– Ну наконец до кого-то доперло позвонить! Не прошло и суток!

– Да, – сказал Амадис, – дорога оказалась неблизкой.

– Чтоб вам всем! Три тысячи чертей! – не унимался водитель. – Всякий раз, как сажусь за руль девятьсот семьдесят пятого, мне приходится дуть без остановок – никто не звонит. Иной раз так и вернешься ни с чем. Разве это работа, я вас спрашиваю?

Кондуктор за его спиной подмигивал и вертел пальцем у виска, предупреждая Амадиса, что спорить не стоит.

– Может быть, пассажиры просто забывают? – предположил Амадис, видя, что водитель ждет ответа.

Тот лишь усмехнулся:

– Сами знаете, что это не так. Вы ведь позвонили. Гнуснее всех… – Тут он придвинулся ближе, и кондуктор, почувствовав себя лишним, скромно удалился. – …Гнуснее всех этот кондуктор, – доверительно сообщил водитель.

– Пожалуй, – сказал Амадис.

– Он терпеть не может пассажиров. Он нарочно подстраивает так, чтобы в автобус никто не садился, и никогда не звонит. Это я знаю наверняка.

– В самом деле, – согласился Дюдю.

– Между нами говоря, он чокнутый, – сказал водитель.

– Вот-вот… – пробормотал Амадис. – Мне он тоже показался странным.

– Они все чокнутые в этой Компании.

– Ничего удивительного!

– Но я их всех во как держу! – сказал водитель. – В стране слепых и кривой – король. У вас есть нож?

– Только перочинный.

– Дайте-ка сюда.

Амадис протянул ему нож. Выдвинув самое большое лезвие, тот всадил его себе в глаз. Потом повернул. Он очень мучился и сильно кричал. Амадис в ужасе бежал, прижав локти к туловищу и высоко поднимая колени: заодно и зарядку сделать. Миновав заросли «колючкис верблюжатис», он обернулся. Водитель сложил нож и спрятал его в карман. Издалека было видно, что кровь течь перестала. Глаз был прооперирован очень чисто, на нем теперь красовалась черная повязка. По автобусу взад-вперед расхаживал кондуктор, его силуэт мелькал за стеклами. Он остановился и посмотрел на часы. Водитель сел за руль. Подождав еще немного, кондуктор снова взглянул на часы и несколько раз дернул шнур; это был сигнал, что все места заняты, и тяжелая машина тронулась с места под нарастающий рокот мотора. Из-под капота взметнулись искры. Потом рев мотора стал глуше, тише и, наконец, совсем стих. В тот же миг автобус исчез из виду. Амадис Дюдю приехал в Эксопотамию, не истратив на дорогу ни единого билетика.

Он пошел вперед, не рискуя задерживаться на остановке – вдруг кондуктор спохватится и вернется. Уж очень не хотелось тратить деньги.

Клод Леон услыхал, как на левом фланге трубным голосом пропел будильник, и проснулся, чтобы прислушаться внимательней. Осуществив задуманное, он снова заснул – случайно – и окончательно проснулся только через пять минут – тоже непреднамеренно. Он посмотрел на фосфоресцирующий циферблат, сделал для себя вывод, что уже пора, и скинул простыню. Любовно прижимаясь, она вновь скользнула вверх по его ногам и обвилась вокруг тела. В комнате было темно, светлый треугольник окна еще не проступил. Клод ласково погладил простыню; она перестала ерзать и выпустила его из своих объятий. Клод сел на край кровати, левой рукой потянулся зажечь лампу и в очередной раз убедился, что лампа находится справа. Он вытянул правую руку и, как всегда, наткнулся на деревянное изголовье.

– Отпилю его когда-нибудь, – сердито процедил он сквозь зубы.

Но зубы неожиданно раздвинулись, и голос прозвучал в полную силу.

«Тьфу ты! – подумал Клод. – Сейчас весь дом перебужу».

