Откуда я это знала? Просто и замок, и город я однажды придумала сама и нарисовала в школьной тетради. Мой первый рисунок. Мне было семь.

Знакомый женский голос, пролетевший над долиной, заполнил голову. Он предлагал изменить направление, обогнуть высокий холм и мчаться прямиком к детству.

Прямо в коварные руки Герцога.

Глаза распахнулись сами.

Придти в себя оказалось сложно. Сказочный замок знаменовал начало творческого пути. Он виделся нерушимым, тёплым, только моим. А женский голос излучал невероятно родные, ласковые нотки. Хотелось послушно брести туда, куда он укажет. Но Башня в другом направлении.

– Вы, видно, совсем не имеете сердца, Герцог, раз пытаетесь остановить меня моими же мечтами. Что ж, вам удачи, а я пошла за Лизой.

Я прикинула примерное направление к Чёрной Башне и двинулась дальше.

* * *

Похмелье – страшная штука. Намного страшнее всяких сказочных миров со всеми их невиданными существами и обнаглевшими правителями. Это в полной мере я ощутила, когда проснулась на полу балкона, нежно прижимая к груди пустую бутылку. Алкоголь сделал своё чёрное дело – в мельчайших подробностях напомнил некоторые события прошлого, к сожалению, сна.

Я медленно вползла в квартиру. Организм требовал прохладный душ и большой стакан молока. Только ноги не собирались никуда идти. Может, стоило поговорить отдельно с каждой частью тела?

– Любимые мои ножки, пожалуйста, затащите меня в ванную, – прохрипела я, едва узнав свой голос.

Где-то рядом заревел мобильный телефон. Голова приготовилась рассыпаться на тысячи осколков, а ноги, как угорелые, понеслись в комнату, прямо туда, откуда доносилась громкая музыка.

Лиза.

Это несправедливо! Почему собственные ноги с готовностью поскакали на вызов подруги, а моими жалобными воззваниями нахально пренебрегли?

– Слушаю.

– Что с твоим голосом?

– Он недавно проснулся.

– Ну, ты и спать, детка, время – полдень! Час даю на восстановление, я за тобой заеду.

– Зачем? – один вопрос вырвался, как страдальческий стон.

– Кристина, мы же вчера договорились, забыла? Сегодня вечером, у тебя дома.

– Какой кошмар, лучше бы не вспоминала.

– Раньше ты любила вечеринки. Даже бабушку выпроваживала на все выходные в Италию, к родителям. И она всегда успешно подыгрывала, помнишь?

– Молодость и глупость.

– Открытость миру и романтичность, Кристина. Это были открытость и романтичность.

Подготовка к неожиданной и отнюдь не желанной вечеринке разжигала внутри еле сдерживаемое бешенство, которое во всей неприглядной красе готово было обрушиться на широко улыбающуюся блондинку. И пока Лиза, щебеча об очередном красавце, как ненормальная, носилась по супермаркету и сгребала в тележку всё, что находила съедобного, я мечтала о совсем нехитрых, но достаточно подлых вещах: схватить с ближайшей полки ножницы и заметно укоротить прекрасные локоны. Затем оставшуюся шевелюру обильно полить мёдом и добавить синьки. Не особенно великодушно, согласна. Но разве справедливо было без моего ведома договариваться с людьми о тусовке в моём доме? А плюс ко всему пообещать возможный ночлег парню, которого я даже не знаю, но, цитирую подружку, «эта прелесть тебе обязательно понравится». Откровенная наглость. И мысль о том, что девять лет назад во сне мне не следовало спасать эту белокурую проблему на высоких шпильках, за три часа блужданий по магазину посетила вот уже раз двадцать.

«О, боги, спасите меня от разрушительной активности родной подруги!» – неслись просящие мысли, пока мы с огромными пакетами припасов пробирались в мою кухню.

* * *

– О, боги, вытащите меня из этого места! – орала я, стоя посреди густого леса ночью.

