В голове крутилось одно слово - Художник.

Каждое новое полотно которого высокомерно поучало своей убийственной элегантностью.

21 февраля, 1974 год. Сидней

Помните нашу первую встречу, дорогая моя? Нервный поцелуй, листок, с запечатленными на нём деревьями, склонившимися под порывами ураганного ветра? На вас был чудесный сарафан небесного цвета, который вы часто надевали перед встречей в бухте Савин Хилл. "Закат, равно как и восход, - одно из немногих чудес, которое не зависит от человека. От всего того вымысла, что пачкает первозданную идиллию, Аннет. В заходе солнца нет ничего прекрасного, но я никогда не смогу сказать, что устал от этого. Необратимость учит великому смирению. Пониманию, что уродство окружения - в мелочах, трагичном коллапсе, рождённом в углублении к эпицентру генезиса реальности". То были минуты великой радости, отведенные нам самим временем, мы уходили в невидимые утра подобно разнузданным героям Берроуза, но мы так и не задали наш бесцветный вопрос, растаяв в холодном осеннем воздухе.

Ноа Купер был отвратительным человеком. Я не могу назвать его мужчиной в полной мере, ибо нетрадиционная сексуальная ориентация превратила несчастного в бесполое существо, провозгласившее своей целью мерзостные утехи в ключе либертинажа Франсуа де Сада. Его смерть выглядела в разы достойнее жизни. Он умер весьма изящно. Безусловно, ваш покорный слуга заставил мистера Купера немного пострадать, но он того заслуживал, не так ли? Я отрезал его веки без какой-либо анестезии, после чего усадил под великолепнейшим дубом в парке Примроуз, предварительно облачив страдальца в тот самый сарафан небесного цвета. Сколько слёз было пролито, Аннет. Он умолял, клялся, что исправится. Но скажите мне, способен ли человек отказаться от того, что приносит ему наивысшее удовлетворение? Вряд ли. Зато он готов пообещать всё, что угодно, лишь бы не утратить возможность этим удовлетворением дышать как можно дольше. Разумеется, я не поверил ни единому слову. Подложив под удавку мягкую тонкую прокладку, сделанную из поролона, я завершил начатое, заставив мистера Купера мечтать о кислороде. Ни улик, ни свидетелей. Задача вторая.

Я написал целый трактат о том, что толкает нас в пропасть. Почему такие как Ноа Купер теряют контроль над своим разумом и обретают счастье в мужеложстве. Почему такие как я не могут остановиться даже перед грозной дланью правосудия, нависшей над вашим покорным слугой ещё в январе.

Казалось бы, слишком много свободы.

Но как быть свободным, когда даже сердце в грудной клетке, Аннет?

Без обратного адреса.

Искренне ваш, Эван.

21 октября, 1974 год. Сидней, штат Новый Южный Уэльс

Дженнифер проснулась из-за того, что Стэнли, появившийся в участке непривычно рано, напевал "Мишель" группы Битлз. Спина ужасно болела, глаза не желали открываться, но пришлось сделать небольшое усилие и оторваться от стула.

- Если не прекратишь, я скажу шерифу, что это ты убийца тех девятерых...

- Тебе не поверят!

- Если подброшу улики - поверят.

- Ты ведь несерьезно? Джен. Джен!

Но Джен лишь махнула рукой в сторону напарника и отправилась на общую кухню, чтобы сварить кофе. Идти домой в таком состоянии она не могла.

Крупицы сознания постепенно возвращались к детективу. Немного оклемавшись и вновь сев за стол, она подозвала Стэнли:

- Посмотри.

- И что я должен увидеть?

Ещё ночью Дженнифер выбрала девять самых "удачных" снимков и разложила их в хронологическом порядке.

- Тебе не кажется, что все эти убийства чем-то похожи?

Стэнли долго вглядывался в фотографии жертв.

- На каждом из них определенно запечатлён труп.

Иногда саркастический тон напарника казался абсолютно неуместным.

- Ты идиот, Стэнли.

- Спасибо, я без ума от твоих изысканных комплиментов, тебе нужно...

- Замолчи. И обрати внимание на то, что каждое место преступления - своего рода инсталляция. Я знаю, что это ничего не доказывает. Но и представить себе девять совершенно разных преступников, столь изящно обставляющих каждое деяние, не могу, уж извини.

Стэнли не знал, что ответить.

- Я скоро вернусь, - Дженнифер взяла пиджак и направилась к выходу.

Десять минут ходьбы должны были окончательно привести детектива в себя. Свежий воздух просачивался в легкие. Сквозь миллиарды тончайших стенок, отделяющих альвеолы от капилляров, кислород попадал в кровь, очищал помутневший рассудок от остатков некомфортного сна. Пара солнечных лучей отчаянно пыталась пробиться через грозовой кордон к заждавшимся тепла жителям Сиднея.

А в памяти серыми снимками мелькали жертвы, беспокоившие Дженнифер вот уже полгода.

Щёлк - мертвый Ноа Купер в женском сарафане. Щёлк - Тайлер О'Донован, с ног до головы перемазанный собственной кровью.

Щёлк - юная Лидия Бинг, оставшаяся без сердца. Щёлк - Ханна Эпплгейт, получившая золотую пулю в день своего рождения.

Окутанная плотным смогом ужасающих картин, Дженни не заметила мужчину, двигавшегося навстречу. Столкнувшись с ним плечом, она обернулась, чтобы извиниться, но незнакомец опередил её:

- Будьте внимательны, детектив.