– Да, я помню, – мне захотелось взять кирпич и швырнуть его в висевшую перед нами голограмму. – Но это фактически будет объявлением войны! И не кому-то, а инопланетной цивилизации!

– Давай без паники, – министр посмотрел на часы. – Пока наш гость не проявляет никакой агрессии.

– Вот только он летит прямиком на Марс. И вряд ли догадывается, что там есть защитный периметр. Кстати, скажи… А почему мы засекли его в непосредственной близости от планеты? У наших радаров ограничение два миллиона километров?

На лице Юрия Сергеевича отобразилось такое напряжение, что я догадалась – мой вопрос снова попал в десятку.

– Радары тут ни при чём. Мы могли бы обнаружить звездолёт и раньше, но он, словно в сказке, появился из ниоткуда.

– Телепортация? Маскировочное поле? Прыжок через гиперпространство? – я перечислила всё, что пришло мне в голову.

– Юля, остынь. У нас нет возможности проверить твои гипотезы. Просто прими как факт наличие у них недоступных на Земле технологий.

– И что в итоге? Ощущение полной безнадёжности перед лицом всемогущего противника? – я зажмурилась, пытаясь упорядочить свои мысли. – Да, и ещё… Юра, тебе не снилось ничего необычного?

Министр не сразу принял моё любопытство всерьёз, и какое-то время над столом висело молчание.

– Нет, – наконец, честно признался он. – Меня вообще редко посещают видения.

– И слава богу, – я снова открыла глаза и обнаружила, что прошло уже четыре минуты. Время таяло, ручьями стекая в прошлое, но в сводках с Марса менялись только цифры.

– Может быть, ты позвонишь папе? – в голосе Киры всё отчётливее звучали нотки страха. – Он же вообще не догадывается, что происходит.

Я вздохнула. Мне очень хотелось поговорить с Антоном. Вот только Лондон находился по ту сторону открытого нами фронта, и мой звонок стал бы подарком для спецслужб Великобритании.

– Не сейчас. Сначала уладим проблемы мирового масштаба, а уж потом перейдём к семейным вопросам.

Дочь явно не обрадовалась моему вердикту. В её глазах я прочла желание продолжить спор, наплевав на всё, что происходило в мире. Но вышло иначе. Прозвучал короткий звуковой сигнал, и зал управления превратился в улей. Техники разбежались по компьютерам, а Юрий Сергеевич застыл посреди этого хаоса подобно статуе, неподвластной самому времени.

– Что?! Что случилось?! – выкрикнула я в пустоту, одной рукой хватая за запястье Киру.

Только тогда министр отвёл глаза от голограммы и лишённым малейшей интонации голосом произнёс:

– Госпожа президент, пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Чужак проснулся и передаёт сигнал.

Кому-то покажется, что моя семейная жизнь – набор клише из дешёвых фильмов. Спорить не буду: у меня далеко не идеальный брак, но мы с Антоном продолжаем любить друг друга. Он менеджер в достаточно крупной компании и очень спокойно относится к моей карьере. Конечно, друзья подначивали его ещё в академии, где мы познакомились, когда я училась на третьем курсе. Там я слыла неприступной крепостью. Девушкой, у которой на уме одна учёба. А мой будущий муж был обычным бабником. Правда, как правило, не имевшим у дам успеха. Тем удивительнее выглядел наш роман, возникший на фоне обоюдного увлечения французским. За пару месяцев мы настолько привязались друг к другу, что во время каникул решили оформить отношения в ЗАГСе. Родители уговаривали меня повременить со свадьбой, но я отказалась, а Элеонора Михайловна неожиданно встала на мою сторону. Денег, заработанных мной за время учёбы в школе, с лихвой хватило на двухкомнатную квартиру в Подмосковье, где мы с Антоном и провели первые годы нашей совместной жизни. Там же родилась Кира, появились уже покойный кот Бернард и всеобщий любимец – попугай-непоседа Луи. Потом мы переехали в Москву, дочь подросла, а карьеры раскидали нас по свету. Но даже теперь, через двадцать с лишним лет брака, я понимала, что обожаю своего мужа. И мне было больно от непривычного ощущения разлуки в тот самый момент, когда мир повис над пропастью.

Впрочем, все чувства отошли на задний план, едва среди техников снова началось движение.

