— У тебя есть мой номер.

Стоун развернулся и сделал выпад в сторону Джаспера, но я схватила его руку, чтобы остановить его.

— Не надо, — наконец, я смогла вымолвить хоть что-то. — Дело не в нём.

Дело не в Джаспере. Стоун чувствует себя преданным. Хотя я должна чувствовать то же самое, моё сердце болит за него. Стоун не тот, кто рассказал мне секреты Ван Алленов. Он был тем, кто исправил ложь. Действия Джаспера были другими. Он выбрал причинить боль Стоуну. Он стремился к тому, чтобы сделать ему больно. У Стоуна не было настоящей семьи, и он только что потерял доверие к единственному её подобию, о котором заботился.

Когда Стоун поворачивается ко мне, он выглядит побеждённым. Ярость исчезла, и её заменила печаль. Он выглядит опустошённым. Мне хочется обнять его. Успокоить. Но фотографии в моей руке не исчезли. Правда, скрывающаяся за тем, что я держу, всё ещё висит между нами.

— Он твой? — спросила я. Ожидание невозможно. Так же сильно, как моя душа болит за Стоуна, мне нужны объяснения. Чтобы убедить меня, что он не был бессердечным человеком, позволившим мужчине, который плохо обращался с ним, когда он был ребёнком, воспитывать своего сына.

— Его мать была нашей домработницей. Мне было пятнадцать, когда отец нанял её. Она была молода, всегда носила короткие юбки и обтягивающие топы. Она соблазнила меня и научила всему, что касается секса. То, что происходило между нами, не было любовью. Это было чистой похотью. Она успешно заманила моего отца в ловушку и вышла за него замуж в то же время, когда мы занимались сексом. Я заставил её прекратить приходить ко мне, когда они поженились. Через месяц после их свадьбы началась утренняя тошнота.

Он замолчал. Он потерялся в своих мыслях, взгляд напряжён. Складка, появившаяся у него на лбу, является результатом враждебной гримасы на его лице.

Я ничего не сказала. Не в состоянии двинуться с места, где стою, я просто жду.

— Мой отец бил меня, с тех пор как мне исполнилось пять и пока я не стал возвышаться над ним в возрасте шестнадцати лет. Я не имею в виду ремень. Когда я был маленьким, он швырял меня на землю за волосы и пинал. Прижимал к стене, держа за горло, пока я не синел. Кидал мне слова, которые ни один отец не должен говорить сыну. Я ломал несколько костей, но выжил. Пока я рос, он избивал меня кулаками. Но не становился менее вспыльчивым. Я вырос, и он стал реже использовать силу. Мне стало сложнее навредить, — он замолчал и глубоко вздохнул, поднимая голову. Выражение его лица не показывает никаких эмоций. Оно — пустая дыра, и это сломало меня. — Когда моя мачеха сказала мне, что беременна, я подумал, что моя жизнь кончена. В мире моего отца всё принадлежит ему. Он всегда получает то, что хочет. Если кто-то пытается отнять у него что-либо, его жестокости нет придела. Когда он узнал бы, что его сын спал с его женой ещё до него, мой статус перешёл бы от сына, над которым от издевался, к угрозе. Словно в каком-то хреновом соревновании.

Мой желудок скрутило. Меня затошнило. Я знаю, что его отец делал ему больно, но никогда не знала насколько. Как Стоун смог стать работоспособным успешным взрослым после такого детства? И смог ли? Я не знаю его достаточно хорошо. Он скрывал от меня своего сына. Он может скрывать и большее. Есть ли ещё больше темноты под этой оболочкой? Я ненавижу себя за мысли о том, что он обманщик. Но страх всё же есть. Как не быть?

— Ты всё ещё на него работаешь. Он воспитывает твоего сына, — я замолчала после того, как сказала это вслух. Узнать это и принять — разные вещи.

Стоун опустил подбородок, словно ему нужно время всё обдумать. Когда он поднял свою голову, он выглядел как мужчина, который одновременно умоляет и готовится к битве.

— Ты думаешь Уилл мой сын?

Я думала, что знаю ответ на этот вопрос, до тех пор, пока он не задал мне его. Я держу доказательство в руках. Разве отцовство Уилла уже не установлено? Он ничего не отрицал. Он объяснил свои отношения с мачехой. Я не уверена, почему он задал мне этот вопрос сейчас. Я подумала, он объяснит мне почему, поможет мне понять.

