Мортимус вздохнул и в очередной раз полез под консоль. Надо было перенастроить “хамелеон” — хотя бы ради конспирации.

========== Часть 6 ==========

Берлин, 1938 г.

Сек медленно и почти благоговейно провел рукой вдоль лаково блестящего бока машины. Казалось, она не пройдет в двери ТАРДИС — слишком широкая и длинная, основательная, но это только казалось. Пройдет, конечно. Размер не имеет значения.

— Нравится? — спросил Мортимус.

Почему-то он и думал, что автомобиль произведет впечатление.

Сек непривычно пошевелил щупальцами — восхищенно, что ли? — и кивнул.

— Выглядит очень эргономично, — сказал он сдержанно. Мортимус широко улыбнулся.

— “Хорьх 853”, тридцать восьмого года, только с конвейера. После Второй мировой таких уже не будут выпускать. ТАРДИС может воспроизвести любой механизм, это очень удобно.

Сек отступил на шаг и окинул автомобиль оценивающим взглядом.

— Старомодно, конечно, но эргономично, — констатировал он. — Черный смотрелся бы лучше.

О, ну конечно, чего еще стоило ожидать? Мортимус фыркнул и сунул руки в карманы. Шоферская униформа казалась неудобно тесной, галстук мешал. Все-таки Сек странный, раз добровольно носит такую некомфортную вещь, как галстук.

— Мне нравится графитово-серый, — ответил Мортимус и поправил фуражку. — Садись и поехали… Эй, за рулем мое место! Куда?

Сек замер и обернулся к нему, как будто вспомнил что-то важное.

— Нам понадобится ингибитор восприятия, — полувопросительно, полуутвердительно произнес он.

Мортимус глубоко вздохнул и покачал головой. Упреждая вопросы, он сказал:

— Я не стал бы брать туда части ТАРДИС. Хватит и нас самих. И так много возмущений. Стекла тонированные, а люди отказываются верить в непонятное. Подумают, что показалось. Тем более, это “Хорьх”. Достаточная маскировка.

Он обошел машину и сел на водительское место. Руль под пальцами ощущался приятно шероховатым и прохладным, надежным, будто за него можно было удержаться и не упасть.

Может, не ехать? Может, ну ее, эту Землю? Пусть с ней Доктор разбирается. Ему всегда это удавалось лучше. Внутри, там, где обычно обитал внутренний голос, что-то шумело и билось, как волны о скалы. Серая вода и буруны скрывали все, что таилось под ними — а там наверняка и острые камни, и омуты, и предательские водовороты. Может, ну ее?

Хлопнула дверь. Сек уселся рядом и посмотрел на него.

— Мы едем?

— Пристегнись, — машинально ответил Мортимус. — Справа от твоего плеча ремень.

В этом периоде в машинах ремней, конечно, не было. Но не рисковать же из-за такой мелочи! Мотор заурчал на низких оборотах, руль под пальцами тонко завибрировал.

Прыгать так прыгать.

Мортимус глубоко вздохнул и тронулся с места. Дверь ТАРДИС послушно открылась, выпуская автомобиль наружу.

Маленькие аккуратные домики, невысокие заборы, за которыми алели георгины, начинающие желтеть деревья медленно проплывали мимо, сменялись другими домиками и фиолетовыми астрами. Мортимус давно не был в Берлине; судя по всему, это западный пригород. Солнце пряталось за низкими облаками. Конец утра, почти полдень. Люди провожали автомобиль удивленными взглядами, но никто не вздрагивал и не бежал — и это было хорошо. Правильно.

Он включил радиоприемник — в эти времена радио в машине было редкостью, но не лишать же себя удовольствия? Из динамиков полилась бравурная мелодия, нервно заметалась по салону, будто пыталась выбраться из замкнутого пространства, но, покорившись, сменилась тихим, приятным свингом.

— Ты знаешь, куда ехать? — спросил Сек.

— Да, — не задумываясь, отозвался Мортимус и повернул направо, на оживленную улицу. Дома стали выше и внушительнее, людей и машин больше. — На Вильгельмштрассе, куда еще.

— Мне это название ни о чем не говорит.

