— Позови-ка Алису, — пропел кролик, — И спроси у неё, какого это — быть такой маленькой?
— Алиса перед тобой, — устало усмехнулась я.
— Нет, ты ещё не Алиса! А вот догонишь — станешь ею!
Он подпрыгнул и скрылся среди облаков. Я поспешила за ним. Холодный туман застилал мой взор, я вся промокла.
— Не боишься? — спросил кролик где-то сзади, — Меня не обманешь, девочка! Ты боишься, боишься!
Я резко развернулась и сгребла в охапку клочок облака.
— А я уже не тут! — донеслось издалека.
Я побежала на звук. Кролик с издевательским видом скакал вокруг меня.
— Эй, девчонка! — свистнул он и камнем юросился вниз.
Я заколебалась.
— Ха, трусишка!
Разозлилась и бросилась за ним. Ускоряюсь, нагреваюсь. Меня растирает в порошок. Скоро превращусь в падащую звезду и кто-то, глядя на меня, загадает желание. А может, оно исполнится.
— Ты разобьёшься, — заходился кролик, — Разобьёшься! Разобьёшься! Умрешь через несколько секунд! Давай, ори от страха.
— Не разобьюсь, а сгорю, — прокричала я в ответ, — Физику учить надо.
— Ну и что? — беззаботно ответил кролик, — Всё равно ведь умрёшь! Не страшно?
Как ни странно, я не чувствовала страха. Мне было весело. Я смеялась, как сумасшедшая, стараясь ускориться ещё больше. Вытянула вперед руки. Я ведь и есть пламя, об этом кричат мои волосы и веснушки. Я — огненная чайка.
Наконец мне удалось схватить животное за шкирку и притянуть его к себе. Прижала к своей груди теплое, мягкое тельце.
— Ты победила, — надменно сказал кролик, — Да ты просто сумасшедшая!
— Ещё бы! — ещё больше распирало меня, — Ты даже не знаешь, с кем связался!
Очнулась лежащей на полу. По всему телу разлилось приятное тепло, на душе стало удивительно спокойно и легко. А ещё весело. Я поднялась, вышла из подвала и стала красться по саду. Даже снег не смог меня остудить.
====== Бирюзовое побережье ======
— Добро пожаловать, — кивнул Кит.
Он уже смотрел на меня по-другому. Как на равную. А я уже многое видела и понимала. Например, я видела, что призрачные созвездия освещают эту комнату, а из шкафа веет зимним лесом. На стене были рисунки, похожие на наскальные, и если смотреть краем глаза, то можно увидеть, как они двигаются.
— Я думаю, — пробормотала я, — Что нам нужно снова начать издавать «Вестник Грани».
Я протянула им потрёпанный журнал. Олень взял его в руки, осторожно сдул пыль, стал бережно перелистывать страницы, вчитываясь в потускневшие строки.
— Опять ты пытаешься сделать, как раньше, — с укоризной покачал головой Кит, — Мы уже не они. Те времена уже прошли. Слово «лоботомия» уже нам ни о чем не говорит, а их оно приводило в ужас. Тогда пятна крови на стенах были свежи, а сейчас от них не осталось и следа. Ты видишь прошлое, но не делайся его рабом.
— А так всегда бывает с теми, кто видит сквозь время, — сказал другой мальчик.
Он был чернокожим, чернооким, в белом халате, с золотыми браслетами, а волосы скрывал тюрбан.
— Африка, — представился он.
— Как в «Глазе волка», что ли? — фыркнула я.
Он строго на меня посмотрел, и я съежилась под его взглядом.
— По-моему, отличная идея, — сказал Олень, — У меня как раз где-то маркеры завалялись и альбомные листы.
Он принялся рыться в тумбочке. Вывалил на пол перед нами целый канцелярский магазин. Подсвечивая карманными фонариками, мы принялись писать и рисовать. Громким шепотом спорили между собой, сколько страниц будет, как колонка будет называться, какие статьи включать, а какие нет. Вскоре к нам присоединились другие Иные, как мухи, манимые светом лампы. У каждого была своя четверть страницы, кто-то писал большую статью, кто-то всего несколько строк, кто-то рисовал, кто-то сочинял стихи. Олень сшивал страницы, Кит корпел над обложкой, Африка стоял на стрёме. Вскоре к нам пришла Хамелеон, пробравшись через окно. В комнату ворвался ветер и снег. Он подхватил листья и разбросал их по комнате, а мы с Лицедеем принялись за ними гоняться, чтобы поймать. Олень подошел к окну и с трудом его закрыл. На полу лежала разбитая ваза, растекалась лужа от воды и растаявшего снежного цветка.
