На его лбу открылось небольшое круглое отверстие — от силы дюйм в диаметре.

— Видишь? Это мой мозг, — гордо сказал Перогалек, показывая пальцем. — А у тебя весь наружу. Ты, наверное, сможешь передать сверхбольшой массив новостей. Передай мне заодно вон тот поднос… благодарю. Абракафокус!

Отверстие на его лбу закрылось. Перогалек, сгорбившись над подносом, начал жадно поглощать зеленый горошек, на время позабыв о своих гостях. Сек покачал головой, его щупальца недоуменно задрожали.

— Зачем он модифицировал себя, если это такой риск? — спросил он.

— Люди… — размыто ответил Мортимус. Его занимал совсем другой вопрос. Если цитата из коридора принадлежала Оруэллу, то о каком острове говорилось в зале? Он никак не мог вспомнить, хотя ответ вертелся на кончике языка. Что-то очень знакомое…

— Эй, вы здесь еще не уснули? — в столовую заглянула Пеппи. — Он изрисовал все близлежащие коридоры. Если мой чип так закоротит и некому будет его наладить, лучше бы меня пристрелили. Знаете, что написано дальше? “Сегодня мы танцуем пасадобль”!

Перогалек вскочил, отшвырнув поднос. Недоеденное пюре художественно разбрызгалось по полу.

— Вы подсмотрели в мою презентацию, презентацию! Мои эскизы, где вы их нашли? Так и норовят спереть, что плохо лежит! — заорал он так, что Мортимус аж отшатнулся, а Мега вбежал в столовую и взял разбушевавшегося “робинзона” на мушку. Но тот не стал нападать.

— Надо найти более уединенное место! — воскликнул он, не обращая внимания на пистолет, направленный ему прямо в голову. — Здесь слишком много завистников. Прощайте!

Перогалек, не удостоив Мегу даже взглядом, быстрым шагом вышел из столовой, обдав их напоследок облаком клубничной вони.

— Это игры, — вспомнил Мортимус. Он встал и обернулся к Пеппи. — Боже правый, вот о чем он думает! Бедняга, наверное, хотел предложить их руководству Спутника.

Она удивленно подняла брови.

— Что?

— Реалити-шоу, викторины. Когда в эфире показывают людей в замкнутом пространстве, и им надо исполнять всякие идиотские штуки на потеху публике. Очень прибыльные проекты, надо сказать. Детям нравится. Остров — это оттуда. И пасадобль. И про брата тоже. Старые архивы нашел, наверное.

Пеппи прищурилась, потом мягко, по-матерински улыбнулась.

— Это неважно. Псих и есть псих, — сказала она. — Давайте возьмем несколько рационов и вернемся в зал. Фу, не могу больше, меня тошнит даже от мыслей о клубнике.

***

Ночь на Спутнике обозначал приглушенный свет, и почти все лампы в зале погасли. Мортимус старательно отгреб подальше от своего спального места шарики и устроился на брезенте — мешка для него не нашлось. Впрочем, он и так мог отдохнуть гораздо лучше, чем его спутники. Он лежал на спине, закинув руки за голову, и рассматривал синие геометрические звезды, которыми был изрисован потолок. Усталость после долгого подъема давно прошла. На часах стоял второй охранник, остальные люди забрались в спальные мешки и сопели на все лады. Сек еще не спал: сидел неподалеку, привалившись к стене, и собирал какую-то гибридную микросхему, вроде пеленгатора. Странно, по идее, он должен был сильно устать за сегодня.

— Я почему-то снова теряю концентрацию, — сказал Сек необычно монотонным голосом. — Трудно думать. Трудно…

Он вдруг медленно завалился набок, подтянул колени к животу и мерно задышал приоткрытым ртом, прижимая к себе недособранную плату. Мортимус, который обеспокоенно приподнялся на локте, едва не рассмеялся: как заигравшийся ребенок, который отключился прямо с игрушкой в руках. Сек, вероятно, еще не умел точно определять потребности тела — те, о которых организм напоминает не слишком явно. Обыкновенные далеки не спят, только впадают в спячку, если им это нужно. Не устают. И молочная кислота у них в мышцах не вырабатывается после неожиданных нагрузок. Мортимус покачал головой. Сек странным образом напомнил ему о собственных детях — те давно уже стали взрослыми… И погибли вместе с родной планетой. Он глубоко вздохнул, отгоняя непрошеные воспоминания, и тихо поднялся. Часовой, сидевший неподалеку от лифтовой шахты, клевал носом. Тоже, конечно, устал. Что ж, это к лучшему. “Я и мои парни глаз с тебя не спустят”. Мортимус усмехнулся и, неслышно ступая, вышел из зала в разрисованный коридор.

