Я тяжело вздохнула.

— Ты всё-таки подумай, — сказала мисс Алингтон, — Больница не может обеспечить реабилитационных условий в полной мере, а тебе надо.

— Какой в этом смысл? — горько вздохнула я, — Я ведь даже работу не смогу найти с такими-то диагнозами.

— Людей с психическими заболеваниями вполне принимают на работу, — возразила мисс Алингтон, — Есть, конечно, ограничения, запрещены один или несколько видов деятельности. Работодатели обеспечивают безопасную атмосферу для вас, учитывая особенности вашего психического здоровья. Уже давно прошли времена карательной психиатрии.

— Не забывайте, что мы в городе на самом краю мира, — вздохнула я, — Досюда нововведения доходят несколько лет.

— Не будь такой пессимисткой, — махнула рукой мисс Алингтон, — В психиатрической больнице в Эвер-Порте работает женщина, у которой была шизофрения. Теперь она прошла реабилитацию, социализировалась, и хочет помочь другим. Про ней статья даже есть в нашей газете.

Мы ещё поговорили и я вышла с кислым выражением лица. На скамейке меня ждал Эрик.

— Ну, чего хандришь? — набросился он на меня, — Лимон съела? Она тебе чай без сахара дала? О, она отправила тебя на трудовую терапию? Что на этот раз? Снег разгребать или цветы поливать?

— Просто я хочу в «Океанское побережье», но он дорогой. Причем очень дорогой. Больше зарплаты моих родителей.

— Да, океан — это серьёзно, — кивнул Эрик, — Раз потянуло — будет тянуть всю жизнь. Тем более, там ведь окна на всю стену с видом на побережье. Когда тепло, то их открывают, и ты дышишь солёным воздухом и слушаешь шум прибоя. Представляешь, какие там сны снятся?

— Перестань дразнить, — простонала я.

— Да ладно, кто тебе сказал, что только через пансион ты сможешь встретиться с океаном? Ты ведь можешь снять домик с таким же видом. И главное, тебя не будут тормошить санитары. А там всё по расписанию!

— Но мне нужна реабилитация, — поморщилась я, — Оттягиваю, как могу, возвращение в социум. Мне кажется, что я не смогу жить за пределами больницы. Пусть хоть в пансионе побуду.

— Тогда какие проблемы? — подмигнул Эрик, — Она же тебе всучивала буклеты? Потому что мне всучивала.

— Я там никого не знаю, — дернула я плечами, — Я вообще эти места не знаю. А тут хоть что-то знакомое.

— Так поехали вместе? — предложил Эрик, — Вдвоем веселее в незнакомой обстановке. Ну давай, че ты?

Я вздохнула. А потом задумалась.

— А давай! — в конце концов согласилась я.

====== Эпилог ======

— Меня выписывают.

Всего два слова и тысяча чувств. Горечь, как от лимона. Сладость, как от апельсина. Терпкий вкус многолетнего вина. Летний дождь, ливень, запах тропического леса, мокрая зелень, нависающая над головами и песчаная дорожка. Летняя ночь, прохлада и ветер, приносящий запах фруктов.

На плечи Ромео было накинуто старое пальто. За окном таял снег, стекал лужами к дороге. Конец февраля означал звук капели и обнаженную пустую землю и прошлогоднюю траву с листвой. Ромео смотрел спокойными черными глазами. За это время он повзрослел, стал более спокойным и рассудительным.

— Что делать будешь? — упавшим голосом спросила я.

— Вернусь в студию танцев, наверное. Надо же когда-то начинать. Некоторым людям тяжелейшие травмы не мешали осуществить их мечту.

— Думаешь, сможешь?

— Да. Смогу. Могла бы порадоваться за меня, что ли. Пожелать удачи.

— Удачи не существует, — подмигнула я, — Но у тебя талант.

Он не выдержал и обнял меня, сжав так крепко, что мне показалось, что у меня затрещали рёбра. Я чувствовала руками его спину, жесткие волосы, его вздымающиеся бока, и мне хотелось не выпускать его. Хотелось сказать, что он никуда без меня не уйдёт и мы останемся здесь, будем танцевать на чердаке, гонять чаи, играть в карты и сидеть ночами с другими Знающими, обсуждать грядущее и прошедшее. И никакого города, никакой студии. Но я отпустила его, когда он отстранился. На губах застыло «стой», вслух сказала «пока». И смотрела ему вслед, когда его уводила старшая сестра, обняв за плечи.

