Вы слишком много курите, Авнер, — мягко, почти заботливо упрекнул его президент. — Знаете ли, это может причинить вам большой вред.

— Я умру не от курения, господин президент, боюсь, не доживу до этого. Поэтому, стоит ли волноваться? Выслушайте же меня теперь, потому что я должен сообщить вам одно малоприятное известие...

— И что же может быть хуже того, что мы уже знаем?

— Если вы помните, несколько недель назад на заседании Государственного совета я говорил об этой... операции «Навуходоносор», прося дополнительные средства на то, что я считаю серьёзной грядущей опасностью...

Скокот нахмурил лоб:

— Не хотите ли вы сказать, что эти покушения являются началом операции?

— Не знаю, вполне возможно... но чего я опасаюсь, так это того, что нам придётся сражаться на два фронта: внутренний терроризм и нападение извне. Фронтальное.

— Это невозможно. Мы всегда побеждали их на поле битвы. Мы до сих пор обладаем превосходством в военной технике. Они не посмеют.

— Боюсь, что посмеют.

— У вас имеются какие-то признаки... доказательства?

— Нет... предчувствия.

Скокот с недоверием уставился на него:

— Предчувствия?

— Это трудно объяснить... Ищейка чувствует подобные вещи нюхом. Ей не требуются доказательства. Я ощущаю, что за всем этим кроется этот выродок... он стоит за убийством Аль-Бакри... и за воцарением Таксуна, которого переманил на свою сторону в контригре против американцев, да ещё таким образом, что никто ничего не заподозрил.

— Что за выродок?

— Абу Ахмид, кто же ещё?

— Но ведь Таксун пользовался уважением и почти что дружбой американцев.

— Однако же Аль-Бакри прикончили не они. У них были десантники в Митцпе-Рамоне для этой цели. Вы ведь знали это, господин президент?

Скокот на минуту оторопел, но Авнер настаивал тоном плохо скрываемого упрёка:

— Вы знали об этом, господин президент?

— Знал, Авнер.

— А почему вы не поставили меня в известность?

— Поскольку думал, что вы выступите против этой операции и что...

— Говорите без стеснения.

— Что вы мне будете вставлять палки в колёса в тот момент, когда я не могу ввязываться в конфликт с американцами.

— Я бы склонил голову, не стал бы возражать. Только я сделал бы всё возможное для того, чтобы разубедить вас.

— Но почему? Американцы доверяют Таксуну, и вы также согласитесь, что для нас он ненамного лучше Аль-Бакри.

— Я не доверяю никому и меньше всего Таксуну. Если он друг американцев, то он предатель и продажная шкура. Если он им не друг, как считаю я, тогда кто-то таскает для него каштаны из огня с целями совершенно иными, нежели те, которые могут представить себе наши друзья в Вашингтоне.

— Нечто, связанное с этой таинственной операцией «Навуходоносор»?

Авнер закурил ещё одну сигарету, и Скокот обратил внимание на то, что это была сирийская марка «Ориент». Привычный порок для мужчины.

Авнера вновь сотряс сухой раздражающий кашель, по окончании приступа он пояснил:

— Я не могу постичь эту историю с иранскими войсками на границе Шатт-эль-Араб. Она не имеет никакого смысла. Ещё меньше понятна мне цель мобилизации, запрошенной Таксуном: всё это похоже на комедию... Это мне не нравится, не нравится. Вдобавок мне известно, что люди Таксуна вступили в контакты с Сирией и Ливией. Я скорее ожидал бы от него, что он встретится с представителями Иордании и Саудовской Аравии, вы не находите?

— Вы уверены в этом?

— Да.

— И чего вы ожидали, рассказав мне всё это?

— Я вас извещаю, господин президент, и я также поставил в известность Генеральный штаб вооружённых сил.

Скокот покачал головой:

— Нет, не имеет смысла. Американцы мобилизовали бы другую армию, как во времена войны в Персидском заливе. Полагаю, это совершенно невозможно.

Авнер потушил окурок в пепельнице на президентском столе и поднялся на ноги. Скокот также встал, чтобы проводить его.

— Господин Авнер, — произнёс он, — вы были на этом посту при прошлом правительстве и прошлой коалиции, но я испытываю к вам огромнейшее доверие. Я прошу вас оставаться на своём посту и продолжать вашу работу. В будущем... я буду избегать принятия важных решений без согласования с вами.

Авнер остановился, сжав пальцами ручку двери.

— Господин президент, вы читали Полибия?

Скокот с удивлением воззрился на него:

— Греческого историка? Да, что-то такое, в университете.

— Полибий говорит, что история не вся находится в руках людей, которые её делают. Существует нечто неуловимое, непредвиденное, то есть случай. Я чувствую, что наши враги на сей раз подготовили всё с величайшей тщательностью: только случай может прийти нам на помощь. Или рука Господа, если вы предпочитаете выражаться таким образом. Спокойной ночи, господин президент.