— Отлично, значит, если нам удастся разместить нашу штурмовую группу в отеле «Голливуд Ройял», то мы сможем незаметно провести их в «Кодак»? — спросила Кристина.

— Ээээ, возможно, — протянул Брюер. — Есть определённый порядок использования этого подземного коридора. Он заперт и со стороны отеля и со стороны театра, и может быть открыт только одной из этих чёртовых магнитных карточек. Дирекция отеля «Голливуд Ройял» имеет оригинал карточки-пропуска, как и Сид Глик и несколько Больших Жидов, а временные кодированные копии выдаются на каждый «вечер Оскара» любому, кто, по мнению этих БЖ, может в них нуждаться, или кто сможет подлизаться к одному из менеджеров отеля. Нашим парням, видимо, нужно примерно по три таких карточек на группу, чтобы открывать разные двери.

— Ну и как нам заполучить карточку? — спросил Хилл.

— Здесь сюжет усложняется, — сказал Брюер. — В этом году некоторые звёзды и менее крупные особи, кому не хватает Зелёной комнаты, собрались, и, показывая своим начальникам студий своего рода злобные носы, улучшенные пластическими хирургами, объединили часть своих огромных свободных средств и сняли целых два этажа отеля «Голливуд Ройял» на две ночи — ночь перед началом и ночь церемонии вручения премий и Бала губернатора, который проводится в бальном зале «Кодака» площадью более 3700 квадратных метров, что размером с футбольное поле. Видимо, у них имеется копия оригинала карточки-ключа от подземного туннеля, полученная обманным путём через кого-то в отеле за бешеные деньги, и копии с неё, но только для элиты «избранных».

Их план состоит в том, чтобы незаметно проводить несколько собственных частных вечеринок и оргий в «Ройяле», хотя все будут милы, улыбчивы и вежливы при исполнении основных обязанностей. Всё время эти люди будут выскальзывать через туннель в номера для вечеринок в «Ройяле» нюхнуть кокаина или кольнуть героина, быстро сунуть член в то или иное отверстие или просто показать средний палец любому, кто смеет пытаться заставить этих людей вести себя прилично хотя бы один единственный вечер.

— Так что всё, что нам нужно, это выкрасть собственную копию одной из этих карточек-пропусков у настоящей живой кинозвезды, — уныло вздохнул Хилл. — Я не думаю, что вы завербовали кого-нибудь из кандидатов на Оскара в разведсеть Третьего отдела, а, мистер Рипли?

Брюер ничего не говорил, а добродушно улыбался всем присутствующим.

— Боже, так вам это удалось, или нет?! — воскликнул Рандалл, пристально глядя на Брюера. — Я хочу спросить, это правда?

— Ведь я — агент по поиску работы для талантов, вы не забыли? — ответил Брюер. — Это — моя работа.

— Вы шутите! — не поверил своим ушам Хилл, пристально глядя на него.

— Думаю, ребята, прежде чем мы продолжим, надо ненадолго прервать наше совещание, так как мне придётся забрать лейтенантов Хилла и Рандалла, чтобы встретиться с «драгоценным камнем в короне Третьего отдела», — сказал Брюер. — Господа, мы едем в Беверли-Хиллз.

Брюер позвонил по мобильному, коротко переговорил с собеседником и часом позже на своём «лексусе» последней модели привёз двух офицеров в Беверли-Хиллз. Их целью вопреки ожиданиям оказался не огромный особняк с плавательным бассейном и теннисным кортом. Вместо этого Брюер въехал в квартал из четырёх дорогих, но не бросающихся в глаза кооперативных домов в испанском колониальном стиле, ненавязчиво размещённых в глубине маленького тупика, отходящего от Беверли-Бульвара, и развернулся в выложенном булыжником центральном внутреннем дворе с фонтаном. Брюер попросил своих пассажиров пригнуться на заднем сиденье, пока он набирал код в ящике, стоящем на цветочной клумбе на уровне водителя, и ворота из кованого железа с электронной сигнализацией медленно открылись.

— Камеры во внутреннем дворе? — спросил Хилл.