В отличие от девяносто девятого, явно технического этажа, двести первый был целиком предназначен для людей. Столовые, буфеты, кафе и ресторанчики, кофейни и кондитерские, киоски с гамбургерами и напитками… Двери прятались под рисунками. Иногда они открывались сами, иногда надо было искать ручку, но запертые на замок Мортимусу пока не попадались. И везде, в каждом заведении обнаруживались следы их недавнего знакомого, сумасшедшего маркетолога Перогалека — часы, нарисованные на стенах, остатки давно засохшей пищи, разбросанная посуда и, конечно, запах клубники. Мортимус поморщился. Иногда слишком тонкое обоняние — огромный недостаток.

Судя по всему, свежей натуральной пищи на Спутнике и раньше не хватало, зато синтетики до сих пор было вдосталь — простейшая ведь технология. Мортимус заглянул в одну из столовых, зашел за стойку и потыкал в кнопки кухонной машины. Синтезатор белков еще работал, выдав тарелку с неестественно розовым искусственным стейком, но с углеводами уже начинались проблемы: рядом с мясом вместо карамельного соуса застыла черная осклизлая масса. Мортимус брезгливо отбросил тарелку, та зазвенела и укатилась в дальний угол. Он вытер руки о мантию и вернулся в коридор. Там, по крайней мере, не так воняло.

Интересно, почему здесь не было ни одного трупа? Судя по всему, на этот этаж поднимались и спускались пообедать те, кто работал на соседних, и, когда лифты остановились, им было некуда деваться. Конечно, шанс, что на этаже в тот момент находился один Перогалек, был, но слишком уж низкий.

— Или они успели уйти, — вслух произнес Мортимус, разглядывая большой, во всю стену рисунок ласточки с зубастым клювом, — или нет. Если успели, то как?

Он замолчал и подошел ближе: под рисунком скрывалась какая-то схема. Ну конечно! Схема этажа! Мортимус стер мел рукавом и стал внимательно рассматривать ее. Если сравнивать с девяносто девятым, то…

— Убери руки! Убери! Мой эскиз!

Перогалек бежал к нему по коридору, размахивая кулаками. Как неудачно, он же перебудит всех, если продолжит так орать! Мортимус отступил на шаг и поднес палец к губам.

— Тише! — прошипел он. — Идет презентация! Важная презентация! А ты здесь топаешь, как слон!

Перогалек затормозил и втянул голову в плечи.

— Ты испортил мой эскиз, — пробормотал он.

— Тс-с-с, — прошептал Мортимус, заглядывая Перогалеку в глаза. Тот, конечно, совершенно съехал с катушек, но наверняка помнит, что здесь случилось два года назад. — Не дергайся, ради Всевышнего. Все хорошо. Хорошо.

Перогалек расслабился, глядя перед собой отсутствующим взглядом, и Мортимус мягко дотронулся до его висков. Так. Так…

…Приятный голос терминала сменяется визгом. Свет мигает, мигает, удар, темнота.

…Вспышка, все плывет, цвета перетекают друг в друга. Голова раскалывается, люди кричат и куда-то бегут. Надо подняться на ноги.

…Давка. Вырваться из толпы, быстрее, папка, где же папка с рисунками, папка, папка! Только что была в руках! Кто-то орет: “Лифт! Лифт!”

…Людей все больше, зал — западня, люди — свора, украли дело всей жизни, кто-то рыдает, захлебываясь слезами, так им, так, поделом!

…Лифты не останавливаются. Коридор. Толкают, стараются прорваться туда, где толпа, где людей все больше и им некуда деваться. Идиоты. Какие идиоты! Белый потолок кофейни. Яркий свет. Снова крики.

…Коридор. Грохот. Разбросанные по полу бумаги с цветными картинками. Ноги, которые топчут их. Искаженные лица. Ненависть.

…Пустой зал, лифты больше не шумят, голоса убрались подальше, хорошо. Тишина.

…Нет, они снова здесь, коридор поворачивает, дверь открыта, они толпятся там, кричат, отталкивают друг друга, вентиляционная решетка на полу, двери кабинок сорваны с петель. На двери замок. Не видят. Закрыть. Тишина. Мешают. Думать. Презентация. После обеда.