Улица была пуста, но в этот момент за угол завернула другая машина, длинный чёрный «олдсмобиль», с такими же тонированными стёклами, указывающий на его принадлежность к полиции. Пассажиры «олдсмобиля» не заметили «лексус», но один из них обратил внимание на Кики.
— Маза ФАК! — взревел детектив-лейтенант Джамал Джарвис.
— В чём дело? — взвизгнула его партнёрша, лейтенант Елена Мартинес.
Эти двое были последними оставшимися в живых из группы по преступлениям ненависти в полицейском бюро Портленда, и к этому времени парочка стала настолько известна Добрармии, что им даже не позволяли появляться на улице. Парочка провела прошлый год, сходя с ума от скуки в Центре юстиции и развеивая её только допросами, которые всё больше становились просто предлогами для кровавых пыток и издевательств над любыми подозреваемыми белыми, брошенными в застенки. Они не получали никакой ценной информации, но, похоже, это никого больше не заботило. Карьеры обоих пошли прахом.
У Мартинес провалились все её непрерывные попытки перебраться в ФБР и получить назначение куда-нибудь вне Северо-Запада. Джарвис только что подобрал её в отеле «Винтаж Плаза», где она обнаружила последнего из её длинной вереницы высокопоставленных федеральных любовников, помощника генерального прокурора в постели со своей портлендской коллегой Луизой Ричардсон. Это не удивило Лэйни, так как она присоединялась к ним как третья партнёрша.
Мартинес удивил факт, что они были застрелены, а раздражало то, что она уже несколько часов пыталась объяснить по телефону следователю (который боялся выйти на улицу и осмотреть место преступления), почему она оказалась в номере отеля утром в предрассветные часы. Теперь Добрармия разгромила город, за который Мартинес, как считалось, несла ответственность, а её всё более невменяемый партнёр Джарвис сыпал ругательствами перед завтраком.
— В чём дело? — спросила она.
— Да эта фука! — просипел Джарвис, выпучив глаза. — Долбаная фука Кики Маги, вон там! Там, чёрт возьми! Видишь?
Он показал.
— Я узнал её! Я фегда узнаю белых шлюх фзади, как они качают жопой! Точно, это та фука!
Глаза Лэйни сузились.
— Мадре де дьош[89], по-моему, ты прав, Джамал! Какого чёрта она так разоделась?
— Она идёт в «Дыру для крыф», — сказал Джарвис.
Лэйни устала и достаточно «вышла из игры», так что сначала подумала, что теперь Кики «стучит» какому-то агенту ФБР.
— Чёрт побери, ведь она — наша! — завопила Лэйни. — Хватай её!
Джарвис развернул «олдсмобиль», подлетел к Кики, как раз когда та подошла к тротуару у Центра юстиции, и с визгом затормозил. Джарвис и Мартинес выпрыгнули из машины. Кики обернулась и закричала, когда Джарвис схватил её за волосы, а Мартинес — за руки, они открыли заднюю дверь «олдсмобиля» и вдвоём зашвырнули Кики внутрь. Затем Лэйни захлопнула за ней дверь.
— Дерьмо! — выругался Джимми в «лексусе». — Я их узнал! Это — «Мами» и «Обезьяна»! Я должен вытащить её оттуда! Уинго выпрыгнул из «лексуса», откинул приклад «Калашникова» и загнал патрон в патронник.
Оскар не думал о том, что Уинго теперь открыто стоит на улице с оружием в руках на виду у камер слежения и пулемётчиков у пулемётных гнёзд в двух главных проходных. Он только посчитал, как это и было на самом деле, что его песенка спета из-за простого невезения.
«Чёрт», — спокойно сказал он сам себе, выскакивая из машины и вставляя патрон в дробовик. «Что ж, жизнь оказалась короткой, но весёлой».
Уинго двинулся через улицу к «олдсмобилю».
— Где ты была, долбаная фука? — проревел Джарвис, оборачиваясь с места водителя, вытягиваясь и хлеща Кики открытой ладонью по лицу, по голове, и колотя её кулаком. Лэйни схватила Кики за волосы и трясла её голову взад-впёред, как будто хотела оторвать.
— Что ты, чёрт возьми, вообразила о себе, ты, шлюха гринго? — визжала она. — Разве я не говорила тебе раньше, что от тебя ничего не зависит, ты ничего не решаешь, что ты — ничто?! Это больше не твоя страна, сука гринго! Она принадлежит нам, «Ля Раса», ты поняла, пута бланка[90]?
