— Ты сможешь еще раз увидеть его. Он тебя поцелует.

Воздух комом встал в горле. Раскаленный, острый, как нож.

— Как?

На столе блеснула пластина. Узор, вытравленный в металле. Мелкий, цепкий, неживой. Пальцы с аккуратными, чистыми ногтями касались самого края, завернутого в бумагу.

— Это продлит тебе жизнь достаточно, чтобы ты смог дожить до следующей встречи.

— Что это?

— Нуль-плата. Тут написано, как ею пользоваться.

Анджело протянул руку, коснулся бумаги. Почти дотронулся до пальцев юноши, но тот отдернул руку, словно Анджело мог его заразить. Смертью? Страхом?

— Хорошо.

Он не узнал своего голоса. Как будто кто-то другой произнес это за него.

— Скажешь им еще… скажешь им, что это торсионные… нет, морфические поля.

Тихий, злой смех. Юноша уже стоял. Шагал к выходу. Официантка опоздала всего на пару мгновений. Налила кофе в пустую чашку, отошла, шаркая подошвами.

— Стой!

Ноги несли Анджело к двери.

— Когда это будет? Когда я его встречу?

Мертвое лицо юноши исказилось.

— Ты дождешься.

Колокольчик снова звякнул, нежно, маняще. Но мальчика за дверью уже не было. Он исчез в синеватом тумане за миг до того, как Анджело выбежал на улицу.

Нуль-плата тяжело оттягивала карман прямо напротив сердца. Жгла ледяным холодом.

========== Уровень А. Умри, но не сейчас ==========

Машина неслась вперед. Эстер цеплялась за руль, как будто тот сейчас вырвется и улетит. Солнце светило в зеркало заднего вида, резало глаза.

Время ползло медленно, словно его растянули, намотали на железный штырь и крепко привязали.

Наверное, сейчас должно хотеться плакать. Хотеться кричать, стучать по рулю, свернуться калачиком под сиденьем, потому что…

Потому что Джек сзади истекает кровью и вот-вот умрет, а Эстер совершенно не знает, что делать, кроме как ехать вперед по дороге, ведущей к горам — темной полосе на горизонте. Но сейчас вокруг пустыня.

И ни души.

Должно хотеться плакать или бороться, но нет ничего. Стресс кролика, стресс льва, а это какой?

Негромкий стук. Как будто что-то маленькое упало с заднего сиденья. Эстер оглянулась — впереди все равно никого на мили, — но Джек все так же не подавал признаков жизни и побледнел, кажется, еще сильнее.

Его руки лежали по-другому. Значит… Эстер притормозила. Сердце вдруг начало рваться из груди, горло перехватило, но впадать в панику сейчас… нет. Она несколько раз выдохнула, выскочила из машины и открыла заднюю дверь.

Телефон валялся под сиденьем. Включенный экран. Быстрый вызов. Кому он хотел позвонить в тот миг, когда пришел в себя? Это был очень короткий миг. Эстер его даже не заметила.

Первый. С длинным кодом. Без имени. Это Китай? Кажется, нет. Длинные гудки. Долго. Бесконечно.

Вызов завершен.

Эстер глубоко вдохнула, задержав воздух. Пульс бился под ухом. Барабанная дробь.

Второй. Тоже без имени, тоже длинный. Это чужой аппарат. Это Джек внес новые номера в быстрый вызов и не стал присваивать им имена. Кому она звонит? Вдруг это вообще опасно?

Нет, опаснее, чем сейчас, ничего быть не может.

Сдвоенные гудки. В ритме пульса. Быстро, ускоряя бег крови по венам. Голова закружилась, и Эстер села на землю, привалившись к колесу.

Телефон вздрогнул в ладони.

— Алло? — прошептала Эстер. — Алло. Джек ранен. Нужна помощь. Джек…

— Не вешайте трубку, — прожужжал из динамика строгий и незнакомый голос. — Пеленгую.

Потом случилось сразу несколько странных вещей.

Подул сильный ветер. С нежным, музыкальным стоном.

Посреди пустыни открылась дверь.

Из нее вышло лавкрафтианское чудовище в строгом черном костюме.

Эстер закрыла глаза.

— Я сошла с ума, — сказала она себе. — Как сестра. Эта наследственность, она меня догнала. Так невовремя. Это всегда невовремя. А я надеялась, что обойдется. Надеялась, что это только у нее. Что у меня нет предпосылок, и…

Ее подняли на ноги и встряхнули.

