– Понимаю.

– Эдигор хороший человек. Он…

– Ты его любишь? Всё ещё любишь?

– Нет… По крайней мере не так, как тогда, двенадцать лет назад. Я… То чувство… Оно осталось позади, мы изменились, оба… Понимаешь?

– Понимаю. А твоя мать?

Эллейн вздохнула.

– Что – моя мать?

– Она ведь прокляла тебя.

Нарро осторожно прикоснулся мохнатой и когтистой лапой к подбородку Элли, заставляя её приподнять голову, чтобы видеть глаза девушки.

В них дрожали слёзы. В ту секунду её глаза напоминали Нарро Море Скорби в ясный день – зелёное, бурлящее, пахнущее солью, оно тоже всегда было полно слёз, и брызгало ими на всех, кто к нему приходил…

– Да. Она прокляла меня, – прошептала Эллейн едва слышно. – Она ненавидела меня ещё тогда, в своём животе, ненавидела так сильно, что прокляла.

А потом я умерла и встретилась с мамой. Она держала мою душу в ладони, плакала и просила прощения за свою ошибку. Я помню её глаза, тепло её рук, дрожащий голос и слова: «Прости меня, дочка. Я была молодой и глупой, я не понимала… Прости меня за это проклятье».

Они замолчали.

Несколько секунд Нарро и Эллейн просто лежали. Где-то в вышине летела маленькая птица, слышался шум от бурлящего потока воды, на лес медленно опускалась вечерняя прохлада, Вим забавно похрапывал, устроившись у костра… А они всё молчали.

– Ты простила?

Маленькая слезинка выкатилась из зелёных глаз и затерялась в густой белой шерсти.

– Да.

***

Просто «да», без лишних слов и рассуждений. Просто «да»…

Наверное, так и нужно прощать – от чистого сердца, без лишних слов? Нарро не знал.

Он не умел прощать.

Он не простил насильников Фрэн, когда они спустя несколько лет по очереди приходили в дом и винились, просили, умоляли. Она – простила, он – нет.

Что-то не давало Нарро покоя, сжимая сердце, как птицу в клетке, когда он думал о возможности простить. Он не понимал, что для этого нужно делать.

Как отпустить обиду и боль? Как сказать только одно слово – «да» – и знать, что это действительно правда, без лишних слов?

Как?!

«Ты выбрал не того оборотня, Арронтар. Не того…»

…Если бы волшебный лес, находящийся в ту секунду далеко от дартхари, умел улыбаться, он бы улыбнулся. И непременно ответил бы, что Нарро не прав.

И на самом деле он уже прошёл больше половины пути.

***

С того дня, как Эллейн рассказала Нарро о своей жизни, их отношения изменились, да и само путешествие тоже стало другим. Теперь они больше разговаривали, делились мыслями и подробностями из прошлого, играли с Вимом и учили его – вместе.

Ещё примерно через одну неделю Элли вдруг заинтересовалась необычным видом мха, на который они наткнулись однажды вечером, останавливаясь на ночлег.

Она долго рассматривала растение, нюхала и щупала его, пока Нарро рассказывал о том, что этот мох называется кудрявым и из него получается необыкновенный укрепляющий волосы шампунь.

– А ещё его добавляют в противорвотную настойку для беременных как основной компонент. И вообще при отравлениях, если нет настойки, можно просто пожевать кусочек мха – сразу легче станет. При пищевых отравлениях, конечно, на яды это свойство не распространяется.

Тогда Эллейн промолчала, но после стала спрашивать про то или иное растение всё больше и больше. Нарро рассказывал. Они даже купили в одной деревне большой альбом для рисования, где Элли начала конспектировать его «лекции» и схематично зарисовывать растения.

А потом и не только растения… Грибы, ягоды, даже животных.

– Откуда ты столько знаешь?

– Я потратил на это всю жизнь, – отвечал дартхари, улыбаясь. – Я изучал природу, повадки животных, свойства растений. Мне нравилось. Потом придумывал зелья и лекарства. Я ведь лекарь, Элли. В первую очередь именно лекарь… а потом уж всё остальное.

Она вновь промолчала, лишь закусила губу.

