— Куда мы идём? — спросила я Эрика. — Опять очередная дорога без цели? Если кровавые мозоли и боль в желулке от голода для тебя часть дорожной романтики, то я пас.

— Это сюрприз! — развёл руками аки церемонемейстер Эрик. — Потерпи, сладенькая. Скоро будем на месте.

Он напялил мне на глаза ленту, завязав её как можно туже, взял меня за руку и повёл по дороге. Незримый мир казался похожим на лабиринт, а мелкие камешки и холмики — внушительного размера колдобинами.

Внезапно я почувствовала нестерпимую вонь. Эрик остановился и снял с моих глаз повязку. Мне открылся вид на простирающуюся чуть ли не до горизонта свалку. Горы и дюны всевозможного мусора, бродячие псы, которых лучше не провоцировать, и одинокий силуэт бомжа, сидящего на ободранном диване.

— То есть, я правильно поняла, что ты вёл меня так долго, чтобы показать это? — ошеломлённо спросила я. — Свалка? Серьёзно?

— Но-но-но! Я вас попрошу, юная леди. Не просто свалка, а Мировая Свалка.

— Хочешь сказать, там весь мусор мира?

— И не только. Хочешь проверить?

— Я что, похожа на бездомную?!

Я была вне себя от ярости. Расхаживала вокруг и отчаянно перебирала ругательства в поисках самых неприличных. Эрик же взобрался на вершину ближайшей горы и уселся на кресло.

— Иди ко мне, — пригласил он. — Тут хватит места для двоих.

— Да пошёл ты знаешь куда?!

Вдали светлело небо. Светло-голубой горизонт контрастировал с тёмной равниной.

— Знаешь, как тут прекрасно встречать рассвет? — тихо спросил Эрик. — Словами не передать это ощущение.

— Ну да. Верх романтики.

— Ты видишь только то, что хочешь видеть. И не замечаешь сути.

— А кто её замечает? Никому не дано видеть её всегда. Да и не надо. Целее будем.

— Ты это не по наслышке знаешь? — глухо спросил Эрик.

Я почувствовала, как кровь отливает от моего лица. Мне хотелось запустить в Эрика чем-нибудь поувесистей, но вместо этого я осталась стоять, как безвольная игрушка.

— Если спустишься — скажу, — помимо своей воли проронила я.

— Лучше поднимись, — ответил Эрик.

Нехотя я забралась на гору, несколько раз скатываясь вниз. Вся вымазалась и провоняла мусором. Эрик со смехом наблюдал за моими потугами. Я села рядом с ним. Кресло было широкое, а мы оба худыми.

— Как будто я могу выбирать. Как будто я это контролирую.

Эрик заинтересованно взглянул на меня.

— Можно подумать, что я так уж хочу брызгаться пеной по поводу и без повода, — продолжила я. — Я уже забыла, когда в последний раз расслаблялась. Всю жизнь прожила в страхе, что вот-вот упаду на пол и начну дёргаться. А потом весь день буду как тряпичная кукла. Меня до четырнадцати лет никуда не выпускали одну, потому что боялись, что это начнётся посреди улицы.

Эрик мог бы прожечь во мне дыру своими ореховыми глазами.

— И каждый раз, когда у меня случался приступ, происходило какое-нибудь несчастье. От разбитой вазы до травмы на уроке физкультуры.

— Ты говоришь о Бадди?

Бадди был старым капитаном футбольной команды, невысоким парнем, не очень мускулистым и спокойным. Но перед ним расступались. За ним следовали. Он был лидером. Но однажды на уроке физкультуры он получил травму. Я за заметила, как это произошла, то ли неудачно упал, то ли кто-то случайно попал по нему. Встать не смог, так что в медпункт его относили на руках. А потом его надолго забрали в больницу. Как оказалось, он раздробил коленную чашечку. Семья Тома помогала ему всячески, поскольку их родители были друзьями, но о футбольной карьере парнишка больше не мог и мечтать.

— Да, — ответила я. — Перед уроком в раздевалке у меня случился приступ. У меня было навязчивое желание предупредить Бадди о том, что с ним должно что-то случиться. Чтобы он был осторожен. И я видела понимание в его глазах. Ещё немного, и мне бы удалось его уговорить, но вмешались его дружки и начали ржать надо мной. И увели его.