— Молчать! — рявкнуло чудовище. Аккуратно завязанный галстук сбился набекрень, на белоснежной рубашке алели пятна крови. — Возьми его за ноги и помоги мне положить его на носилки! Быстро!

Джек лежал на земле. Чудовище вытащило его из машины. Складные медицинские носилки — откуда взялись? — стояли рядом.

Эстер послушно наклонилась и взяла Джека за лодыжки.

— На счет «три», — скомандовало чудовище. Или лучше сказать «скомандовал»? Оно было явно мужского пола, судя по голосу хотя бы. — Раз, два…

Эстер собрала все силы. Джек был тяжелый, как… как труп. Мертвые становятся тяжелее, да?

— Он умер? — спросила она у чудовища.

— Да, если мы не поторопимся! Быстрей, внутрь!

Ах да, дверь. Чудовище раскрыл носилки, нажав педаль. Колеса очень плохо шли по песку и колючкам. Каблуки тоже. Ноги вдруг ужасно заболели. И голова.

За дверью оказался твердый, надежный пол. Большая белая комната. Высокая стеклянная колонна посредине. Потолок терялся вверху.

— Поехали! Ну! — сказал чудовище.

Они бежали по коридорам, изогнутым, словно раковина улитки. Колеса каталки бесшумно мерили расстояние. Стучали каблуки.

Лазарет. Такой же белый, как и прихожая с колонной. Куда вела эта дверь? Все неправильно. Чудовище засуетился у смотрового стола. Трубки. Жидкости.

— Вы… доктор? — спросила Эстер. Голос получился слабым и жалким.

Чудовище растопырил щупальца, обернулся и уставился на нее своим единственным голубым глазом.

— Нет! Быстрей! Перекладываем его.

Эстер захлебнулась воздухом. По лицу покатились слезы. Это… еще более невовремя. И сумасшествие. И истерика. И… все вообще.

Потом ее схватили. Встряхнули. Руку обожгло холодом.

И пришел покой.

— Что вы мне сделали? — спросила Эстер. Чувства словно совсем отключили. Было хорошо. И вовсе не страшно. Все казалось совершенно нормальным.

— Успокоительное. У меня нет времени на уговоры, — сказал чудовище.

Они переложили Джека на стол.

— Подключи датчики. Сонная артерия, бедренная артерия, сердце. Быстро!

Чудовище стаскивал с него рубашку, расстегивал брюки. Шинель уже валялась окровавленным комком на полу.

Эстер приложила прозрачные кружочки туда, где вроде бы находились артерии и сердце. Приложила палец, ища пульс. Пульса не было. На экране тянулись длинные полосы. Сердцебиение, дыхание. Ни следа активности.

— Он мертв, — сказала Эстер. Эти слова, этот факт не причиняли боли, не расстраивали. Она просто констатировала очевидное. Джек умер, пока они тащили его сюда, или даже раньше.

— Молчать! — рявкнул чудовище. Он почти не глядя ткнул в руку Джека длинной трубкой с иглой на конце — та присосалась к коже, зашевелилась, устраиваясь удобнее. Темно-красная, почти лиловая жидкость потянулась по ней. — Очисть рану от крови!

— Это бессмысленно. Он умер.

— Здесь я решаю, что имеет смысл, а что нет! Молчать и следовать указаниям!

Эстер пожала плечами и взяла с подноса что-то, похожее на губку. Засохшая кровь сошла от пары движений. Рана не кровила. Синеватая плоть, багровая, бледная. Отверстие. Месиво из мяса. И лоскутов кожи.

— Стимуляция. Руки!

Эстер послушно отступила. Чудовище командовал отрывистым, металлическим тоном, как нацист из плохого фильма про войну. Его пиджак тоже валялся на полу, и галстук. Рубашка в крови. Почему так много? А! Он снимал с Джека одежду. Ладони. Когти на пальцах вместо ногтей.

— Вы не надели перчатки. И не помыли рук. Кажется, это надо сделать.

Чудовище приложил к груди Джека плоскую коробочку.

— Не надо. Патологические микроорганизмы в ТАРДИС не выживут.

Линии на экране искривились и снова выровнялись.

— Стимуляция! — выкрикнул чудовище. В его голосе слышалось отчаяние. Не нужно, хотела сказать Эстер. Это всего лишь…

Линии дернулись, заплясали.

А потом сердце Джека забилось.

Чудовище выдохнул. Его щупальца мелко задрожали. Из сложного лабиринта техники над столом он выбрал и опустил какой-то прибор, передвинул так, чтобы тот оказался над раной. Заглянул в экран.