Статья, как и надо, ужасная. Данные насчет тела, зоны нападения, полицейские комментарии. Тем не менее, нигде не упоминается о настоящей природе убийцы. И это чертовски кстати.

Я взяла выходной. Решила, что раз уж увольняюсь из полиции, не страшно, если я денек проведу наедине с собой. Отдохну, восстановлю силы. Особенно последнее. Потому что сейчас, как никогда, мой разум весь в огне.

Словно мой мозг вынули из головы, спрятали в коробку и вытрясли всю жизнь вплоть до дюйма, прежде чем заменить. Все выглядит иначе.

И меня трясет не только из-за эмоций.

Прежде чем выйти, я стащила повязку с шеи — посмотреть на рану. Лучше б я этого не делала.

Два длинных, черно-красных, мрачных пореза стянули мою плоть. Кожа вокруг них распухла и болела. Я выпила две таблетки ибупрофена, чтобы унять боль. О том, чтобы в такую погоду надеть шарф, и речи быть не могло, так что я просто прилепила повязку обратно. Попыталась не обращать внимания на ввалившиеся темные глаза и безумную прическу. Вместо этого я попробовала как-то уравновесить это подобающим макияжем.

Порезы были отвратительные — и на вид, и по ощущениям. Они бы смотрелись круто, будь я ниндзя-ассассином или вечно нарывающимся героем боевика. Но увы. Мне двадцать три, и я живу в Челси. Боевые шрамы мне ни к чему. Это попросту неудобно. Но хуже всего, что их устроил мне какой-то пришелец, и, думаю, что бы ни было в прививках от столбняка, такую инфекцию оно не вылечит. Нужно было поговорить с Секом. Правда нужно. У него наверняка есть какие-то космо-медицинские ноу-хау.

Опять двадцать пять.

Этот гребаный далек все изменил, и я не могу выкинуть его из головы.

Резкое похолодание закончилось, но небо решило не любезничать и не разгонять тучи. В итоге получаем душный, сырой день, двадцать пять градусов тепла максимум, и шорты как-то даже не наденешь.

Я выуживаю из шкафа первые попавшиеся джинсы — узкие, которые сдавливают ноги. Поверх — длинный желтый жилет, а на него — тяжелую холщовую куртку, которую мама купила мне на позапрошлый день рождения. Я сражалась с пришельцами. Мне нужны крутые очки-авиаторы, чтобы довершить образ. А сейчас, надеюсь, ни один ко мне и на пару миль не приблизится.

Я проталкиваюсь сквозь толпы людей. Сквозь мимолетные обрывки разговоров. Люди смеются. Кричат. Я не смотрю по сторонам, переходя дорогу, но, когда толпа рассасывается, тоже ухожу. Мне надо прогуляться. Посмотрим, получится ли дойти хотя бы до парка. А потом до «Тако Белл».

Железные аллигаторы. Гигантские слизни с медвежьими когтями. Моя жизнь растворилась в каком-то садистском сюрреализме, и это меня пугает.

И Сек.

Как механизм он был угрозой. Я всегда это знала. От него у меня волосы дыбом вставали.

Он. Да, Сек сейчас для меня — «он».

Потому что внутри механизма оказалось существо, немного похожее на человека. Умеющее ходить, говорить. И мыслить тоже.

Дело не в том, что оно выглядит таким уродливым. Таким мутировавшим, искореженным, измочаленным и растекшимся. И даже если оно таким появилось на свет, тоже не важно. Дело и не в том, что, когда ему больно, или оно устало, или ослабело, то оно съеживается в размерах и пропорциях, как термоусадочная пленка.

Дело в том, что оно может думать.

Вот киберлюди, во всяком случае, казались тупыми и беспрекословными, только выполняли приказы и маршировали, как оловянные солдатики.

Разумная жизнь. Что-то такое же умное, как человек.

Прошлой ночью я его встретила, и потом просто отпустила.

«Он все еще где-то там».

Я могла стоять прямо рядом с врагом человечества. И ни черта не случится. Только через мой труп.

Внезапно, я перевожу свои таинственные измышления в резервный режим, потому что приближаюсь к кое-чему знакомому. «Старбакс». Над головой маячит зеленый логотип, самодовольная русалка ухмыляется, разглядывая улицу сверху. Так-то лучше. Мне сейчас нужно что-нибудь нормальное.

Я собираюсь пройти мимо, но внезапно понимаю, что ужасно хочу пить. Латте, или чего-то вроде фраппуччино — вот это мне по душе! — а может, даже лимонада выпью.

