Вон в углу попивает вино Сезанн, а вот входит, смеясь Модильяни с прехорошенькой барышней, Пикассо проповедует коммунистические идеалы, Моне, с высоты своего зрелого возраста, ухмыляется. Они то, объединяются между собой эти гении, то рвут отношения «навсегда». Счастье даже изредка находиться в поле их внимания. Отец говорил, что небожители его привечали, учили. Правда, все говорили разное и тянули в свою сторону. Но какая разница. Этот монолог отца я слышал ни единожды и мог цитировать наизусть. Однажды, продолжал рассказ папа, менеджер кафе запретил обслуживать курившую на веранде молодую женщину. К тому же, о, ужас! – смеялся отец, она сидела без шляпки! Её попросили покинуть кафе. Возмущенные художники перекочевали в другое кафе. «Ротонда» стали лишь туристической Меккой, где все стены выложены плитками со знаменитыми именами художников. Именно в «Le Rotonde» родилась и созрела живопись европейского авангарда! – гордо заканчивал свое повествование отец.

– А что же девушка? – лукаво спрашивал я, прекрасно зная ответ.

– Девушка вышла замуж и живет счастливо до сих пор, – отвечала мама.

Я ещё раз прочла последнюю строчку и задумалась. Действительно моя бабушка произносила слова, немного грассируя, она любила вставлять французские слова, особенно, если хотела, чтобы я не знала, о чём идет речь. Дедушка называл её Аннет и всегда говорил, что любит всё офранцуживать. Я думала, что всё их поведение и общение являлись издержками старомодного воспитания. Потрясающее открытие, – вслух произнесла я, хлопая себя полбу. Я же видела бабушкин паспорт. Там было написано, что она родилась в Петербурге. Я понятия не имела, что дед Илья жил в Париже. Я вскочила и понеслась вниз в квартиру. Где архив деда. Я точно помню, что отец говорил, что у него хранится самое дорогое его сердцу – архив мамы и папы. Я тогда была маленькой. Мне было всё равно, тем более что я не понимала значение слова «архив». Где же он может быть? Я стала пристально рассматривать книжные полки. Не знаю почему. Может, подсознание подталкивало. Вижу картинку – отец на стремянке стоит у верхних книжных полок. Я притащила лестницу и с трудом достала до желаемых альбомов. Полки были нестандартной величины, специально сделанные под альбомы с репродукциями знаменитых картин и архитектурных памятников. Их было множество, стояли – плотно, прижавшись друг к другу. Пыхтя, я начала осторожно вытягивать по одному и тщательно их рассматривать. На меня тут же нахлынули воспоминания. Отец достаёт альбом и приглашает меня на наш огромный диван, на котором спокойно, не мешая друг другу, могли спать человек пять. Я сажусь. Папа начинает мне показывать и рассказывать о каждой картине, словно он её писал. Это было лучше сказок. Вдруг он замолкал и перелистывал или вовсе закрывал один альбом и переходил к другому. Почему? С этим разберусь позже. Сколько времени у меня займет перелистывание каждой страницы стольких альбомов. Я закрываю глаза. Папа держит объёмистую папку. Обложка сделана из металла, на котором что-то выгравировано. Где же она? Я пальцем виду по корешкам книг и дохожу до холодного шершавого корешка. Она… Нетерпеливо открываю её. Она тяжёлая и вот-вот выпадет из уставших рук. Осторожно спускаюсь и валюсь на диван, боясь, что сакральные листы выпадут из папки. К счастью, они прошиты и крепко закреплены. Я начинаю перелистывать страницы.

Многие из них написаны на французском языке. Я догадываюсь, что это переписка деда и бабушки, когда они женихались. Фотография – дед, бабуля совсем молодые и маленький мальчик. Подписано: «Париж 1925 год». Мальчик – мой папа? Он родился в Париже, но никогда об этом не говорил. Почему?