— Да. Я её агент, и поэтому у меня есть законное оправдание, — продолжил «Талантливый». — Если я остановлюсь за тем кедром, то мы попадём в мёртвую зону, которая тянется до входной двери. Я попросил вас обоих сесть на заднее сиденье, чтобы вы могли выйти сзади со стороны водителя. Хотя, на всякий случай, останьтесь в шляпах и тёмных очках.

По дороге Брюер выложил им подробности об источнике, который он назвал драгоценным камнем в короне Третьего отдела. Так что офицеры не выразили никакого удивления, когда дверь одной из нижних квартир открыла невысокая молодая блондинка с умопомрачительной фигурой, лет двадцати пяти, в джинсах, сандалиях и блузке пастельного цвета. Гости прошли внутрь квартиры, в холл, отделанный кедром, а молодая женщина остановилась рядом и, молча, подождала, пока Брюер достанет металлоискатель.

Она подняла руки, и он быстро провёл прибором вдоль её тела. Затем Брюер достал другой электронный прибор, который напоминал мобильный телефон, и исчез внутри квартиры, привычно проводя поиск подслушивающих «жучков» в каждой комнате. В то время как Брюер был занят, женщина жестом изобразила процесс пития и, глядя на двух мужчин, вопросительно выгнула брови. Хилл наклонился и тихо прошептал: «Кофе для меня был бы в самый раз, и что-нибудь холодное для моего друга. Без алкоголя».

Она прошептала в ответ так тихо, что ни одна подслушка не смогла бы ничего разобрать, если бы жучки и были: «Да, знаю. Общий приказ номер десять».

Хозяйка жестом пригласила мужчин в гостиную, которая была просто, но со вкусом обставлена двумя роскошными бархатными диванами и несколькими кожаными креслами, обеденным уголком и большой кухней, открытой с одной стороны. Внутренний дворик был открыт в зелёный сад со множеством цветов и папоротников. Она молча пригласила их садиться, а сама пошла на кухню, взяла из кофеварки полный кофейник и налила две чашки, затем открыла холодильник и вынула большую пластмассовую бутыль имбирной колы и ещё одну — с кока-колой, для Рандалла. Он показал на эль, и она наполнила большой бокал, добавив в него кубики льда. Затем поставила на плиту чайник, взяла большую простую белую кружку и положила в неё пакетик чая из трав.

Тем временем Хилл и Рандалл воспользовались возможностью рассмотреть книжные полки, которые заполняли стену гостиной комнаты и содержали не только книги, но и большую коллекцию музыкальных компакт- и ДВД-дисков с кинофильмами. Хилл всегда делал это всякий раз, когда имел такую возможность, так как ничто не помогало ему лучше в оценке характера человека, чем изучение того, что он читает, смотрит и слушает.

Литературные вкусы хозяйки охватывали классические драмы и большие романы, которые почти никто больше не читает. Пьесы времён королевы Елизаветы и драматургов Реставрации, таких как Драйден, Вебстер, Бен Джонсон, и, конечно, полное собрание сочинений Шекспира, мастера девятнадцатого века — Чехов, Стринберг, Ибсен, Гилберт и Салливен, а также несколько тонких томиков Юджина О'Нила, которым оканчивалась современная литература.

Здесь были такие писатели как Диккенс, Готорн, Троллоп, Уилки Коллинз, Томас Харди, Роберт Льюис Стивенсон и Бальзак. Хилл также с удовольствием увидел сочинения Жюля Верна и книги на исторические темы Артура Конан-Дойля, его любимых в детстве авторов. Библиотека поэзии блистала Уолтом Уитменом, Теннисоном и Т.С. Элиотом, но тесно граничила с политической некорректностью, так что Хилл задался вопросом, почему из-за этого у хозяйки не случилось неприятностей, так как у неё также были не запрещённые, но осуждаемые работы Редьярда Киплинга и Эзры Паунда. Он был ещё более удивлён, увидев прямо запрещённые законом творения австралийского поэта-лауреата Генри Лоусона — одно из нелегальных изданий Партии до восстания 22 октября, которое вполне могло привести к её аресту, если бы кто-нибудь заметил книгу, и, зная, кем, чёрт возьми, был Генри Лоусон, донёс на неё в министерство внутренней безопасности.