— Нет ничего страшнее, чем маленькая девочка с томиком ядерной физики в темном переулке, — пробормотал Мортимус. — Даже если эта девочка такая большая и взрослая. И на улице день.

Он бросил машину вправо, в узкую улицу. Вильгельмштрассе. Прохожих здесь не было. Автоматчики, патрулировавшие ее, провели “хорьх” взглядами и отвернулись. Реальность уже не плыла — металась, и стоило огромного труда держать ее в узде, вспоминая, как все должно здесь быть, стабилизируя и останавливая хаос. Голова раскалывалась.

— Святой Рассилон и все его причиндалы! Далась мне в свое время эта Сол Три, — сказал Мортимус, едва разжимая губы. — Зачем мы такие фагоциты? Я… не хочу!

Но время само тащило его на коротком поводке, не давая даже упираться. Никакой свободы. Надеялся сбежать? Ха! Три раза ха! Время взяло его в оборот, дало в руки все, чтобы он мог снова завязать нужный узел. Там, где одного таймлорда бы не хватило и понадобился второй — вот он, пожалуйста. Вынем, как кролика из шляпы.

Нет, никакой свободы не существует. Это фикция.

Рейхсканцелярия возвышалась над ними тяжелой, внушительной громадой. Воздух трещал от напряжения. Здесь было еще больше охраны, но сейчас им будет не до этого. Автоматчики не стали задерживать мотоциклистов — они забыли о них тут же, временные колебания играли с памятью людей злую шутку, рассеивали внимание. Их тоже не задержат, забудут, стоит только закрыть за собой дверь.

Мортимус остановил машину почти у самого парадного входа и сосредоточился, вспоминая, пытаясь собрать воедино фрагменты неслучившейся и случившейся здесь реальности, понять, что надо делать, как, и сколько у них времени.

Его, по сути, не оставалось.

Треснувшая от сильного удара стена кабинета, треснувшая где-то в стене газовая труба, удушливый запах, закрытые высокие окна, маленькая искра, тяжелый удар.

Прошла еще секунда.

— Мы выходим, — сказал он, — прямо сейчас, идем в парадную дверь. Быстро. Чем быстрее, тем лучше! Ты… — Мортимус поморщился — говорить было слишком долго. — Ты смотри.

Он, почти не глядя, потянулся рукой, бросил воспоминание и выдохнул.

Черное, блестящее. Дружественное.

— Понял, куда? Пойдешь и вытащишь его, — сказал Мортимус и вышел из машины. Автоматчики как по команде развернулись к нему и подняли оружие, но тут из машины вышел Сек, и они отшатнулись. Воздух снова заискрился, лестница под ногами вздрогнула.

Мортимус, не глядя на них, поднялся по ступеням. Сек, который шел рядом, не отставая ни на шаг, протянул руку и отобрал у одного из охранников автомат — тот судорожно вздохнул, отступил. Остальные взяли их на мушки — несмело, но… Быстрее! Слишком много впечатлений, слишком! Реальность снова терялась, земля уходила из-под ног. Надо торопиться! Мортимус взялся за ручку, но та рассыпалась в порошок, испачкав ладонь черным. Слишком сильное напряжение. Следующим может рассыпаться он сам.

— Ах ты ж, — выдохнул Мортимус, достал отвертку и наотмашь полоснул по двери.

Потом толкнул ее ногой и вошел.

Автоматчики остались снаружи.

Здание словно вымерло. Глаз тайфуна, где ничего не волнуется и все стабильно. Почти все. Шаги гулким эхом отдавались от стен огромного холла. Парадная лестница вела наверх, но им была нужна другая, рабочая, в северном крыле, там, где треснула стена, где газ до сих пор заполнял комнату. Там, где находился кабинет Гитлера — один из его кабинетов.

Мортимус закрыл глаза, сосредоточился и свернул влево. Внутренний компас безошибочно вел его туда, куда надо. Сек молчаливой тенью шел за ним. Белые коридоры, устланные алыми ковровыми дорожками, пустовали. Люди очень чувствительны, хоть и сами этого не знают, люди чаще всего волнуются непонятно отчего и уезжают домой, или уходят на обед, или еще куда — лишь бы не оставаться там, где происходят такие катаклизмы.

Коридор сменился лестницей, а лестница — коридором. Здесь. Это здесь, рядом.

Когда одна из дверей бесшумно открылась, и из-за нее шагнул человек в форме, Сек выстрелил. Эхо гулко подхватило выстрел. Человек отшатнулся и упал, раскинув руки.