Место не хуже прочих, кроме того, стоит и в туалет заглянуть. Так что я захожу.

Первое, что я вижу в полутемном интерьере — это длинную очередь, и думаю, может, не стоило заходить? Но, раз уж я до сих пор в нынешних обстоятельствах чувствую себя упорной и выносливой, решаю подождать.

И, пока жду, начинаю придумывать план. Мне будет нужно устроить с далеком встречу. И на этот раз я не собираюсь трусить. Он опасен, но мне нужно разобраться с этой бредятиной, пока все не стало еще хуже. Хотя нет никакой гарантии, что мы скоро встретимся. Особенно, если без брони. Думаю, так с ним будет легче говорить. Хочется знать: а что, если этих монстров много? И как их можно остановить, пока они никого не убили?

Потом я вспоминаю о Льюисе. Том уличном музыканте. Он знал Сека. Может, он будет знать кое-что еще.

Так что у меня теперь есть цель. Есть контакт. Бум!

…

Елки, почему они не могут продавать простой, обычный кофе?

Смотрю на табло, и что я вижу? Латте, мокко, капуччино, монго, эспрессо, айс-кофе, обезжиренный латте. А это что такое? Шоколадно-коричный чумовой латте? Звучит как закуска, не как напиток.

Потом кто-то хватает меня за руку.

— Э-ге-гей!

А теперь, после травмы, мне стоит невероятных усилий и самоконтроля, чтобы не повернуться и не вмазать обидчику по роже. И все же я вздрагиваю и поворачиваюсь, чтобы посмотреть…

Молодая, изумительно стройная женщина, чей внешний вид можно описать только как «безукоризненный». Атласно-черные волосы свернуты в идеальный французский узел. Черно-зеленое короткое платье охватывает фигуру. Но лучше всего заметны эти яркие, миндалевидные карие глаза, которые широко раскрываются, пока она мне усмехается.

— Мелани? Боже мой!

Мы обе кричим, обнимаем друг дружку, взбаламутив всю очередь. Неожиданно меня целуют — дважды в каждую щеку.

— Элиза! Да я сто лет тебя не видела!

— Ну, и где тебя носило?

— А ты как думаешь?

Она не одна. Прямо за нами стоит одна из ее подруг по колледжу. Полненькая, на вид общительная девушка в розовом твидовом пиджаке, в очках с толстыми флуоресцентно-зелеными стеклами и кучей мышиного цвета кудряшек. Она смущенно смеется. Ведь нам всем неловко, правда?

— Элиза, это Дана. Мы вместе разрабатываем узоры.

Протягиваю руку, и меня целуют во второй раз — европейская манера.

Поцелуев больше, чем от парней за целый… год? Мне говорят, что эта Дана из Висконсина.

— Но что вы здесь делаете? — спрашиваю. Мне казалось, сейчас, с их положением художников, они должны бы сидеть в каком-нибудь органическом инди-заведении в кампусе, грызть деревенские сыры и пить заваренные смеси из свежескошенной травы, приправленной коноплей. Но не в «Старбаксе».

— О, да мы просто заскочили, — объясняет обыденно Мелани. — Выпить по чашечке.

— Ага, я тоже. И, бог ты мой, я так этому рада! Ты и правда здесь.

Очередь начинает нас обходить. Нас окидывает неодобрительным взглядом женщина в костюме. Но мне уже плевать.

Мелани обалденно выглядит, с маленькой белой сумочкой в руке, с сияющим видом. Она и ее новая подружка-художница. И вдруг мне становится стыдно. Руки опускаются. По сравнению с ней я выгляжу неопрятной, в заношенных джинсах, как будто пробовалась на роль в «О мышах и людях». Ну и ладно. Она… ну, она изменилась.

И все, что происходит сейчас, вспыхивает, как будто в моей голове магний. Неожиданно мне хочется все ей рассказать. Мне это нужно. Да! Мелани поймет. Она всегда понимала. Она — моя лучшая подруга.

— Мелани, — в конце концов говорю я, понизив голос. — Я тут думала… может, поговорим с тобой кое о чем? В смысле, я пойму, если ты занята.

Она бросает взгляд на Дану, та пожимает плечами.

— Ага, вперед. Давайте, наверстывайте упущенное, — кивает ее спутница. Мелани оборачивается ко мне.

— Конечно. На сегодня мы закончили с делами в любом случае.