Никогда раньше не думал, что можно испытывать по отношению к женщине чувство подобной близости. Не только физической, но и эмоциональной. Такой, что когда ее нет рядом, ощущаешь себя одиноким даже среди кучи людей. Такой, что скучаешь в командировке настолько дико, что хоть волком вой. Такой, что даже ее голос в телефонной трубке значит куда больше, чем любая из вертящихся рядом доступных женщин.

В общем и целом, если говорить без излишней патетики, я, определенно, влюбился.

И стало даже не так уж и важно, чьих детей Катя носит у себя под сердцем. Хотя хотелось, конечно, думать, что моих. И я солгал бы, если бы сказал, что не хочу этого знать наверняка. Не потому, что отказался бы от нее, если б оказалось, что это шаловливые головастики условного Снежкова нырнули ей в купальник, а просто потому, что предпочел бы знать правду. Какой бы она ни была.

Однако, та самая правда не светила нам еще несколько месяцев. И это, похоже, мучило не только меня.

Внутри как-то неприятно скребло от мысли, что Катя сама сомневается в том, что дети мои. И все же… когда держал в руках диск с записью узи, я чувствовал — не может быть, что отец не я. А может, мне просто слишком хотелось в это верить.

А потом, когда после узи отвез Катю к ней домой, пообещав приехать позже, я вдруг вспомнил то, что должен был спросить у Геныча и Андрюхи уже давным-давно. И ответ на этот вопрос теперь пугал пуще прежнего, только уже по иной причине.

Гена сказал, что сперматозоиды могли выжить на полотенце только если температура была не слишком высокой. Я напрочь не помнил, было ли там так жарко, как бывает в подобных местах (у меня в тот момент было занятие поинтереснее, чем следить за температурой), но если бы я смог это как-то выяснить, возможно, получил бы ответ на самый важный вопрос.

Первым я набрал Геныча.

— Привет, — поздоровался кратко. — Дело есть.

— Вот так вот, без прелюдий? — шутливо оскорбился друг.

— Прелюдии будешь со своими пациентками разводить, — хмыкнул я. — А мне некогда.

— Ну так что там у тебя? Оплодотворил еще кого-нибудь? Кто посредник на этот раз? Сидушка унитаза, случайно забытые где-то трусы…

— Стоп! — остановил я этот поток ужаса. — Во-первых, не смешно. Во-вторых, может, дашь мне сказать?

— Ладно уж, говори, — смилостивился Геныч.

— Ты говорил, что сперматозоиды могли остаться на полотенце только если температура в парилке была недостаточно высокой.

— Ну да.

— О скольких градусах конкретно речь?

— Ну, как правило они гибнут при температуре тридцать восемь-сорок градусов по Цельсию.

У меня по спине пробежал озноб. Разве в бане не намного больше?

— Что, надеешься отмазаться? — поинтересовался Геныч.

Да если бы!

— В парилке ведь больше? — пробормотал я вместо ответа.

— Ну да. Поэтому не думаю, что тебе что-то грозит.

Еще как грозит! Оказаться не папашей, когда я уже в это настолько поверил, что гуглил какие памперсы лучше купить! И все зря?

— Окей, спасибо, — я резко нажал отбой и попытался все осмыслить.

Получается, если парилку не отключали, то отец детей — почти наверняка не я.

Вот дерьмо.

Я во всех красках представил эту ситуацию, достойную дешевого сериала: главная героиня беременна от дона Ньевеса, то бишь Снежкова, который женится на щедром приданом сеньориты Люсинды, она же Старикова, в виде пятого размера. А еще есть несчастный Даниэль Альберто, в роли которого я, который рад бы жениться на главной героине, но ему вечно что-то мешает. То левая баба в кровать залезет, то героиня беременна от другого, а то еще какая амнезия на несчастную геройскую голову.

Ладно, в конце концов мы не в сериале. Но если Снежков все же отец детей и попытается на них претендовать — впадет у меня в кому на ближайшие триста серий! И даже буфера Стариковой его оттуда не выведут!

Нужно было позвонить Андрюхе. Я же все-таки хотел знать, родит ли Старикова Снежкову детей или тому нечем будет их делать.

