Да, наверное, Доктор мог бы и согласиться на такое. А он сам? Сек понятия не имел, что бы ответил на подобную просьбу. Ориентироваться на нормы человеческой морали тоже невозможно: слишком много раз она менялась, слишком много вариантов — как одобрительных, так и запретов — предлагала.

Он покачал головой.

— Моя ТАРДИС может не согласиться на чужую артронную энергию. Думаю, она довольно переборчива в этом вопросе.

— Или не согласишься ты? Брось, это лишь вариант. Жизнь без возможности ее когда-нибудь закончить не слишком приятна. — Джек помолчал, наклонив голову. — Я не хотел бы остаться аналогом струльдбруга, угасающим вместе со Вселенной. Мы были там, в этом моменте. Там слишком безысходно и страшно. Хотя, возможно, ты и я со временем станем врагами. Или забудем друг о друге. Конечно.

Измениться может все, Джек прав. Это значит, что нужно ценить каждый миг прожитой жизни. Раньше он этого не понимал. Жизнь казалась чем-то определенным, самим собой разумеющимся. Незыблемым, хотя и потенциально конечным. Сейчас это ощущалось иначе — более остро, чувствительно, как песок на влажной коже. Время не течет, оно остается на месте, но все равно есть ощущение потери. Пройдет сотня лет, тысяча, и что с ними будет? Наверняка не то, что сейчас.

Сек улыбнулся.

— Я бы не хотел становиться твоим врагом. Ты очень опасное существо, Джек Харкнесс. И красивое, как почти все опасные существа.

— Я уязвим и редко на кого-то злюсь, — Джек удивленно рассмеялся. — Не надо преувеличивать степень моей опасности для вас и для тебя.

— Это был комплимент. Не обольщайся, — ответил Сек. Он осторожно снял и положил на песок кобуру, потом расстегнул и вытащил рубашку из брюк. — Мне бы хотелось… многое для тебя сделать. Даже то, чего бы я не стал. Это странно. Обычно со мной такого не бывает. Есть определенные границы… но с тобой их как будто не существует.

Джек пристально разглядывал его, следя за каждым движением.

— Не обольщаюсь, — согласился он. — Ни насчет комплиментов, ни насчет обещаний. Лучше жить тем, что есть сейчас.

Сек молча кивнул. Галактика уходила под воду все глубже, но ее пронзительно-яркий центр, перечеркнутый пылевыми облаками, все равно оставался над горизонтом. Потом посветлеет и почти выцветет, когда встанет первая, белая звезда, но все равно останется виден. Есть и такие люди, которые светят во тьме. Даже если они не считают себя добрыми. И даже, если действительно такими не являются, все равно, их свет манит и влечет, невозможно устоять. Пусть и за пылевыми облаками. От них свет только ярче.

Джек придвинулся ближе и без слов обнял Сека за талию. Тепло. Принятие.

Уметь понимать и принимать другого — огромное, потрясающее богатство. Эволюционное преимущество, конечно, да. Но счастье — всеобъемлющее, пусть и очень недолго длящееся, — дают не победы и не руководство огромной организацией. Не власть, не войны. Но дает любимое дело и люди, которые тебе близки. Люди, конечно, в широком смысле этого понятия. Сек улыбнулся и все же дотронулся пальцем до лица Джека, обвел контур и коснулся губ.

— Я все-таки не стану просить тебя о том, что ты не сможешь сделать, — сказал Джек. — Кстати, знаешь, я тебя люблю.

Теплая, почти горячая волна чувств колыхнулась где-то внутри. И анализировать ее совершенно не хотелось.

— Я знаю, — ответил Сек, потом улыбнулся и повторил, как будто это могло усилить смысл сказанного. — Знаю.