А Нарро не задавал вопросов. Он замечал, как Эллейн пряталась от собственных мыслей за альбомом для рисования, рисуя и слушая его. Замечал, как при этом разгорались, словно от страсти, её глаза, видел румянец на щеках… И старался рассказать как никогда интересно, вспоминая всё, о чём когда-то слышал или читал.

В этом их блуждании по разным лесам и полям не было никакого смысла, Нарро понимал. Но понимал он и кое-что другое.

Иногда нужно просто сбежать.

Вот они и сбежали…

***

Однажды вечером ветер принёс с собой запах кислого молока.

Он был настолько сильным, что Нарро на несколько секунд застыл, раздувая ноздри и пытаясь вдохнуть как можно глубже…

Молоко… да. И кровь.

– Что с тобой? – обеспокоенно спросила Эллейн, когда её спутник, игравший с Вимом, вдруг застыл и уставился пустым взглядом в никуда.

– Женщина, – прохрипел дартхари. – Рожает. Тяжело… Очень тяжело. Я чувствую. Я должен идти.

Эллейн оторопела.

– Идти?.. Куда?..

– Деревня. Недалеко… Идёшь со мной. – Не вопрос – утверждение. – Вим, ты тоже.

Она не успела ответить – Нарро схватил девушку за руку и потащил за собой, прочь от поляны, где они даже не успели разжечь костёр, куда-то в чащу леса. Правда, через несколько минут быстрой ходьбы действительно показалась маленькая деревенька, окруженная покосившимся частоколом. В самой крайней избе кто-то громко кричал, что-то билось, лаяли собаки… Они замолчали, как только Нарро быстро перепрыгнул через частокол, взяв Эллейн на руки. Просочившийся сквозь колья Вим деловито огляделся, отряхнулся, будто от воды, и важно зашагал за хозяином.

В дверь стучать не понадобилось – она была распахнута настежь, а выбежавшая из дома молоденькая девушка, в панике мявшая фартук, с размаху налетела на Нарро и, громко ойкнув, непременно свалилась бы на землю, если бы мужчина не подхватил её под локоть.

– Здравствуйте. У вас переночевать можно? Мы с сестрой очень устали, – вежливо сказал дартхари.

– Что вы! – девушка всплеснула руками. – Мама моя… рожает она у нас! Уже столько часов, так мучается, мочи нет слушать! А лекарь-то наш помер третьего дня, послали в город за новым, да не поспели… – и она, всхлипнув, разрыдалась. – Вот говорила я бате – куда ты, старый дурак, обрюхатил мамку, как она рожать-то будет, ей годков-то уже… А он – сдюжим да смогём! Смогли! Ох…

Эллейн даже сама всхлипнула – почему-то ей было ужасно жаль и эту девушку, и её маму, и даже незадачливого «батю».

– Вам повезло, мы с сестрой как раз лекари. Может, позволите пройти в дом и осмотреть вашу маму?

Впрочем, позволения Нарро решил не дожидаться – попросту переставил немного обалдевшую девицу в сторону и вошёл в избу.

Запах крови ударил в нос, почти вытеснив из воздуха аромат кислого молока.

Эллейн немного испуганно оглядывалась по сторонам, не очень понимая, зачем она здесь нужна и что ей теперь делать. Но тем не менее пошла за Нарро вглубь комнаты, по направлению к ещё одной двери, успев заметить на столе таз с окровавленной водой и какие-то спутанные тряпки.

Мужичок, метнувшийся им навстречу, пытался что-то сказать, но дартхари просто отодвинул его в сторону, а девушка пискнула из-за спины Эллейн:

– Батя, это лекари! Лекари…

Последним, что видела Элли перед тем, как Нарро затащил её вслед за собой во вторую комнату, был мужчина, резко выдохнувший от облегчения и прижавший к груди свою дочь.

– Здравствуйте, – сказал Нарро, заходя в помещение, пропитавшееся запахом крови и пота. – Не бойтесь, мы лекари. Мы можем вам помочь.

Эллейн прищурилась, пытаясь рассмотреть лежавшую на кровати женщину в задранной до груди рубашке, и еле удержалась от испуганного вздоха – такой измученной она выглядела. Бледное лицо, только на щеках яркие пятна, лихорадочно блестевшие глаза, руки, судорожно вцепившееся в одеяло, и запах… теперь и она его чувствовала.