— Стой! — выкрикнул Мортимус. — Ну что же ты! Нельзя!

Но Сек уже ссутулился, брезгливо — нет, раздосадовано, — скривил рот, его щупальца снова бешено заметались.

— Я не хотел. Случайно. Я его убил случайно, — напряженным голосом проговорил он. Мортимус подошел к убитому, наклонился. Лицо показалось смутно знакомым — будто бы он знал его. Может, и знал.

— Не беспокойся. — Мортимус пошарил по его карманам и нашел корочки пропуска. — Штандартенфюрер Ганс Ланда. Хм…

Реальность сплавилась воедино и снова расплылась, труп стал полупрозрачным и опять уплотнился. Тут не поймешь, что настоящее, а что нет, даже Мортимус не смог бы точно этого сказать. Существовал ли этот человек в действительности или появился здесь, как фантом, из-за временных колебаний? А, неважно!

— Не беспокойся, — повторил он и бросил корочки на труп. — Так даже лучше. Я смогу расписаться на Толстом Малыше, люблю эту версию победы. Больше прогресса для моей страны.

Но времени оставалось все меньше, оно буквально утекало сквозь пальцы. Еще немного, и версия станет настоящей реальностью, сменит то, что должно быть. Запечатается намертво. Гесс станет рейхсфюрером, да, именно он. Ненадолго.

— Иди наверх и вытащи этого усатого болвана, — сказал Мортимус. — Даже если взорвется — все равно вытащи и сделай что угодно, чтобы он забыл. Так может и получиться. Может пойти по правильному пути. Да, кстати!

Он вытащил из кармана запасной ключ от ТАРДИС и бросил Секу.

— На всякий случай.

Он развернулся и побежал по белому, украшенному лепниной коридору. Здесь уже ощутимо пахло газом — тяжелый, неприятный запах примесей, которые люди добавляют в метан, и запах самого метана, напоминавший о некоторых планетах, на которых Мортимус когда-то побывал. Двери, двери, двери… вот!

Мортимус распахнул дверь и, зажав рот, вбежал внутрь. Маленькая кухня буфета. Труба шипела. Раз. Два. Он схватил стул и швырнул. Три. Четыре. Окно разлетелось вдребезги. Пять. Ветер ударил в лицо. Шесть. Вентиль. Где-то внизу был вентиль. Вот он! Семь. Плохо работающая розетка.

Искра.

Но газа уже было недостаточно для взрыва.

Мортимус сел на пол и рассмеялся. Ветер трепал волосы, играл обрывком занавески. Напряжение отпустило, словно оборвались веревочки. Кажется, одной проблемой стало меньше. Кажется.

Но оставалась вторая. Мортимус выглянул в окно: разряд радужно переливался над головой, прижимал сверху. Напоминал, что еще не все сделано. Не все.

— Надо стереть ему память, — пробормотал Мортимус. — Не знаю, что такого он успел увидеть, но это однозначно повлияет на историю.

Он поднялся на ноги, отряхнул стеклянные крошки с брюк и вышел в коридор. Действительность стабилизировалась, это чувствовалось все сильнее, но рейхсканцелярия все еще продолжала напоминать отель “Оверлук”. Казалось, вот-вот времена снова начнут сливаться воедино, и из кабинетов потянутся в коридор, белый и чистый, мертвые и умирающие — от яда, от пуль, от собственной бесконечной глупости.

Настоящие лица. Совершенно настоящие. Их стоило сделать такими — хотя бы в назидание, что ли. Мортимус дернул уголками губ. Улыбка не хотела появляться на лице, превращалась в неприятную судорогу.

Перила лестницы были чистыми, гладкими и прохладными, скользили под пальцами. Навстречу ему спускался человек, его лицо медленно и смешно исказилось от изумления, негодования и ненависти одновременно. Мортимус расхохотался.

— Гитлер капут! — выкрикнул он, оттолкнул человека и побежал наверх, перепрыгивая ступеньки. Внутренний компас безошибочно вел его вперед, сквозь еще более помпезные и разукрашенные гербами двери, в еще более величественный коридор. Охранники с автоматами по обоим сторонам кабинета застыли, глядя перед собой, как зомби. Как куклы. На них лежал отпечаток чужого влияния.

Что ж, это удобно.

Мортимус потянул тяжелую дверь на себя, и та бесшумно открылась.