Они снова свернули. Чистый и прекрасный город, мировая столица, величественные здания, на совесть сделанные дороги, счастливые и хорошо одетые люди, идущие по тротуарам. Все наносное, внешнее, как водная гладь — лужа с радужной пленкой бензина. Все это изнутри выглядит совсем иначе, но пока что этого никто не видит, не замечает. Темно-синий “Опель Капитэн” уступил Мортимусу дорогу, и тот едва не мигнул по привычке аварийкой — нет, не стоило, шоферы важных шишек, да и сами важные шишки не делают такого. Не здесь, не сейчас.

— Это центр Берлина. Не слишком далеко, но мы не можем разгоняться, — ответил Мортимус. На них пока обращали внимания не больше, чем на любую другую представительскую машину — на что он и рассчитывал. И вести ее было приятно. Тяжелая габаритная модель — то, что ему и нравилось. Жаль, что в том времени, которое Мортимус облюбовал, мода на большие автомобили прошла. Унификация, стандартизация, европейские миниатюрные штучки.

Он вел машину, не задумываясь, словно дорога сама несла его, куда надо. Сек молча сидел рядом, сложив руки на коленях. Оживленные улицы сменялись еще более оживленными и широкими, а цветы и деревья — фонарными столбами и вывесками. Небо затянула черная паутина проводов. Кажется, еще немного — и они выберутся на ту самую длинную улицу, которая идет через весь город… Как же она называлась?

— А-а-а, Кайзердамм, Бисмаркштрассе, а потом Унтер-ден-линден, — пробормотал Мортимус и повернул. Вот она, эта длинная улица. Весь город как на ладони.

— Что ты сказал?

Взвизгнули тормоза, машину швырнуло влево, вправо и снова влево. Сзади кто-то резко просигналил — звук казался глухим, доносился как сквозь толщу воды. Серой, пенистой и глубокой.

Над Берлином висело зарево. Нет, не зарево — обыкновенный барьерный разряд, кирлиан-эффект, острая, зубчатая, как часовые колесики, радуга. Обыкновенный разряд из-за разницы временных потенциалов, только его размеры… Потрясали. Он закрывал весь центр Берлина. Весь центр.

Реальность сдвинулась и поплыла, Мортимус мотнул головой, пытаясь сосредоточиться.

— Что с тобой? — громко и, кажется, уже не впервые спросил Сек.

Автомобиль мчался вперед, прямо в самую глубину… Мортимус засмеялся, закашлялся и снова засмеялся.

— Фиксированная точка. Вот как она создается, — сказал он. — Потрясающе! Обыкновенный момент становится важным, нерушимым… Господи всемогущий! Это потрясающе.

— Я ничего не вижу, — сухо ответил Сек. Его щупальца, которые дергались, как кошачьи хвосты, вдруг замерли, словно он приложил усилие и взял себя в руки. — Объясни!

Радуга переливалась ядовитыми цветами. Не дуга — купол, и этот купол рос и раздувался, как чудовищный гриб. Опухоль. Рак. Черт возьми, это даже символично.

Неожиданно нахлынул страх. Нет, даже ужас — в пальцах закололо, во рту пересохло. Господи Боже. Это не остановить. Поздно! Слишком далеко все зашло. Нужно поворачивать обратно, и поскорее!

Мортимус надавил на педаль газа, “хорьх” набрал скорость и понесся вперед, как тяжелый снаряд. Машины послушно уступали дорогу. Объяснить? Как тут объяснишь?

— Это был обычный, ничего не значащий день, — сказал он. — Один из тысяч самых обычных дней. Но кое-что… кое-кто вмешался, и вот этот день вдруг начал превращаться в фиксированную точку во времени, реперную. Еще немного, и ничего нельзя будет изменить. История перезапишется и станет такой, как есть. Видишь? Это барьерный разряд. Такое разноцветное зарево. Там, внутри, история уже меняется, но здесь еще все как и было. Разница временных потенциалов. Искрит.

Они переехали через мост — узкая, полувысохшая речка блеснула внизу.

— Покажи, — отрывисто попросил Сек.

— Как? Ты невосприимчив к телепатии, — фыркнул Мортимус. Дома сменились деревьями, еще зелеными здесь: приближался Тиргартен, зоосад. До цели оставалось совсем немного — но и времени тоже. Мортимус не знал, сколько, не мог точно сказать, но был уверен, что слишком мало.

Сек раздвинул тонкие губы в улыбке, блеснул зубами.

— Ты нас недооцениваешь. Ты меня недооцениваешь! Думаешь, мы не знали, что делаем? Защита от телепатического влияния — первый уровень безопасности, почти базовый! Я разрешу, и ты сможешь. Покажи!