Поднимались они теперь намного быстрее, хотя гораздо больше времени приходилось оставаться на этажах. Внизу еще сохранились следы первой, потерянной экспедиции — проложенные кабеля, налаженное оборудование, — но наверху царило страшное запустение, и приходилось гораздо дольше приводить технику в рабочее состояние. Несколько раз они выбирались из шахты передохнуть на час-другой: заброшенные спортзалы, этажи, полные магазинов и фешенебельных ресторанов, в которых подавали натуральную пищу. Та, разумеется, давно испортилась. Чем выше, тем богаче — и тем мертвее.

Мортимус чувствовал себя антропологом, изучающим древнее племя в естественных условиях обитания. Вот аборигены отправляются на охоту, а вот танцуют ритуальный танец. Его давно перестали сторониться — даже Канцлер потихоньку оттаял. А еще на спортивном этаже нашлись работающие душевые — к счастью, потому что никто из невольных спутников Мортимуса клубникой не пах.

Подъем по шахте был одним из ритуалов — четким, выверенным до мелочей и очень рациональным, даже не по-человечески. На этот раз путь прокладывал другой охранник, рыжий Элкер. Послушав совет Мортимуса, он заткнул уши какими-то музыкальными втулками, и теперь, цепляя скобы, постоянно напевал что-то себе под нос. Безудержно фальшивил, конечно, но вместе с завыванием ветра его голос звучал, как пение солиста психоделической группы. В ритме — медленном, но жестком — подъема наверх.

Поэтому, когда Элкер остановился, все остальные автоматически поднялись еще на несколько метров, пока не заметили, что веревка провисла. Канцлер дернул три раза за веревку. Элкер откинулся назад и помахал рукой, указывая на створки лифтовых дверей, возле которых он висел. Мортимус прищурился, пытаясь рассмотреть их в неверном свете налобных фонариков, но было слишком далеко. Канцлер снова дернул за веревку, приказывая подниматься, и Элкер осторожно прикрепил новую магнитную скобу, цепляя за нее страховку. Наверняка очередной обитаемый этаж. Странно, что так высоко еще остались выжившие.

Выходы на четыреста тридцать второй, третий и четвертый оказались намертво заварены. Толстые черные швы сварки почему-то отдаленно напоминали зашитые суровыми нитками рты — очень неприятная ассоциация, Мортимус, несмотря на духоту, передернулся от неожиданного озноба. Подъем продолжился. Дальше шли очень осторожно, но больше ничего подобного на пути не встретилось.

Они выбрались наружу на четыреста сорок девятом. Этаж был необычно чистым — никаких трупов, двери в коридоры распахнуты настежь, и лампы, несмотря на дневное время, горели слишком слабо. Никаких признаков человеческого присутствия: как будто этот этаж пустовал всегда, даже когда Спутник еще нормально работал. Это была последняя стоянка перед финальной целью их путешествия, и энтузиазм в людях разгорелся по новой. Элкер и Мега, переговариваясь и улыбаясь во весь рот, вытаскивали из лифтовой шахты новые и новые мотки проводов, Сек уже копался в распределительном щитке, подключая их, Пеппи рядом с ним настраивала коммуникатор, сияя в полутьме желтым комбинезоном.

— Пойдем, откроем лестницу, — сказал Канцлер, подойдя к Мортимусу. Это тоже был ритуал — разрезать в стене проход импульсной отверткой и впустить техников и Профессора. Те обычно отставали этажей на двадцать-тридцать, приходилось спускаться и помогать им тащить оборудование.

Ритуалы успокаивали нервы. Когда делаешь что-либо по шаблону, монотонно и выверенно, разум входит в нужную колею, страх отступает, приходит уверенность. С другой стороны, возникал огромный соблазн перестать думать, действовать только на автомате, и Мортимуса этот факт очень раздражал. Хотелось изменить установленный раз и навсегда порядок, поступить неправильно — наверное, именно поэтому он давным-давно и бросил престижную и, честно говоря, весьма занимательную работу на Агентство небесного вмешательства и отправился в свободное плавание по времени и пространству. Но сейчас приходилось терпеть, тем более, что осталось не так уж и долго.

Описав дугу лучом по стене, Мортимус уже привычно толкнул ее ногой и вышел на лестничную площадку. Он прислушался: стояла необычная тишина. Ни шума шагов, ни голосов, ничего. Как будто на лестнице никого не было.

