Вечер обещал быть скучным. Тарелка с наваристым гороховым супчиком опустела, пузатый чайник довольно пыхтел на масляной горелке, и пайкор-охранник готовился к тому, что через часик его сменит напарник, и он сможет заняться чем-то более приятным, чем рабы, когда из коридора послышались крики.

– Чтоб вас злобоглазы сожрали, – выругался охранник.

Крики все не смолкали, и охранник нехотя подобрал копьё и поплёлся в конец коридора. За тяжёлой обшитой листами железа дверью одной из камер раздавались людские крики.

– Мертвяк! Мертвяк! – Истошно орали из-за тяжёлой бронированной двери.

– Тихо! – Рявкнул стражник на людском наречии, заглядывая в камеру сквозь крохотное зарешеченное окно. На полу подёргивалось в конвульсиях тело. Остальные обитатели сгрудились в дальнем углу камеры.

– Вытащите нас, пока не сожрала всех, – бросился на решётку худенький парнишка.

– Сейчас. Всех вас вытащу, – презрительно бросил охранник, судорожно вспоминая, что он должен делать в таком случае и не следовало ли ему доложить командиру. Докладывать командиру не хотелось. Ибо в данный момент суровый начальник сидел в одной из таверн недалеко от арены, одной рукой держа огромную глиняную кружку со светлым пенистым напитком, а другой – обнимая за тонкую талию грудастую рабыню. В такой ситуации беспокоить начальника стоило лишь в случае очень серьёзных проблем.

– Что там, Дохан? – Второй охранник, заглядывая через плечо, пялился в темноту камеры, пытаясь что-то там разглядеть. Крики заставили его покинуть тёплую караулку, оставив недоеденным ужин.

– Люди, – презрительно бросил Дохан, захлопывая оконце – Сходи за знахарем. Не хочу, чтобы в нашу смену кто-то сдох.

– Да, если мясо для арены испортится, начальник всем нам голову открутит.

На удивление стражи, знахарь прибыл быстро. Не прошло и получаса, как тучный запыхавшийся мужчина появился вместе с хлипким невысоким мальчиком-помощником и двумя долговязыми охранниками, непонятно как помещавшихся в низких коридорах подземелий.

– Открывай, – пробасил знахарь, вытирая каплю пота, проступившего на широком, изрезанном глубокими морщинами, лбу. Пока охранники загоняли пленников в глубь камеры, знахарь отдышался. Пробежки давались ему тяжело. Перебросившись парой слов с охранниками, знахарь нехотя склонился над Эурой, брезгливо прикрыв платком нос и нижнюю часть лица. Платок топорщился на курчавой рыжей бороде, прилипая к тучной шее. Помощник держал факел и, словно странный торшер, освещал больную. Парень лениво ковырял земляной пол камеры стоптанным носком сапога. Чад от факела лез в глаза и забивал в нос, но он терпеливо ждал, когда знахарь, наконец, решит, что дело больного безнадёжно и отправится читать заплесневевшие книги или копаться в пучках вонючих трав. Рабы умирали каждый день, умирали от чахотки, ран, сырости, побоев, плохой пищи, хищников, погибали под завалами, сгорали от адамантиновой пыли. Одним больше одним меньше: стоило ли беспокоиться, благородным пайкорам?

Женщина лежала на спине, сложив на груди скрюченные руки. На потрескавшихся губах пузырилась пена, а на боку расплывалось багровое пятно. В воздухе тюремной камеры висел странный древесный запах. Внезапно женщина открыла глаза.

– Что за … – Лекарь не успел договорить, как тяжёлый наручник, описав в воздухе дугу, разбил переносицу. Он отшатнулся. Эура, вскочив, ударила помощника, выбив факел из рук. Стражники бросились к ней, упустив из вида остальных заключённых.

Люди Радэка быстро повязали стражу. Эура, напялив на себя балахон послушника, спрятала волосы под капюшон и перекинула через плечо сумку лекаря.

– Зачем тебе? – Спросил Радэк, затыкая глотку голосившему знахаря платком.

– Позже разберёмся.

– Ключи, – один из спутников, бросил Радэку ключи, доселе болтавшиеся за поясом у Дохана.

Эура хитро улыбнулась, перехватывая на лету тяжёлую связку.

