– Пока ничего, – мой ответ камнем повис в воздухе. – Но у нас с Кирой нехорошее предчувствие.

И в этот момент произошло то, чего я ожидала меньше всего на свете. Всегда невозмутимая и казавшаяся неприступной скалой Жанна вздрогнула и заморгала, словно ей в глаз залетела какая-то мошка.

– Предчувствие? – она через силу повторила это слово. – А что ты подразумеваешь под предчувствием?

– Ожидание катастрофы, – я вспомнила разговор с дочерью и предпочла объясниться её терминами. – Что-то случится. И уверена, это произойдёт сегодня.

– Чёрт! Вот почему мне снилось, как бомбят Нью-Йорк! А я ещё думала, откуда такая реалистичность!

Мы с Кирой синхронно впились глазами в Жанну, но та уже полностью переключилась на воспоминания о прошедшей ночи.

– Это было как наяву. Кромешный ад за гранью воображения. Два раза мне удавалось вырваться из объятий сна, но он продолжался, едва я снова смыкала веки. И так до рассвета… А теперь вы говорите мне, что скоро случится непредвиденная катастрофа?

– У Киры были похожие сновидения, – я предпочла раскрыть все карты. – Но, в отличие от тебя, она наблюдала, как бомбят Изумрудный город.

В ту же секунду на смуглом от загара лице Жанны проступили бледные пятна. Она судорожно схватила свою чашку и одним махом осушила её наполовину. Повисла пауза, наполненная шелестом листвы за окном и криками Луи, повздорившего с соседской кошкой. За эти минуты, подаренные нам вечностью, я впервые почувствовала себя пустышкой. Обычной женщиной, не имевшей ни малейшего представления о том, какие опасности скрываются за горизонтом повседневности. А потом включился канал экстренной связи, и перед нами возникла голограмма министра обороны – событие настолько невероятное по своей сути, что ни я, ни Жанна поначалу никак не отреагировали на случившееся.

– Доброе утро, Юлия Александровна, – генерал смерил меня любопытным взглядом, и я невольно съёжилась внутри халата. – Прошу прощения, что нарушаю ваш покой, но у нас нештатная ситуация. Гравилёт заберёт вас в течение десяти минут. Все подробности – по прибытии в управление.

Конечно, я знала инструкции на случай любого экстренного вызова из министерства, но всё равно не смогла полностью соблюсти протокол и задала вопрос, чувствуя, как у меня трясутся руки:

– Сложившейся ситуации присвоен какой-нибудь код опасности?

– Да, – генерал косо посмотрел на Жанну. – Код номер восемнадцать. Госпожа президент, мы ждём вашего прибытия.

Голограмма исчезла, оставив нас наедине с полупустыми чашками и лёгкой растерянностью от словоохотливости министра. Жанна хотела прокомментировать услышанное, однако я не дала ей ни секунды.

– Иди одевайся. Встречаемся на крыльце через пять минут. И будь готова задержаться в управлении на ночь.

За что я всегда ценила своего ассистента, так это за скорость, с которой она реагировала на мои приказы. В следующее мгновенье мы с Кирой были уже одни, и лишь небрежно брошенный в центре кухни стул напоминал о нашем внезапно закончившемся девичнике.

– Мама, – дочь явно не собиралась отпускать меня без объяснений, – что это значит? Кто-то разбомбил Нью-Йорк?

– Нет. Вернее, не знаю. Код номер восемнадцать никак не связан с Соединёнными Штатами. И вообще… Марш собираться, ты летишь со мной.

Мои слова прозвучали как приговор, и, уже стоя в дверях, обречённая Кира выдавила из себя неизбежное:

– И что в ваших играх скрывается под цифрой восемнадцать?

Я вздохнула. Реальность казалась абсурдом, но после всего, случившегося тем утром, у меня не было прав утаивать истинное положение вещей от дочери. Поэтому я придала своему лицу выражение максимально приближенное к невозмутимому и, залпом допив оставшийся в чашке чай, сообщила:

– Будешь смеяться – это угроза инопланетного вторжения.