– Передача прекращена, – сообщил один из них, и Юрий Сергеевич уставился на какие-то таблицы.

– Сигнал обрабатывается, – наконец, произнёс он. – Часа через два получим предварительные результаты.

– Ты чем-то обеспокоен? – я уловила в его словах сомнение. – Что-то не так с принятым нами сигналом?

– Всё так, – министр оторвал взгляд от проекции, – но есть ощущение, что послание прервали на полуслове. Плюс ко всему это была узконаправленная передача.

– И кто адресат? – я невольно перешла на шёпот, словно вокруг нас сидели иностранные агенты.

– Пока не знаем. Сигнал ушёл в сторону Юпитера, и только чудом Марс-37 поймал его отголоски.

– А остальные? Есть ли какая-то вероятность, что США и Китай тоже перехватили сообщение?

– Есть. Но она близка к нулю. По крайней мере, Марс-36 до сих пор не заметил ничего необычного.

– Скоро заметит, – мрачно пошутила я, однако на сердце стало немного легче. – А Кира не промах. Дала неплохой совет, который, возможно, принесёт нам большие бонусы.

Дочь покраснела, моментально забыв обиду, и только тогда я отпустила её руку.

– Итак, – Юрий Сергеевич подвёл промежуточный итог операции, – игра окончена? Объявляем о пришельцах миру?

– Стоп, – я слегка остудила его пыл. – Давай подождём, пока объект засекут другие станции.

Министр не спорил, и уже через пять минут Марс-36 передал сигнал тревоги. Поскольку к тому времени мои указания были доведены до всех собравшихся в зале управления, мне не пришлось координировать дальнейшую работу штаба. В ход пошли стандартные для таких ситуаций инструкции, а нам с генералом достались роли сторонних наблюдателей – этаких режиссёров на премьере выстраданного ими спектакля. И надо отдать должное исполнителям, они безошибочно выполнили возложенные на них задачи. В течение последующих пятнадцати минут США и Китай получили всю информацию касательно неопознанного объекта, и по их реакции на наши данные мы сделали вывод, что единственные знали о пришельце. На Марс тут же были отправлены сигналы тревоги, предписывавшие каждой из баз приготовиться к экстренной эвакуации. Конечно, это выглядело как фарс – человечество ещё не успело обзавестись укрытиями на красной планете. Всё, на что могли рассчитывать заброшенные туда учёные – это перебраться на соседнюю станцию. Таковых было три: китайская, американская и наша, где кроме русских работало четверо специалистов из Европы. Учитывая расстояния между объектами, которое исчислялось тысячами километров, сама возможность успешной переброски персонала казалась мифом, придуманным для ложного успокоения. Впрочем, пока что Марс не находился под прямой угрозой, а мы в Москве решали несколько иную задачу. Техники смоделировали процесс передачи чужаком сообщения, максимально уменьшив коридор отправленного им сигнала. Безрезультатно. Информация ушла в направлении, где по нашим данным не было никаких объектов. Когда стало ясно, что мы ни на шаг не приблизились к разгадке, я отвела генерала в сторону и уже без свидетелей поделилась мучавшими меня мыслями:

– Юра, мне страшно. Если этот корабль шлёт сигнал в пустоту, есть всего две причины, объясняющие его поведение.

Министр кивнул, но не промолвил ни слова, дав мне возможность сделать самостоятельный вывод.

– И знаешь, – продолжила я, чувствуя, как слова застревают у меня в горле, – сомнительно, что правильный вариант – сбой столь совершенного оборудования.

Когда США и Китай провели собственный анализ ситуации, со мной поочерёдно связались президент Рик Стивенс и председатель Земин Чэнь. На удивление, суть их основных предложений свелась к одному – ни в коем случае не допустить утечки информации. Земля должна была жить как раньше, и лишь немногим стоило приоткрыть завесу тайны. У этой стратегии был неоспоримый плюс – мы сохраняли спокойствие среди населения. Ибо хаос, который мог возникнуть в случае обнародования всех данных, грозил дестабилизацией мирового экономического равновесия. И пусть отсрочка носила кратковременный характер, каждый час имел принципиальное значение. Интернет-трансляции с марсианских баз тут же попали под прицел модераторов, в обсерваториях ввели режим максимальной секретности, а для СМИ приготовили несколько вариантов объяснений на случай, если что-то пойдёт не по плану.