Бывшие пленники открывали камеры, выпуская из клеток людей и нелюдей. Кто-то из рабов, не веря в собственную удачу, оставался, боясь покинуть каменный мешок, кто-то радостно выбегал из темницы, исчезая в туннелях, кто-то сбивался в группы и уже вместе с другими искал путь наверх. У каждого из смертников в ту ночь был шанс, призрачный, как и все возможности дарованные богами, но шанс.

– Сворачиваем! – Скомандовала на бегу Эура.

Туннель поднимался наверх. Память рисовала путь к свободе, пролегающий через соседний туннель. Нужно было лишь свернуть, а дальше только вперёд, прямо по туннелю, вверх по деревянной лестнице, огибающей зев провала, и наверх туда, где солнце садилось над рыжими горами.

– Нет, – возразил Радэк, останавливаясь. – Нам в другую сторону.

– Я точно помню, что это дорога к воротам. Нам нужно поторопиться, пока стража не проснулась.

– Мы должны освободить госпожу Беату.

– Зачем?

Радэк посмотрел на девушку, словно на прокажённую.

– Она наша госпожа,– медленно, делая ударение на каждом слове, словно объясняя ребёнку прописные истины, произнёс мужчина. – Я поклялся защищать её до последней капли крови.

– Ты же не знаешь, где не держат! – Прохрипела Эура. От быстрого бега сердце было готово выскочить из груди, а кровь стучала в висках. – Если мы поторопимся, мы успеем уйти, а, мотаясь по подземельям, мы потеряем время.

– Делай что хочешь, но мы идём за ней, – отрезал Радэк, кинув свирепый взгляд на своих людей, сделавших было шаг в сторону выхода. Люди, потупив глаза, вернулись, встав за рыцарем. – Ты можешь пойти одна, но тебя, схватят, или ты умрёшь от голода и холода, заблудившись в горах, или снова попадёшь к пайкорам. Если поможешь нам, у тебя есть шанс. Даю тебе слово рыцаря Ордена Сияющих Небес, что когда мы выберемся из подземелий, я проведу тебя к ТрайЕлоссе и помогу устроиться при дворе господина Маркуса.

Эура колебалась.

– Думай быстрей.

В туннеле, ведущем вверх, послышались топот, крики и звериный рёв.

– Подземные боги бы их побрали!– Выругалась Эура.

Прямой путь наверх был отрезан.

Беглецы свернули в туннель, ведущий вправо. Скрывшись за поворотом, добежали до развилки, убедившись, что погони нет, снова свернули. В этой части подземелий было тихо и сонно. Лишь пламя факелов, притороченных к выложенным каменными блоками стенам, колыхалось от сквозняка.

– Стоять! – Эура резко остановилась, преграждая путь. – Давайте подумаем. Хорошо подумаем, отбросив красивые слова. Кто-нибудь знает, где прячут госпожу Беату, или мы будем прочёсывать все туннели пайкоровских подземелий?

– Ну, – замялся Радэк, переводя дыхание. От бега его короткие тёмные кудрявые волосы слиплись, пристав к мокрому лбу. – Ее, скорее всего, держат в верхних тоннелях. Мы попадём туда, если обогнём камеры для невольников с запада.

– «Скорее всего» или «точно»?

– Эм…

– Господин Радэк…

– Я не знаю, – сдался мужчина. – А что ты можешь предложить?

– Нам нужен язык, причём желательно подвешенный к живой голове, так как говорить с мёртвыми я не умею.

– Кто? – Удивлённо переспросил Радэк.

– Тот, кто может нам точно сказать, где прячут твою госпожу.

– Где мы его найдём?

– Господин Радэк, воспользуйтесь, наконец, своими армейскими мозгами. Мы в коридоре, в тихом районе пайкорских пещер, где проживают добропорядочные пайкоры…. И Вы ещё спрашиваете, где нам найти пайкора? Кстати, как будет по-пайкорски: «Откройте, это ночная стража?»

– Я… я не знаю. У меня не было времени практиковаться в пайкорском.

Эура тяжело вздохнула и махнула рукой.

Девушка тихо постучала в первую дверь, ничем не отличавшуюся от многих других в этом и соседних тоннелях. Спустя несколько минут из-за двери показался заспанный парнишка. Шум и крики из тюремных камер ещё не донесли до этой части подземелий весть о бегстве рабов.

– А вот и язык, – проговорила девушка, ударяя несчастного в переносицу. Пайкор отшатнулся, прикрывая разбитое лицо. Эура и остальные беглецы ввалились внутрь.