— Ну что, покорил свою Джомолунгму? — раздался в трубке веселый голос, но мне было как-то не до смеха. Я мысленно заряжал ружье.

— И не раз, — откликнулся я коротко и перешел к делу:

— И она меня тоже. Поэтому есть вопрос ценой в целую жизнь.

Причем Снежковскую. Но этого я говорить не стал.

— Ну давай, спрашивай.

— Какая обычно температура в парилке?

— Шестьдесят-девяносто градусов.

П*здец. Неужели все пропало?

— Слушай, в тот вечер, когда у нас был корпоратив… все парилки работали?

Я так внимательно ждал ответа, что четко услышал, как Андрей поскреб задумчиво подбородок.

— Вроде ломалась одна, но ее оперативно починили.

— Какая? — быстро спросил я.

— Без понятия. Это важно?

— Я же сказал — человеческая жизнь под угрозой!

— Окей, я наберу щас мастера и перезвоню.

За те пару минут, что я ждал звонка, в мыслях успел Снежкова чуть ли не распять. Хотя, может, он там был и не причем вовсе, но его частое нахождение рядом с моей Катей делало его самой привлекательной мишенью для кровавых фантазий.

— Я узнал, ломалась пятая парилка, где-то между половиной десятого и одиннадцатью вечера, — отчитался мне первым делом Андрюха, когда я поднял трубку.

Время, кажется, примерно сходилось. Осталось понять, в какой парилке я плодотворно провел время с полотенцем?

— Пятая — это где? — мрачно буркнул, понимая, что последнее, на что смотрел в тот вечер — это номера парилок.

— Напротив бассейна, — подсказал Андрей и я выдохнул.

«Аллилуйя!» — запело у меня в голове. Все сходилось! А раз все сходилось, не могло быть столько случайностей одновременно. Дети — мои! Живи и плодись, Снежков, так уж и быть.

— Спасибо, Андрюха, — поблагодарил я искренне и, положив трубку, хотел уж было на радостях поехать к Самойловой, которая ждала меня у себя дома, но не тут-то было.

Звонок в дверь породил внутри дурное предчувствие и искушение не открывать. Но я открыл.

На пороге обнаружилась Крякина, что уже само по себе было неприятным происшествием.

— Зачем пожаловала? — спросил я без лишних приветствий. — Понравилось летать из окна и бегать голышом?

— Хорошо смеется тот, кто смеется последним, — заявила мне в ответ та и сунула в руки какую-то бумажку.

Где-то я уже это видел.

— Ну и что это?

— Читай, — коротко ответила Крякина.

Я развернул бумагу и даже не удивился — справка о беременности.

— Поздравляю, несчастливому папаше привет, — сказал безразлично и сунул бумажку Крякиной обратно.

— Папаша — ты! — выкрикнула она истерично.

— Я такой же папаша твоему ребенку, как и Папа Римский, — отрезал я и попытался закрыть дверь, но Крякина просунула в щелку свое копыто. Имею в виду, туфлю на огромном каблуке.

— Ты обязан на мне жениться! — заявила она. — Иначе мой отец…

Фу, как дешево. Я откровенно презрительно поморщился.

— Давай, зови своего папочку. Сделаем вашей семейной традицией полеты из моего окна, — откликнулся я холодно и, воспользовавшись тем, что Крякина, в попытке обдумать сказанное (видимо, к длинным предложениям мозг у нее не привык) открыла рот, отодвинул ее копыто и захлопнул дверь.

— Данечка, — раздался позади голос тетушки, которая у меня гостила. — Это что же, то ни одного ребеночка, то целых три?!

— Да не трахал я ее! — психанул откровенно я. — Ясно?!

Тетушка испуганно примолкла, а я ослабил узел галстука, чувствуя, что тот начинает меня душить.

Как показывал случай с Катей, совсем необязательно трахать женщину, чтобы она оказалась от тебя беременна. Что, если эта дрянь каким-то образом добыла мою сперму, а потом в себя ввела? Я спал настолько крепко и беспробудно, что она, пожалуй, могла даже меня изнасиловать!

Жаль, что никто в подобное не поверит. И в первую очередь — Катя.

Нужно было позвонить ей и сказать, что сегодня я не приеду. Лгать ей я просто не смогу, а она непременно заметит, что со мной что-то не так.