— Страшно за него, — цокнул Грег, всё это время молча наблюдавший за нами.

— Почему? — обернулась через плечо я.

— Все-таки в психушке лежал. Как родные его встретят? А что будет, когда его увидит дядя? Он ведь свирепый тип.

— Всё будет хорошо, — твёрдо сказала я, — Не пропадёт.

Встала с кровати, поправила юбку и вышла из палаты. Вышла в сад. На земле валялся мусор, всё это время прятавшийся под снегом. На небе светило бесполезное солнце. Деревья были неприкрытыми и тёмно-коричневыми. С труб стекала вода, сосульки блестели и капали вниз.

Люди приходят и уходят. Особенно здесь. Распадаются самые шумные компании. Потому что вырастают. Говорят, что самые лучшие друзья — это друзья детства. Но чаще всего неразлучные в школе расходятся в институте с ощущением пустоты на душе. Хорошо быть взрослым. Ты уже знаешь свой путь, своё место, ты не вырастешь из вещей, друзей, любимых…

Краем глаза я заметила Ромео, уводимого сестрой. Они шли пешком, видимо, у них не было машины.  Он обернулся, посмотрел на меня нежно и улыбнулся. Мне стало легко и в то же время грустно. Кто-то сказал, что он легко отпускает людей, а я теперь знаю: никогда он никого не отпустит. Самый постоянный человек в мире. Выходит, не такой уж этот кто-то и проницательный. Стоп, о чём это я?..

Я вернулась в свою палату. На моей кровати уже сидел Эрик. В руках он держал конверт.

— Это было обнаружено под твоей подушкой и конфисковано в целях безопасности, — объявил он.

На конверте я прочитала:

Кому: Зои

От кого: Ромео

Прочитать, когда поедешь в реабилитационный центр. В поезде, во время волнения перед неизвестностью. Можешь показать Эрику.

— Вскрыть сейчас? — олепительно улыбнулся Эрик.

— Тут же написано, что в поезде, — цокнула я, — Ты че такой неподрядочный?

— А я тебя с самого начала предупреждал, что я на голову больной, — подмигнул он мне.

— Как и все мы тут, — вздохнула я.

Следом за Ромео выписали Саймона. Прощание с ним не было таким грустным. С ним вообще невозможно было грустить. Он ушел один, без родственников и друзей. Такой маленький и гордый среди талого снега. На календаре было первое марта. На крыше как раз уже разминали глотки кошки.

После прощания с Саймоном мы с Эриком, чтобы не думать о грустном, принялись спорить о том, в какой пансион мы поедем. Я хотела в горы, Эрик их терпеть не мог. А я терпеть не могла деревню и не переносила холода. Спорили долго, горячо и страшно занудно, пока нас не помирила мисс Алингтон, которая принесла нам четвёртый буклет.

«Зелёная поляна», трогательный домик, распологающийся в долине, впереди высились горы, которые отражались в речке. У пансиона был свой бассейн, ресторан, стадион, библиотека, ферма и ботанический сад. Возможность заниматься творчеством, читать научную и художественную литературу, приветливый и доброжелательный коллектив, в котором каждый может самовыражаться, не натыкаясь на обсуждение. Радио, телевидение, интернет и газеты отброшены за ненадобностью.

— Ну, обоих устраивает? — приподняла брови мисс Алингтон.

— Не в горах, и на том спасибо, — кивнул Эрик.

— Мороза и деревни нет, а значит, претензий тоже нет, — пожала плечами я.

— Вот и отлично — устало вздохнула мисс Алингтон, — Осталось только с родителями этот вопрос обсудить.

Мои родители были согласны. Цена их полностью устраивала, и они были рады, что я пройду курс реабилитации в таком чудесном месте и вообще иду на поправку. Хорошие они, мои родители.

К Эрику приехал отец, парню пришлось долго его уговаривать. В итоге он согласился, но видно было, что с большой неохотой.

Потом последовали конечные терапии, обследования, опросы. Меня возили в больницу, чтобы обследовать там голову. Сказали, что я иду на поправку, но до конца всё равно не восстановлюсь. Я пожала плечами: об этом я знала уже давно. Больницы, лекарства и даже операция не дали мне ничего. Я думала, что свалилась с крыши заброшенного здания, и теперь, зная, по чьей вине это случилось, я не держу на Клариссу зла. Но подругами мы больше никогда не станем. Тот случай всё решил. У нас разные цели, разные пути, в нашей жизни нет места друг для друга.