Он напряг слух и различил ритмичную пульсацию: пол и стены дышали легко и размеренно, Клод успокоился. По периметру оконной шторы стали заметны серые полоски дневного света: с улицы пробивалось бледное зимнее утро. Клод Леон вздохнул; ноги его тем временем нащупали шлепанцы. Сделав над собой усилие, он встал. Из его расширенных пор нехотя, с присвистом спящей мышки выходил сон. Клод подошел к двери, но, прежде чем включить свет, развернулся лицом к зеркалу платяного шкафа. Накануне вечером он потушил лампу внезапно, как раз в тот момент, когда строил рожу собственному отражению. Теперь, прежде чем идти на работу, он хотел увидеть эту рожу еще раз. Он решительно повернул выключатель. Вчерашнее отражение было на месте. При виде его Клод громко расхохотался. Впрочем, под действием света изображение быстро померкло, и в зеркале появился утренний Клод Леон, отвернувшийся от шкафа и собирающийся побриться. Он спешил, чтобы прибежать в контору раньше своего начальника.

К счастью, жил он неподалеку от Компании. Это зимой – к счастью. Летом же дорога получалась слишком короткой. Надо было пройти триста метров по проспекту Жака-Лемарша на (с 1857-го по 1870-й этот достойный муж инспектировал контрибуции, а прославился как героический защитник баррикады: он оборонял ее в одиночку, сдерживая натиск прусской армии; в конце концов они его одолели, зайдя с тылу; прижатый к высоченной баррикаде, которую он отстаивал до последнего, бедняга дважды выстрелил себе в рот из винтовки Шаспо; кроме того, отдачей ему оторвало правую руку). Клод Леон живо интересовался мельчайшими подробностями истории и в ящике своего стола хранил полное собрание доктора Кабанеса, переплетенное в черный коленкор наподобие бухгалтерских книг.

От холода на краю тротуара позвякивали красные ледышки, а женщины сучили ногами под короткими бумазейными юбками. На ходу Клод бросил «добрый день» вахтеру и, заранее робея, подошел к решетке лифта в стиле Тпру-Конкурбюзье, где уже маялись в ожидании три машинистки и бухгалтер. Клод приветствовал всех сдержанным взмахом руки.

– Здравствуйте, Леон, – сказал начальник, открывая дверь.

Клод вздрогнул и посадил кляксу.

– Добрый день, господин Сакнуссем, – пролепетал он.

– Какой же вы недотепа, – покачал головой начальник. – Опять кляксу поставили…

– Простите, господин Сакнуссем, я…

– Немедленно выведите! – приказал Сакнуссем.

Клод склонился над кляксой и принялся усердно ее слизывать. Чернила были горькие и пахли тюленьим жиром.

Сакнуссем, похоже, был в благодушном настроении.

– Вы читали сегодняшние газеты? – спросил он. – Конформисты готовятся устроить нам веселые деньки, не так ли?

– Мм… да, месье… – промямлил Клод.

– Каковы негодяи, а? – воскликнул Сакнуссем. – Надо быть начеку… Они ведь, знаете, все вооружены…

– А-а… – выдавил из себя Клод.

– Помните, в дни Освобожденчества они возили оружие прямо-таки грузовиками, – продолжал Сакнуссем. – А порядочные люди, вроде нас с вами, ходят безоружными.

– О, конечно, – поспешил согласиться Клод.

– У вас есть оружие?

– Н-нет, месье, – сказал Клод. – Но, может…

– Так вы готовы достать мне револьвер? – спросил Сакнуссем без обиняков.

– Я, это… – замялся Клод, – если только зять моей хозяйки… даже не знаю…

– Великолепно! – провозгласил шеф. – Так я могу на вас рассчитывать? Ну, разумеется, не слишком дорогой, и чтобы непременно с патронами. Эти мне сукины дети конформисты!.. Надо держать ухо востро. Вы со мной согласны?

– Согласен, – ответил Клод.

– Ну разумеется. Не торопитесь, работайте спокойно. И если вам надо пораньше уйти…

– О, мне не надо… – поспешил заверить Клод.

– Вот и хорошо! – одобрил Сакнуссем. – Главное, постарайтесь ставить поменьше клякс. И смотрите, работайте внимательно, вам не за красивые глазки жалованье платят, черт подери…

– Я буду стараться, господин Сакнуссем, – пообещал Клод.

– И не опаздывайте, – напомнил шеф. – Вчера вы опоздали на шесть минут.