— Я принесла краски, — виновато сказала Хамелеон.
— Давай уж, — вырвал их у неё Олень, — В качестве компенсации будет.
Я настороженно следила за ней краем глаза. Угрозы от неё больше не было, но остальные по-прежнему сторонились её. Вчерашний парень — ухажер Ворожеи — разогревал примус. Девушка с венком из искусственных цветов на голове раскладывала одноразовые стаканы. Грег принес сдобу, Саймон — сосиски и кетчуп. Радуга, с которой мы когда-то болтали на крыше, раздавала всем одноразовые тарелки. У неё были нежно-розовые глаза. Интересно, что это значит?
— Только вот кто его будет читать? — усмехнулся Кит, — Иных совсем немного осталось. Все здесь собрались.
— Думаешь, тогда их было много? — иронично вставил Олень.
— И к тому же, многие из них до сих пор остались живы, — задумался Лицедей, — Кто-то остался здесь, кто-то уехал в прибрежный город.
— Наверное, превратились в скучных взрослых, — потянулась Радуга. Глаза приобрели бежевый оттенок.
— Нет, они остались Иными, — возразил Лицедей, — Иной не может перестать быть таковым.
— Кошка перестала, — приподнял бровь Кит.
— Значит, никогда не была Иной, — рявкнул Лицедей, — Уж поверь, я встречался с ними. По-прежнему Иные, чуть взрослее, чуть рассудительнее, но Иные.
Я почувствовала сгущающуюся атмосферу и попыталась их успокоить. Кофе уже было готово. Каждому досталось по стакану с горячим напитком, тарелке с сосиской в кетчупе и сдобе. Мы уплетали еду за обе щеки и параллельно спорили насчет оформления. Ночь пролетела незаметно, вскоре показался рассвет, и мы бросились в рассыпную по всей больнице.
— Я вижу, тебе стало лучше, — сказала мисс Алингтон на утренней терапии, — Значит, терапия действует.
— Да, — в блаженстве сказала я, откинувшись на спинку дивана, — Я теперь чувствую себя Джонатаном Ливингстоном.
— Что ж, это хорошо, — кивнула она, — Если пойдет дальше такими темпами, то тебя можно будет выписывать. Но всё же на учете какое-то время тебе придется побыть. Как насчет санатория? Могу дать тебе несколько буклетов.
Я согласилась. Она дала мне их. На первом были изображены горы с заснеженными вершинами. Санаторий назывался «Кленовый сироп». Крупнейший пансион для психически больных с программой реабилитации, разработанной ведущими специалистами в области психиатрии и психотерапии. С видом на горы, кленовыми деревьями, бассейном, кафетерием, ботаническим садом и зоопарком.
На втором была цветущая долина и озеро, в котором отражались облака. «Сказочный дол», нестандартный пансион в виде небольшой старой деревни, закрытом обществом, в котором царит мир и любовь, ежедневными мероприятиями, такими, как рыбалка, крокет, купание и т.д., возможность заниматься творчеством, кулинарией, резьбой по дереву, спортом, музыкой, садоводством и животноводством.
На третьем был заснеженный вечнозелёный лес и небольшой трогательный домик. «Домик лесничего», так гласило название. Чистый прохладный воздух, игры в снежки, камин, трудовая и творческая терапия, домашний уют, похожий на детство, проведенное у бабушке в деревне.
— Вы же прекрасно понимаете, что это всё не то, — жалобно протянула я, возвращая мисс Алингтон буклеты, — Мне нужен пансион в Эвер-Порте.
— «Океанское побережье», что ли? Да что ж вы все так грезите о нём? — закатила глаза мисс Алингтон, — Ты вообще видела прайс? Очень большие цены. А я тебе предлагаю дешевый вариант. Да, они не так близко находятся, но зато очень хорошие. Не элитные, в этом-то вся беда.
— А по мне, это хорошо, — буркнула я, — Не нравится мне атмосфера элитарности.
— Сколько зарабатывают твои родители? — спросила психиатр, — Я знаю, что они поставляют мясо и растительные культуры местным магазинам, так что платят им вполне прилично. И всё же этого недостаточно. Отец Мариам, если её помнишь, работает директором школы искусств. А её мать — нейрохирург в соседней больнице. Сама понимаешь, сколько они зарабатывают. Поэтому они могут потянуть её проживание там. Хотя, прошло уже достаточно времени, я думаю, её оттуда уже выписали.