Спустя пять минут я стояла на лужайке перед домом и, задрав голову вверх, с тревогой смотрела в безоблачное июньское небо. Мои мысли слились в единое целое, из которого при всём желании невозможно было выцепить ничего, кроме хаоса, поглотившего даже остатки страха. Во вселенной существуют другие формы разумной жизни! Ещё вчера я посчитала бы это неудачной шуткой – настолько твёрдым было моё убеждение в том, что человечество уникально в масштабах мироздания и никогда не столкнётся с инопланетной цивилизацией. И вот поворот, изменивший разом всё, на чём накануне держалось само понимание реальности.

Жанна опоздала на сорок семь секунд – чудовищный срок, если рассматривать его применительно к ситуации. Однако я не стала акцентировать на этом внимание и просто спросила, едва она очутилась рядом:

– Скажи, а в твоём сне про Нью-Йорк случайно не фигурировали пришельцы?

– Нет, – похоже, её занимали те же мысли. – Но знаешь… У меня словно с плеч гора. Как будто всё это – звенья одной цепочки.

– Ещё бы понять природу предчувствия Киры, – почему-то я не переставала думать о дочери. И дело тут было не в моём материнском беспокойстве, а в том, в какой форме прозвучало её недавнее предостережение.

– У вас будет десять минут для разговора, – Жанна кивнула на появившийся в поле зрения гравилёт. – Ведь ты, полагаю, не оставишь её дома?

Я восхитилась прозорливостью моего ассистента и хладнокровием, с которым она успела проанализировать ситуацию. Именно это требовалось тогда и мне, человеку, ответственному за миллионы судеб. Но президент дрожала словно лист на ветру и молча взирала на опускавшееся перед нами блюдце.

– Мама, я здесь! – голос Киры прозвучал у меня за спиной как ответ тишине, сопровождавшей посадку гравилёта. Ещё через несколько секунд тарелка повисла в полуметре от земли, а из открывшегося в боковине люка бесшумно выдвинулось серебристое подобие трапа.

– Все на борт! – чужим голосом приказала я, вдруг осознав, что, возможно, навсегда покидаю свою резиденцию. Но не было времени включать режим ностальгии, прощаться с домом и задумываться о судьбе близких. Единственное, что успело отложиться в памяти – бедняга Луи, присевший на куст смородины. А потом гравилёт стремительно поднялся в небо, и моё прошлое растворилось далеко внизу – там, где ещё царила безмятежность, вот-вот готовая раскрошиться под шагами грядущего.

Экипаж встретил меня без лишних почестей, что лишь подчёркивало всю серьёзность сложившейся ситуации. Я точно не знала, как много известно нашим сопровождающим, а потому попросила отдельную каюту. Десять минут, имевшиеся в моём распоряжении, никоим образом нельзя было проводить в молчании.

– Кира, что скажешь? – едва мы остались одни, я поспешила обрушить на дочь вопросы.

– А что тут сказать? – усмехнулась она в ответ. – Это конец. Конец Изумрудного города.

Мы с Жанной непонимающе уставились друг на друга, словно две школьницы, попавшие на доклад профессора.

– Хватит загадок! – наконец, не удержалась я. – Что, чёрт возьми, означают твои видения?!

– Если б я знала, – на глазах Киры появились слёзы. – Мама, пойми, это же просто сон. Кто мог представить, что у него будут такие последствия?

– Но ты говорила о предчувствии катастрофы, – с огромным трудом мне удалось усмирить свои эмоции. – И я, между прочим, поверила тебе до того, как стало известно о фактической угрозе из космоса.

– Да, ты права. Только у меня нет ответов. Я всего лишь обычная студентка-третьекурсница. А моя сущность наполнена первобытным страхом.

– Юля, довольно, – вмешалась в беседу Жанна. – Ты же видишь, она рассказала всё, что знает. Нужны объяснения? Мы получим их от министра.

– Вот только вряд ли ему снился Изумрудный город, – я посмотрела на проплывавшие внизу окраины и мысленно поблагодарила судьбу за то, что Москва пока не фигурировала ни в чьих кошмарах.

Кира демонстративно повернулась ко мне спиной, каждым движением протестуя против моего поведения. И я, загнанная обстоятельствами в угол, ощутила вину за случившееся между нами. Ей было всего девятнадцать лет – возраст расцвета, не обременённого элементарным опытом. А мне… Мне хотелось видеть в ней подругу, взирающую на жизнь с высоты хотя бы одного свершения. Но разве могла она оправдать мои ожидания, когда изначально я требовала невыполнимого?