— Ну что, где они там? — спросил недовольным голосом Канцлер, который тоже вышел на лестницу, светя налобным фонарем. Мортимус зажег свой и перегнулся через перила, пытаясь в полной темноте разглядеть хоть что-нибудь.

— Ничего не видно, — сказал он, наклоняясь ниже. — Надо спуститься, кажется, они где-то застряли. Или пошли медленнее.

Канцлер глубоко вздохнул.

— Каждый раз, когда ты так делаешь, хочется или взять тебя за ноги и сбросить вниз, или отойти подальше, — сказал он хрипло. — Сумасшедший идиот. Тут же почти километр падать.

— Ты что, высоты боишься? — удивился Мортимус.

— Не люблю, — отрезал Канцлер. — Пошли.

Металлические ступеньки, которые можно было бы назвать ажурными, если бы они не были так утилитарны, поскрипывали под ногами. Лучи фонарей бросали на стены светло-серые пятна, и такой свет даже мешал. Мортимус бы смог спокойно спуститься и без фонарика, освещения ему вполне хватало, но Канцлер бы точно не сумел, приходилось это учитывать. Ниже, еще ниже, и вскоре стало совсем темно: слабый свет из прорезанного на четыреста сорок девятом проема сюда не добирался. Они все спускались и спускались, этаж сменялся этажом, но техники вместе с Профессором как в воду канули. Еще немного, и подниматься обратно будет не легче, чем по шахте.

В конце концов Мортимус остановился.

— Спускаться ниже не имеет смысла, на лестнице никого нет, — сказал он вполголоса. — Я ничего не слышу, а они бы шумели, даже если бы оставались на месте. Здесь отлично резонируют звуки.

И, словно в подтверждение, эхо разнесло по лестничной клетке его последнее слово. Вместо ответа Канцлер вытащил пистолет и кивнул. Мортимус осторожно посветил фонарем на стену, потом снова вниз. Броситься с лестницы все вместе люди не могли, от обвала остались бы следы, значит, где-то есть открытая, не замурованная дверь, которую они, спускаясь, не заметили в темноте. И ее надо было найти. Вряд ли он ошибался — все логично и очевидно.

— Что ты собираешься делать? — прошептал Канцлер, но Мортимус шикнул на него, развернулся и, стараясь идти как можно тише, пошел по ступенькам вверх. Раздраженно проворчав что-то под нос, Канцлер последовал за ним.

Дверь обнаружилась через десяток этажей. Она не была похожа на все остальные двери Спутника — не раздвижная, а обычная, металлическая, с круглым вентилем ручки, как на древних космических кораблях. Тяжелая и крепкая даже на вид. И, конечно, запертая.

— Что теперь? — прошептал одними губами Канцлер.

— Вернемся и что-нибудь придумаем, — ответил Мортимус, отгоняя интересную и до крайности авантюрную идею открыть эту дверь и посмотреть, что там за ней. — Какой это этаж? А, четыреста тридцать третий.

Этаж с заваренными дверями лифтов. Тем более надо было вернуться — хотя бы за подкреплением. Канцлер кивнул.

— Там, где лифты замурованы, — прошептал он. — Это…

— Тихо!

Над головой что-то негромко, почти интимно зажужжало — как пчела, ползущая по оконному стеклу. Мортимус осторожно поднял голову. Прямо ему в лицо смотрел поблескивающий под светом фонаря объектив. Камера. Потом раздалось тихое шипение.

— Свет, быстро! — выкрикнул Мортимус и погасил фонарь, Канцлер вскинул руку с пистолетом — медленно, слишком медленно, почти сонно. Газ! — Не дыши!

Он задержал дыхание, хоть и успел уже вдохнуть достаточно, схватил неуклюжего, неповоротливого Канцлера за рукав и побежал наверх, таща того за собой. Каждый шаг давался с боем, ноги стали ватными, тяжелыми, как бетонные блоки, но пока еще можно было успеть. Пистолет глухо звякнул, покатился по ступенькам.

Мортимус почти добрался до следующего пролета, когда за спиной послышался скрип и негромкий хлопок. Что-то небольно ударило под лопатку: наверняка дурацкий шприц с дурацким транквилизатором, от которого потом будет все чесаться! Черт его дернул полезть сюда… Рукав Канцлера выскользнул из пальцев, а потом неожиданно подогнулись ноги.