Кики повернула голову и через окно увидела Джимми и Оскара, приближающихся к машине с оружием на изготовку.
«Он идёт спасать меня», — подумала она в отчаянии. Дамоклов меч над головой Кики уже начал падение, и её жизнь кончалась.
«Он меня любит и сейчас готов умереть ради меня — ничтожества. А если он уцелеет, будет ещё хуже, потому что они ему всё расскажут. В конце он узнает, что я такое. Он посмотрит мне в глаза. Я этого не вынесу».
Кики подтянула портфель, лежащий на её коленях, и положила пальцы на застёжки замка. Джарвис это увидел, догадался, но успел лишь в ужасе выкрикнуть последнюю в жизни похабщину.
Ослепительно вспыхнул свет.
Каким-то чудом взрыв оторвал нижнюю часть «олдсмобиля», и большая часть силы взрыва ушла вверх вместе с машиной. Машина взлетела в воздух почти на 10 метров, ударилась о землю и разлетелась на обломки пылающего расплавленного металла. Хотя Уинго и Хилл находились близко к машине, на удивление их только сбило с ног, бросило на асфальт и задело несколькими раскаленными осколками, но в остальном они не пострадали. Оглушённый Уинго, шатаясь, встал и поднял автомат «Калашникова», дико озираясь в поисках цели. Затем его глаза остановились на горящих перед ним обломках.
«БОЖЕ МИЛОСТИВЫЙ, НЕТ!» — выкрикнул он во всю силу своих лёгких.
Раздались хлопки: из проходных уже стреляли по ним «пухлые», хотя дым от горящего «олдсмобиля» ещё мешал им целиться. Уинго взревел как безумный, поднял «АК» и выпустил весь барабан по проходной.
Хилл подбежал к нему и затряс, крича в лицо.
Он кричал: «Она погибла, Джимми! Джим, она погибла! Мы должны убираться отсюда! Она не хотела, чтобы ты погиб! Она хотела, чтобы ты жил и вместе с нами победил ублюдков! Ну, пошли же, Джим! Надо уходить!»
Наконец, Уинго, похоже, заметил, что по нему стреляют, и позволил Хиллу запихнуть его обратно на пассажирское место в «лексусе». Когда Хилл дал газ, и машина вылетела из этого района, на востоке из-за бетонного силуэта города выглянуло солнце и затопило Вторую авеню золотистым светом нового дня.
Мы победили!
Король Генрих:
Сказать по правде Я ещё не знаю За кем победа:
Немало ваших всадников я вижу,
По полю скачущих.
Монжуа:
Победа ваша, сир.
Король Генрих V — Акт IV, Сцена 7
Тёплым летним вечером в частном доме в Клэтскани, штат Орегон, состоялось особое совещание. Этот дом принадлежал видному местному бизнесмену, стороннику юнионистов, который несколько лет назад внезапно уехал отсюда после душевного разговора с несколькими парнями. Так как хозяин всё не возвращался, чтобы вернуть или проверить своё добро, Зак Хэтфилд посчитал, что тот не намерен дальше им пользоваться. Хэтфилд поселил в доме сторожей — белую пару средних лет из Юджина, которые в свою очередь были обвинены в симпатиях к националистам, а затем бульдозеры ФАТПО превратили их в бездомных. Позже этот дом использовался Заком как промежуточная база, пункт снабжения и место для встреч. В этот вечер Зак принимал в этом доме множество офицеров Добрармии, которые собрались там по приказу для просмотра специального общенационального телеобращения президента Челси Клинтон.
— Чёрт возьми, я понятия не имею, что происходит, — отвечал Хэтфилд всем, кто его спрашивал. — Приказ сверху, всем, кто сможет добраться до телевизора, обязательно выслушать речь Челси сегодня вечером. Надеюсь только, что сегодня вечером федералы не решат сбросить на нас крылатую ракету или беспилотник-убийцу.
— Знаешь, слухи разлетаются как летучие мыши из пещеры, — сказал Леннарт Экстрем. — Операции «Эпплсмэш» («Разбитое яблоко»[91]) и «Пигкил» («Забой свиней») снова привели ЗОГ в бешенство. Экстрем упомянул две долгосрочные операции далеко от Родины, которые Добрармия начала с целью подрыва двух главных центров сионистской власти — Нью-Йорка и Вашингтона.