В памяти всплыл корпоратив имени босса и как все резвились в воде. Кто-то туда кончил?

— Это было три недели назад.

— Понятно. Вставай.

Что ей было понятно, я не знала. Светлана Ивановна села за стол и продолжила писать карточку, а я встала с кресла. Оделась, вернулась на свое место.

— Это направление на анализы. Будешь сдавать тест на ХГЧ.

— Что это?

— Гормон. Покажет, беременна ли ты на самом деле.

— Да не могу я быть беременна!

— Ты тут на меня не раздражайся, Самойлова. А то я тебя на учет поставлю безо всяких анализов. Сдавай ХГЧ и будем говорить.

— Но как это вообще возможно?

— Я тридцать два года в этом кабинете. И всякое видела. Поверь, возможно. А если нет, то я уволюсь завтра же.

Я схватила листок с направлением. Не верила, что это происходит со мной и так и продолжала думать о поиске новой клиники.

— Спасибо, я пойду.

Вскочив со стула, я помчалась к выходу из кабинета.

— Самойлова, ты, если что, ребеночка оставляешь? — донесся в спину голос гинеколога.

Ответить на этот вопрос я не смогла. Пулей вылетела в коридор и побежала домой.

Когда результаты анализов пришли и оказалось, что тот самый ХГЧ растет, я разрыдалась. Что со мной случилось? Как я смогла забеременеть в том самом бассейне? Или не в нем?

А может, виной тому полотенце? Кто-то же утащил его у меня. Или я его спутала с чужим?

Ревела я долго. Весь вечер и утро перед работой напролет. Искала другие клиники, но не представляла, как приду туда со своими проблемами. А если они скажут то же самое? Если анализы или узи покажут, что я залетела?

— Кать! Ты сейчас кофе на себя прольешь.

Я посмотрела на Снежкова, зашедшего к нам в отдел, и вдруг снова разрыдалась.

— Петя!

Подскочив к нему, я повисла у Снежкова на шее и, окропив слезами его плечо, завыла в голос. И плевать мне было на то, что на нас уже глазели все сотрудники офиса.

— Что случилось? — растерялся Петя, отстранив меня на расстояние вытянутых рук.

— Ужасное случилось, — засопливилась я снова, но не успела снова упасть в объятия Снежкова, как рядом оказался хмурый босс.

Он посмотрел на то, как Петр придерживает меня за талию и процедил:

— Снежков — работать, Самойлова — ко мне на ковер.

И это прозвучало как новый приговор, уже без права на помилование.

— Давай, Самойлова, объяснись, если можешь.

Я буравил несчастную взглядом, а та стояла передо мной, потупившись, и будто язык свой лживый проглотила.

— Объяснить что? — наконец подала голос и шмыгнула носом.

Ну уж нет, эти бабские штучки со мной не пройдут! Идиота она, что ли, из меня делала? Сначала ночные поездки по деревенским бабкам, потом заверения, что никаких романов у нее нет, а теперь стоит тут с таким видом, будто это не она обжималась только что со Снежковым на всеобщее обозрение!

Определенно, эта девка оборзела вконец. И терпеть это я больше не собирался.

— А я смотрю, Екатерина, память-то у вас короткая, — слова цедились сквозь сжатые зубы, несмотря на попытку говорить спокойно, не роняя своего боссового достоинства, хотя от зрелища того, как Снежков лапал Самойлову, оно и так способно было упасть во всех смыслах.

— Память у меня прекрасная, — возразила Самойлова. — Рассказать вам снова должностную инструкцию?

— Только не это! — вырвалось помимо воли. Хватит с меня и одних пострадавших штанов! Сделав глубокий вдох, я пояснил, не скрывая сарказма:

— Ну хорошо, Екатерина, раз тебе вздумалось строить из себя святую наивность, я, так и быть, сделаю для тебя, как ценного сотрудника, исключение, и повторю: разве я не говорил тебе совсем недавно о том, что на работе не должно быть никаких брачных игрищ?! — на последних словах я все же не удержался и голос прогремел, наверно, так, что этот разговор уже стал достоянием всего офиса. А если учесть эффект глухого телефона, я мог весьма ясно себе представить, какой вид приобретут эти сплетни, пройдя через десяток ртов.

Похоже, пора начинать пить для успокоения нервов. Причем вовсе даже не валерьянку.