Я валюсь от усталости. Пожалуй, на сегодня для меня хватит впечатлений. До завтра – говорю я изображенным счастливым людям на фотографии…

Весь день на работе прошел как во сне. Я действительно хотела спать, так как разбирала архив до четырех утра, а потом не могла заснуть. Мне пришла в голову странная мысль. Почему сын Энни так похож на моего отца? Не мог же он быть их общим сыном, или они где-то пересекались после войны. Второй вопрос: моя мама чем-то похожа на ту девушку, которая написана отцом. Рисунок сделан то ли на войне, то ли сразу после войны. Я же похожа внешне на маму. Что всё это значит? Все вопросы я продолжала обдумывать на работе и незаметно для себя набросала очертания Juri, моего отца в молодости, маму и себя. Получилась «семья». Но такого никак не могло быть. Чтобы дальше не мучиться, я позвонила Juri и поинтересовалась, нет ли у него с собой фото матери и отца. Ответ был утвердительный. Мы договорились встретиться у меня дома вечером. Дальше работа пошла легче. Мне всё-таки пришлось вникнуть в сказку для взрослых, которую мне нужно было оформлять. Рисунки сдавать я должна через день, а я ещё даже не дочитала литературный материал. Понадеявшись на «Авось», решила, что прочту литературный материал и, вдохновившись, быстро сделаю оформление.

Вечером я прибежала с работы, переоделась и даже успела испечь шарлотку. Соседка снабжала нашу семью всю жизнь яблоками, которые в неограниченном количестве росли у неё на даче. Запыхавшись, но сделав всё, что запланировала, я задумалась над тем, что мой гость естественно начнет опять интересоваться подробностями отношения моего отца и его матери. Я же пока не дошла даже до момента их знакомства. Кроме того меня больше интересует его рассказы об их семье. Наконец, зазвенел звонок. Juri пришел с букетом и очередными дефицитными конфетами.

– Совсем необязательно каждый раз дарить подарки, – я с удовольствием взяла изящно подобранный и явно дорогой букет и краем глаза посмотрела на красивую коробку. Это было ассорти неизвестных мне шоколадных конфет. Внутренне я облизнулась, так как обожала на ночь съесть конфетку, а то и больше.

– Я принес фото, – гость сразу начал деловой разговор.

– Чудесно, но сначала мы попьем чай с моим пирогом. Знаете, у нас не принято, сразу брать быка за рога.

Молодой человек удивленно посмотрел на меня.

– Не совсем понял ваши слова. Можно как-то попроще сказать?

– У нас не принято сразу приступать к деловой части визита. Это понятно.

– Понял, только я очень взволнован всей историей. Я не очень понял, зачем вам фотография моего отца.

– Ну ладно, хотите сразу. Давайте. Я повернулась к буфету и вынула из ящика снимки мамы молодой и папы. – Вот это мои родители. Теперь покажите ваши фото.

Гость вынул из конверта две карточки.

Я не думала, что может случиться шок, просматривая фотографии. Сделаны и те и другие были приблизительно в одно и то же время. После войны. Удивительно, но и мой отец, и муж Энни были одеты в мундиры, а женщины в платья в горошек. Только Энни широко улыбалась, а моя мама сжала губы в ниточку.

– Юрий, ваш отец был высокий, как я понимаю, с кудрявыми рыжими волосами, светлыми глазами и пухлыми губами.

– Да, наверное. Я его плохо помню. Мама не очень долго прожила с ним. Родила меня, сестру и вскоре уехала с нами в Лондон. До этого мы жили в Ирландии в деревне, недалеко от Белфаста. Отец был врачом на войне. Потом тоже практиковал. Но я его больше никогда не видел, а мама говорить о нем не хотела.

– История запутывается окончательно. Где она с ним познакомилась? Она же из России.

– Анна, всё это я надеялся узнать у вас. Удивительно, но наши мамы тоже чем-то схожи. Да и вы, когда улыбаетесь, тоже становитесь похожи на свою маму. Только глаза у вас другие.

– Да, бабушкины. У неё тоже были карие.

– У вас они ещё влажные и грустные, даже когда вы улыбаетесь, как у моей мамы.

– Послушайте, Juri, перестаньте сравнивать ваших родителей с моими. Вы и меня рассматриваете так, словно мы близкие родственники. Право, это же смешно, – я замолчала на полуслове, потому что подумала, что не так уже весело. Что-то же связывало моего отца и Энни.

– Я думаю, что люди часто выбирают себе в спутников жизни тех, кто похож на их настоящих возлюбленных.