И каждый шрам, идеально прорисованный рукой мастера, очередной крохотный дефект на коже - история, рассказанная без слов.

С очередной секундой Эйс сжимал бокал всё крепче.

Ещё мгновение, и хруст стекла утонул в глубоком вдохе, унёсшем боль расставания.

Но больше нет Аннет и Эвана.

Есть Уильям Коупланд. Студенты, которым повезло больше остальных.

Хотя и без того Эйс прекрасно понимал: декорации не рождают актеров.

8 февраля, 1974 год. Сидней

Вы никогда не задумывались о том, каким полезным инструментом может стать привязанность, Аннет? Она толкает нас во мрак, путает карты, отклоняет от курса, которого мы, казалось, держались всю жизнь. Но ваш покорный слуга нашёл болезненной зависимости исключительно верное применение.

Мы не уникальны, если речь касается головного мозга. Человек обращает внимание лишь на то, что ново и значимо. Остальное же пропускается фоном, опускается как нечто несущественное.

К чему я веду? Вспомните первые дни в особняке на Савин Хилл Авеню. Всё казалось непривычным, вы стремились понять, как устроен тот новый мир, в котором вы очутились не по своей воле. И постарайтесь вспомнить, что вы чувствовали, когда нож проникал в податливое тело Роберта Олсэна. Быть может, внутри себя вы нашли оправдание убийству невинного человека, или посчитали, что иного выхода не было. Но вас тошнило от осознания собственной бесчеловечности, от которой вы бежали, будучи супругой Джейсона Лоутона. Будучи маленькой девочкой, которой приходилось терпеть распущенность матери, избравшей путь Мессалины. Вы хотели быть противоположностью окружения, оазисом уникальности. И всё это рухнуло, когда я вмешался в сонное течение ахроматического существования Аннет Лоутон. Понимаете? Всё, что от вас требовалось, - уйти.

Возможно, поступи вы подобным образом добровольно, совесть истерзала бы ваше естество. Или скорбь. Но теперь это не имеет значения.

Я хочу, чтобы вы поняли. Невозможность вожделенного "мы" - мощнейший стимул к достижению некогда намеченной цели. Зависимость превращается в мотивацию, привязанность - в инструмент, реанимирующий былую изобретательность.

Хотите знать, как умер профессор Коупланд?

Как это часто бывает, ему просто не повезло. Профессор оказался весьма коммуникабельным человеком, он с превеликим энтузиазмом рассказывал о цели своего визита в Сидней. Я мог понять столь экзальтированное состояние - один из старейших и престижнейших университетов мира предложил ему должность преподавателя. Во время довольно занимательной беседы Уильям допустил роковую ошибку - вытащил из кейса пузырёк с надписью "нитроглицерин". И я его не виню. Профессор не мог знать, что при запланированной пересадке в Сингапуре, я подменю его таблетки (предназначенные для разгрузки миокарда) гидрокодоном. Уже в аэропорту Сиднея имени Кингсфорда Смита я заметил, что мистер Коупланд принимает новое лекарство. Но не спешите нарекать меня монстром, Аннет. Гидрокодон - один из сильнейших наркотических анальгетиков. К сожалению, в отличие от "нитроглицерина" это средство не повышает толерантность больного стенокардией к физическим нагрузкам. Так, Уильям Коупланд умер недалеко от аэропорта с улыбкой на лице, не успев понять, что боль за грудиной отступила по причине наркотического опьянения.

Возможно, тело профессора и нашли, но сотрудникам полиции вряд ли удалось установить личность погибшего. Учитывая, что я не оставил Уильяму ни единого пальца. Ни единого зуба.

Оправданная жестокость, не правда ли?

Но сколько стоит жизнь человека, моя дорогая? И сколько причин существует, дабы забрать её? Цена бытия определяется не по заслугам, Аннет, а по способности к выживанию. Расправляясь с очередным профессором, я нивелирую стоимость его жизни.

Чудовищу больше не нужны причины.

Corruptio optimi pessima. Падение доброго - самое злое падение.

Без обратного адреса.

Искренне ваш, Эван.

20 октября, 1974 год. Сидней, штат Новый Южный Уэльс

По мере приближения лета температура воздуха перманентно возрастала. Весна, которой в Австралии отведены такие месяцы, как сентябрь, октябрь и ноябрь, практически избавила жителей восточного побережья от проливных дождей, которыми славится зима в Сиднее. Новые туристические агентства разворачивали масштабные кампании по привлечению отдыхающих из Европы и Северной Америки, за несколько недель успевших соскучиться по солнечным дням. Студенты же в преддверии сессии постепенно покидали излюбленные пляжи и парки, отправляясь в библиотеки.

Город никогда не спал. Но черпал нужное спокойствие в таком размеренном сумасшествии.

Каждое утро мистер Морган приносил свежую газету, которую Эван изучал, сидя в раскладном перламутровом кресле прямо на крыльце дома.

- Не выпьете кофе, мистер Морган?

Старик, уже было направившийся к своему велосипеду, на котором лично установил самодельную корзинку для газет, немного поразмыслил над предложением и, пожав плечами, ответил:

- Ваш дом - последний, почему бы и нет?

- Присаживайтесь, я буду через минуту.

Утро для Лиама началось с неприятностей. Несмотря на прогноз, обещавший кратковременные осадки, мистер Морган не взял с собой дождевик. Один водитель чуть не сбил его на пешеходном переходе, а в довершение всего - спустило переднее колесо, и Лиаму пришлось добираться к Эвану уже фактически на ободе, от чего тот претерпел незначительные деформации.

Но мистер Морган всегда улыбался. Даже когда не стало Маргарет.