Я вытянула фотографии.

— Да.

Хочу, чтобы Стоун сказал что-либо, но он промолчал. От одного этого слова его лицо закрылось. Тот скучающий недосягаемый взгляд, который я так ненавижу, вернулся.

Он выпрямился и прошёл мимо меня по коридору. Он не остановился и не сказал ни слова. Всё, что я услышала, — закрывающуюся за ним дверь.

Я жду, неуверенная, в состоянии ли говорить.

После того как прошло десять минут, а он всё ещё не вышел из комнаты, я решила, что не могу остаться со Стоуном. Знаю, ему больно: Джаспер глубоко его ранил. Но он оставил меня одну, когда нам нужно поговорить.

Моя комната кажется такой далёкой сейчас. Все мои вещи всё ещё в ней, хотя я сплю в его спальне. Я не могу даже дойти до своей комнаты. Мне нужно уйти, чтобы у меня появилась возможность свернуться клубком наедине с собой. Мне необходимо найти способ взять под контроль те муки, которые поглощают меня. Близость Стоуна делает меня уязвимой.

Мне некуда пойти, кроме как к своей машине.

Моя сумочка всё ещё лежит на столике у входа. У меня появился камень на душе, пока стою и взвешиваю свои варианты. Я полностью осознаю, что мой уход может означать абсолютный разрыв со Стоуном. Возможно, я никогда больше не войду в эту квартиру. Моё сердце всё ещё принадлежит мужчине в конце коридора, даже после того как я узнала его секрет. Для меня не имеет значения, есть ли у Стоуна ещё нераскрытые тёмные тайны. Я зажмурилась, когда глаза наполнились слезами. Осознание, что Стоун мог скрывать свою испорченную уродливую сторону, нисколько не уменьшило мою любовь к нему. Что делает меня такой же испорченной.

Подходя к двери, я забрала свою сумочку и вышла. Вес закрывающейся за мной двери имеет огромное значение. Отчаяние легло на меня грузом, делая мой уход ещё более трудным. Каждый шаг от него, от счастья, которое я нашла там, разрывает моё сердце. То, чего я хочу, и то, что правильно, разные вещи.

Я остановилась на верхней ступеньке и обернулась. Воспоминания, так много сладких воспоминаний находятся за той дверью. Как я могу оставить их позади? Мне нужно уйти и забыть, что моё сердце осталось с ним. Когда я наконец начала спускаться по лестнице, то смогла начать дышать сквозь свою печаль. Так будет постоянно. Чувства не уйдут так просто. Если вообще когда-нибудь исчезнут.

Когда я добралась до второго этажа, дверь открылась и вышла Фиона. Бедром она прислонилась к дверному проёму, а её руки скрещены на груди. Она одета в один из своих костюмов для бега. Но не похоже, что она собирается бегать. Её взгляд на мне. Она наблюдает. В её глазах сострадание, будто она знает.

— Куда ты собралась? — спросила она меня.

— Не уверена. — Моя машина единственное, что пока приходит мне в голову.

Она опустила руки и отступила, чтобы открыть мне проход в её квартиру.

— Заходи.

Квартира Фионы находится слишком близко к Стоуну. Я на секунду подняла взгляд на вверх, будто если уберусь достаточно далеко, моё сердце не будет так болеть. Знаю, что это не правда. Ничего не ослабит эту боль, но близость к нему, возможно, подарит небольшое облегчение.

Сложно принять то, что он выбрал остаться одному, когда я знаю, что он нуждается во мне.

— Он, возможно, хочет, чтобы я ушла. — Так же сильно, как эти слова ранят, я знаю, что Стоун может захотеть оборвать все нити. А также это он ушёл от меня. Тот его последний взгляд был пустым. Будто я для него умерла. Воспоминания исчезли. Ничего не осталось.

Фиона вздохнула.

— Кто, ты думаешь, мне позвонил и сказал поймать тебя, прежде чем ты уйдёшь? Я здесь не просто так стояла, пока ты убегала.

Того небольшого лучика надежды, который зародился во мне, недостаточно, чтобы совсем ослабить моё горе. Но это уже что-то.

— Стоун позвонил тебе? — Мне нужно подтверждение.