Рядом никого, и страх сковывал движения. Меня не интересовало тогда, почему так скоро на землю опустилась ночь. Ведь с тех пор, как я попала в чужой мир, прошло едва ли больше половины часа, а до этого солнце и не думало садиться. Гораздо больше занимал сам факт – темно. И это, определённо, мешало двигаться дальше и быть смелой, каковой я себя мнила до того, как попала в сказку. Считала, будто ничто в жизни не сможет меня напугать, слишком уж всё легко и предсказуемо. С другой стороны, я, безусловно, не ошибалась – может, предсказуемость меня не смогла бы напугать, но здесь, под властью Герцога, мир ведёт себя не так, как я привыкла.

– Осторожно, девочка, когда обращаешься к богам. В этом месте Герцог – единственный бог.

Помню, как я обомлела, обнаружив, откуда донёсся тоненький хрипловатый голос. На ветке странного дерева с фиолетовой листвой восседала красивая девушка сантиметров пятнадцать высотой с волосом цвета расплавленного золота, в огненно-рыжем длинном платьице. За спиной подрагивали небольшие прозрачно-жёлтые крылышки. А в маленьких ручках виднелась сигарета. Красавица поднесла её к губам, сделала вдох и резко выдохнула.

– Ну, что уставилась? Фею никогда не видела?

Я завертела головой.

– А что, феи курят?

Девушка фыркнула и поднялась на ноги. На вид ей было около двадцати лет. Но в данном случае, пожалуй, не стоило полагаться на зрение.

– А кто-то говорил, что не курят?

– Нет.

– Значит, вопрос закрыт.

– Но это же вредно!

– Я тебя умоляю, – она закатила глаза, – феи – существа вечные.

– Вот и я думаю: неудобно было бы вечно жить с раком лёгких.

– А ты точно такая, как он и говорил. Дерзкая. Так вот, по поводу богов. Я не собираюсь помогать, но имей в виду, взывая к богам, ты взываешь к Герцогу.

* * *

А к кому я взываю здесь, в привычной и предсказуемой реальности?

– Кристина, дорогая, порежь яблочки, будь душкой, – пролепетала Лиза, аккуратно раскладывая по тарелкам шоколадные конфеты и пирожные.

Да уж, к кому бы я ни взывала, он явно меня игнорировал.

– Душкой от слова «душить»? – буркнула я, ловко нарезая фрукты.

В чём-то Лиза определённо права. Её квартира даже после ремонта не подойдёт для настоящей вечеринки. Там всего две комнаты и не очень много квадратных метров. Мои же дивные апартаменты достались мне от бабушки, известной художницы Анфисы Фёдоровны Романовой. Три просторных комнаты, обставленных довольно модно. Правда, с опозданием века на два. Практически вся мебель пришла по наследству от далёких предков, то есть была достаточно древней, хоть и невероятно красивой. Это ещё одна веская причина, по которой лучше не собирать пьяный народ. Кто знает, может, кому-то посчастливится упасть на дубовый шкаф с резными дверцами начала девятнадцатого века и поцарапать его. Или же разбить большое овальное зеркало в кованой золочёной раме, доставшееся бабушке от её прадеда, а тому – от его прадеда. Одно зеркало могло обеспечить меня, моих детей и даже внуков. Не квартира, а сплошной музей, что нередко привлекало журналистов и коллекционеров. С последними разговоры были короткими. С горящими глазами фанатиков они предлагали немыслимые суммы денег за любую старую безделушку. Но бережная память о родственных корнях, уходящих вглубь веков, не позволяла ни от чего избавиться. Когда бедняги натыкались на отказ, они пытались убедить удвоенной или утроенной суммой и всё равно уходили ни с чем. Сейчас стало спокойнее. Но из-за повышенного внимания всё-таки пришлось вставить бронебойную входную дверь и пуленепробиваемые окна. Особых оснований к этому не было, но, говорят, раз в сто лет и палка стреляет.

– Дорогая, ничего страшного с твоей царской палатой не произойдёт. Ты за кого нас принимаешь? У тебя в зале вообще можно человек пятьдесят собрать, и все они смогут свободно станцевать вальс. Кстати о вальсе…