— Я не понимаю, о чем вы, — пробормотала Самойлова, все также пялясь в пол с видом невинной овечки, и тут мое терпение лопнуло окончательно.

— Все, хватит, — отрезал я. — Ты уволена, Самойлова. За нарушение корпоративной этики.

Ее потрясенный вид доставил мне мстительное удовольствие. Подумать только, передо мной строила девицу «в рот ам, а меж ног не дам», а сама терлась о Снежкова прямо на рабочем месте!

— Вы не можете меня уволить, — наконец возразила мне Самойлова и я поймал себя на мысли, что ее наглость уже даже не удивляет.

— Это почему же? — поинтересовался насмешливо, но после ответа мне стало вдруг совсем не до смеха:

— Потому что я беременна.

— Чего, б*ядь?!

Иных слов, кроме исконно русских, у меня попросту не нашлось. Вот тебе и невинная овечка! Может, она со Снежковым и зачала этого ребенка прямо тут, на работе, пока я, как порядочный идиот, портил себе брюки?!

Которые, кстати, снова грозили остаться пострадавшей стороной, только уже в ином месте. Том самом, что сейчас конкретно пригорало от мысли, что мне предпочли прыщавого четырехглазого программистишку!

Я ощущал себя в этот момент обманутым Самойловой не меньше, чем Пушкин — Гончаровой, и плевать, что между нами было только полотенце и мои тридцатикилометровые фантазии, выход из данного положения был всего один, ровно тот же самый, что и у Александра Сергеевича.

Пизд*ц Снежкову во все четыре глаза.

— Снежков, ко мне! — гаркнул я, приоткрыв дверь, и этот герой-осеменитель влетел в кабинет с такой рекордной скоростью, будто только того и ждал. Правильно, раньше сядешь — раньше выйдешь. А вот целым или по частям — за это я уже не ручался.

Прибив программиста взглядом к полу, я мысленно прикидывал во всех красках, что лучше сделать первым — душу из него вытрясти или отбить то место, которым он влез Самойловой туда, куда мне ходу не было?

— Твоя работа? — поинтересовался я, указывая на снова начинавшую всхлипывать Екатерину.

— Какая работа? — не понял Снежков, даром, что технический гений.

— Бл*дь, и этого человека я нанял ведущим разработчиком?! — ругнулся, поражаясь тупости горе-любовника.

— Не ругайтесь матом при ребенке! — подала голос Катя и разрыдалась.

— Каком ребенке?! — воскликнули мы со Снежковым одновременно и тут я понял, что новость о грядущем отцовстве до программиста еще не дошла. Ну, порадуйся, папаша!

— Он все слышит! — взрыднула опять Самойлова, и я понял, что этот цирк-шапито пора сворачивать ко всем херам.

— Снежков — уволен, Самойлова — справку на стол! — повелел я категорично и жестом указал обоим на дверь.

— Это не я! — возопил Снежков, что есть мочи. — И пальцем Катю не трогал!

— А пальцем дети и не делаются! — съязвил я. — Ты что, будешь мне тут рассказывать, что это не твои шаловливые головастики осчастливили Самойлову до глубины души и прочих мест?

— Не мои! — поспешил откреститься Снежков, будто от страшного греха и разве что челом бить не начал.

— А чьи? — это уже любопытствующая голова Марьи Михайловны проникла в кабинет, чтобы поучаствовать в разворачивающейся драме. Ну как же, такая Санта-Барбара и без благодарного зрителя!

Но досматривать эту бурду у меня лично не было никакого желания. Какая разница, кто этот несчастный, если это явно не я?

— Всем работать! — рявкнул и для пущей убедительности трахнул. Увы, всего лишь кулаком по столу. — А ты, Самойлова, неси справку!

Вот и все. Можно было больше не беспокоиться за свои брюки, потому как пользовать беременную от не пойми кого женщину я собирался еще меньше, чем трахать своих сотрудниц. И откуда только, черт забери эту Самойлову, взялось странное разочарование по данному поводу?..

Я превратилась в раскисший и истекающий соком помидор. Постоянно плакала и не знала как остановить этот процесс. В другой клинике, куда я обратилась, не веря в непорочное зачатие, мне подтвердили диагноз. Я была беременна, у меня в животе жил ребенок, а от кого он завелся я знать не знала.