— А я Бадди, кстати, на днях видел, — сказал Эрик. — Он сейчас живет на Аляске, дышит свежим воздухом. Ходить нормально уже не сможет, да и не хочет. Приехал погостить у матери и поблагодарить семью Тома. И тебе спасибо передал. А ещё подобные приступы были?

— Перед тем как Майк разбился. Это был ужасный приступ, и он случился посреди ночи. А я живу далеко от города, поблизости людей вообще нет. Посреди ночи выскочила из дома в ночной сорочке, побежала в сторону дороги, пыталась поймать машину. А потом просто бежала так быстро, как могла.

Майк в машине на всей скорости свалился в овраг. Его тело было настолько изуродовано, что опознали не сразу. Кто-то говорил, что это был несчастный случай, ведь тормоз сломался. А кто-то — что он покончил с собой. Что там на самом деле было, я не знаю, но оправиться после этого долго не могла, всё себя винила.

— Вот почему уроки физкультуры полезны. Не отлынивай, детка!

— Вообще-то я от неё освобождена.

— Ну так что, предупредила его? Не уходи от темы.

Вот ведь жертва Кунсткамеры!

— Я выдохлась и упала. Еле заставила себя подняться. Бежать сил уже не было. Ползла. А потом я вижу его дымящуюся машину…

— Да ты буревестник, сестра!

— Кто, прости?

— Бу-ре-вест-ник, — по слогам повторил он. — Птица, предупреждающая о шторме.

— Я знаю, кто такой буревестник. Я спрашиваю, какого хрена я — он.

— Потому что ты вещаешь о несчастье! Провидица! Оракул! Пророк!

— Ты такой невыносимый, Эрик.

— Я знаю, — захохотал Эрик. — Поэтому ты меня и любишь.

====== Чёрные воды ======

Воспоминания рассыпаются. Иногда я не запоминаю вчерашний день. Иногда забываю, о чём думала пять минут назад. Порой я вообще себя не узнаю. И потому злюсь на весь мир, на всех людей, а порой на саму себя. Или на всё сразу. Понятно, что при таком состоянии учиться не стоит. Прогуливать не могу, потому сижу за партой у окна, рассеянно глядя на двор внизу, мокрое футбольное поле с болтающейся на ветру сеткой, гоняющими мяч детьми, припаркованными машинами и асфальтом с лужами. Конец августа. Дождь мешался с солнцем, но при этом было невероятно жарко, потому я ходила в майке и в шортах, демонстрируя всем веснушки на плечах и шрамы на коленях.

— Мисс, не могли бы вы присутствовать на уроке? — склонилась надо мной учительница.

— А я и так здесь, — ответила я.

— Нет, вы смотрите в окно и вам плевать на происходящее.

— Я внимательно слушаю.

— Вот как? — саркастически переспросила учительница. — Тогда, будьте добры, повторите то, что я только что сказала.

— Мисс, не могли бы вы присутствовать на уроке? — передразнила её я.

Послышались смешки. Марк с интересом посмотрел на меня. Леа оторвалась от телефона. Том чуть не выронил трубку. Сандра повернулась и приподняла бровь. Болельщица скривилась.

— Остроумничать будете? — скрестила руки на груди учительница. — Ну, я посмотрю, как вы это будете делать на экзамене.

Она принялась строчить что-то маркером на доске, стуча им и скрипя, а я вновь уставилась в окно, подперев подбородок рукой. Форточка была открыта, и дул ветер, принося с собой запах улицы.

АЙ!

Виски пульсировали, голову будто сжало обручем. Мир перестал казаться чем-то реальным. Будто ребёнок нарисовал акварелью эти деревья, асфальтовые полоски на фоне домов и стадиона, жёлтые стены класса и белую доску с пыльным проектором. Как будто если я протяну руку, то наткнусь на белый листок. Я его ударю, всё развалится, а потом что?

Звук звонка больно ударил по ушам. Одноклассники вскочили и побежали, на ходу собирая сумки. Я осталась сидеть, пока не обнаружила, что осталась наедине с училкой, которая, забыв отключить проектор, зашла на «Фейсбук» и что-то строчила (судя по «зайчику», «сладенькому» и «котику», своему партнеру). Смутившись, я тут же убежала, пока учительница не заметила. Коридор опустел: уже довольно поздно, и скоро должно стемнеть.

Навстречу мне шёл школьный психолог. Окинув меня оценивающим взглядом, он произнёс: