Трагическое событие — взятие города турками в 1453 г., знаменовавшее окончательную смерть греческого государства, — хотя и было воспринято латинским Западом как постигшая христианство величайшая катастрофа, но далеко не у всех вызвало сочувствие к грекам. Латинский мир допустил гибель Византии в конечном счете потому, что видел в ней постоянного соперника и вероломного еретика-схизматика, упрекая ее в провале крестовых походов и в нежелании вступить в лоно католической Церкви. Несомненно и то, что одним из факторов падения Империи была та неприязнь греков по отношению к западным христианам, которую породил именно крестовый поход, — это чувство возобладало над враждебным отношением к мусульманам. Неслучайно накануне турецкого завоевания великий византийский полководец Лукас Нотарас произнес ставшую афоризмом фразу: «Лучше увидеть среди города царствующую чалму, чем латинскую тиару».[127] Ненависть к латинянам стала частью византийского сознания, а значит, и православия.

После падения Византии память о ней становится также важной частью культурного и политического воображения Запада. Однако если эпоха Ренессанса еще многое почерпнула у Византии — прямой преемницы Греции и Рима, если в XVII в. династия Бурбонов во Франции проявляла интерес к византийскому церемониалу и многое заимствовала из него для ритуалов придворной жизни, то в XVIII в. образ Византии в глазах европейцев, казалось, окончательно померк. Философы Просвещения стали изображать Восточную империю как олицетворение вероломства в политике и оплот мракобесия и деспотизма, и только через столетие в Европе пробудился интерес к одной из самых блестящих мировых цивилизаций, и тогда европейцы вновь открыли для себя великую культуру. И все же некоторые из созданных еще в эпоху крестовых походов стереотипных представлений о Византии дожили до современности.

Конечно, на протяжении веков западные христиане были прежде всего втянуты в орбиту постоянных конфликтов и контактов с исламским миром — арабами и турками. Здесь мы и постараемся посмотреть на крестовые походы глазами мусульман и вписать эти события, которые до сих пор рассматривались со стороны христианской Европы, в контекст истории мусульманского Востока.

Как ни парадоксально, крестоносные экспедиции в Святую Землю в целом воспринимались исламским миром скорее как незаметный эпизод на периферии мусульманского мира. Арабский термин для обозначения «крестоносной войны» (аль-хуруб ас-салибиййа), представляющий собой кальку с западных языков, вообще появляется только в середине XIX в., а позже была написана и первая книга об этих событиях на арабском. Скорее всего, религиозный смысл крестоносных экспедиций мусульманам, точно так же, как и византийцам, не был вполне ясен, хотя внешне крестовые походы должны были напоминать мусульманский джихад. Конечно, это только внешнее сходство, так как, в отличие от джихада — наступательной войны с целью покорения неверных, — крестовые походы, как мы видели, были в принципе войной оборонительной, по крайней мере на доктринальном уровне. Встретившись с крестоносцами на поле боя, мусульмане продолжали называть их привычным словом «франки», как они до того называли всех западных христиан и вообще всех европейцев. Похоже, поначалу мусульманский мир, поглощенный междоусобицами, не осознал всю важность военно-религиозных экспедиций христиан на Восток. Попытаемся восстановить историю христианско-мусульманских отношений на протяжении всего периода крестовых походов.

Несомненно, успехи Первого крестового похода и образование латинских государств на Ближнем Востоке оказались возможны в большой степени благодаря сложной религиозной и политической ситуации на Ближнем Востоке. В самом деле, в это время в регионе враждовали две крупные политические и религиозные силы: на юге существовал халифат Фатимидов со столицей в Каире, власть этого государства — где исповедовался шиизм (одно из двух главных направлений в исламе) — распространялась на Египет и часть Палестины, к их владениям относились также крупные города Бейрут, Тир, Сидон и Акра. Остальные земли (северная Сирия и большая часть Палестины) находились во владении мощного государства Сельджукидов, образованного в середине XI в. в ходе завоеваний тюркского племени огузов и пришедшего в упадок к концу XI в. Сельджукские султаны считались поборниками суннизма (другого главного направления в исламе) и подчинялись аббасидскому халифу в Багдаде — этот правитель теократического государства рассматривался как политический и религиозный глава исламского мира, но на деле уже не обладал никакой властью.

Как известно, сунниты наряду с Кораном признают сунну — священное предание о жизни пророка, являющееся вторым по значению (после Корана) источником мусульманского вероучения и права. Они считают законной высшую политическую власть халифов, а имамами (предстоятелями на молитве) у них являются высшие духовные лица, избираемые из членов мусульманской общины (уммы). В шиитском же исламе имам выполняет обязанности посредника между Богом и человеком, и первым имамом был объявлен Али ибн Абу Талиба (зять Мухаммада), он и его потомки считаются единственно законными наследниками и духовными преемниками пророка. Шииты верят в то, что последний таинственным образом исчезнувший имам (двенадцатый, согласно шиитам-двунадесятникам, или седьмой в соответствии со взглядами исмаилитов) перед концом света вернется в образе Махди (своего рода мессии), с тем чтобы восстановить справедливость и обратить всех в ислам.

Надо заметить, что накануне крестовых походов религиозная ситуация на Ближнем Востоке была чрезвычайно сложной. Т. н. Великая Сирия (Сирия, Ливан и Палестина), где приходилось действовать участникам первой крестоносной экспедиции, не была единым исламским миром. Большинство мусульман были, конечно, суннитами, официально лояльными к аббасидским халифам. При этом суннитская и шиитская общины не были столь четко противопоставлены друг другу: многие сунниты сочувствовали шиитам, а многие шииты служили Аббасидам и Сельджукидам, и в крупных мусульманских городах приверженцы обоих направлений в исламе мирно жили бок о бок. Наряду с этим в городах и деревнях существовали и крепкие общины местных христиан: мелькиты, яковиты, несториане, марониты и др.

Весьма непростой на рубеже XI–XII вв. была в этом регионе и политическая ситуация — она характеризовалась нарастающей нестабильностью, связанной с распадом империи Сельджукидов. После смерти Малик-шаха в 1092 г. его наследники начали междуусобную войну за владения в Иране, Ираке и Сирии, и ни попытки старшего сына Беркиярука сохранить империю от распада, ни стремление аббасидского халифа Аль-Мустазхира контролировать процесс из Багдада не возымели желаемого эффекта. Приставленные править сельджукскими городами и провинциями военачальники — атабеки (букв, «отец-правитель» — так называли воспитателей малолетних сельджукских султанов), воспользовавшись ситуацией, отстраняли от власти своих воспитанников и начинали править единолично.

К концу XI в. Великую Сирию раздирали постоянные военные конфликты: сельджукские военачальники сражались с армиями египетских Фатимидов. Но и между сельджукскими правителями происходили междоусобицы: правителю города Алеппо и владевшему большей частью северной Сирии племяннику Малик-шаха Ридвану, находившемуся под влиянием ассасинов-исмаилитов, противостоял его младший брат Дукак, сидевший в Дамаске. В борьбе против Алеппо Дукака поддерживал сельджукский султан Яги-Сиан, правивший в Антиохии, которая совсем недавно (в 1084 г.) была отвоевана у византийцев. А с востока Ридвану угрожал мосульский атабек Кербога. Почти в каждом городе Великой Сирии был свой правитель-военачальник, и, как правило, представители этой военной элиты были турками-сельджуками или курдами.