– А у тебя получается?

– Что-то получается, что-то нет. Знаешь, я отупело наблюдаю за огромной армией суетящихся маленьких людей. Они изо всех сил делают большие деньги. И опять, как много лет назад, меня пугают, расстреливая в упор маленьких людей с набитыми кошельками. Крутых убивают еще более крутые. А мне опять остается сидеть тихо, молчать и не высовываться, – пули летают шальные. Помнишь, как эпоха учила нас молча ничего не замечать. Очень важно было сделать так, чтобы у граждан страх был главным чувством. Ни любовь, ни милосердие, ни жалость, ни… Только страх. Парализованным сознанием управлять легко и удобно.

– Как же быть с душой? – Хмель давно выветрился, и Павел даже забыл о своей язве.

– Не знаю. Я – человек. Ни большой, ни маленький. Обычный. Просто человек. Женщина. И я хочу того, чего хочет каждый человек. Всякая женщина. Любви. Нежности. Взаимности. Я хочу любить и быть любимой.

Павлу показалось, что Ирина обращается к нему, и он готов был разделить этот ее призыв – внутри затрепетало желание, совсем, как в лучшие их времена. Но она грустно покачала головой. Стало больно. Так больно, словно кто-то вонзил нож в сердце по самую рукоять. Когда-то страстно любимая женщина делилась сейчас самым важным в жизни, тем, что приходит не с возрастом – с осознанием своего места в мире. Почему? Почему они никогда не говорили друг с другом на эти темы? Может, еще не поздно?

– Мне нужна ласка и удача не помешает. Но самое главное, самое желанное – ожидание покоя. Беспредельного покоя, когда прошлое и будущее незаметно становятся настоящим. Когда сердце не сжимается с последним лучом солнца, и душа не замирает, глядя на розовый закат нового дня. Усталость от постоянной жизни в сумерках рождает безразличие.

– Пашенька, дорогой, теперь я понимаю, что обещания юности подспудно были замешаны на изживании страха перед неизвестностью. Вспомни, какими мы были? Разве страх определял наши желание и поступки? Изо всех молодых сил и безрассудства щенячьего восторга перед будущим я верила, что со мной это не выйдет. Меня не запугают!

– Я помню! – Он готов был закричать, как от острого приступа, – так ясно и отчетливо возникло давнее обещание друг другу. Клятва о планах на будущее, в которое они собирались идти вместе честно и бескомпромиссно.

– Мы обещали друг другу, что нас не согнут годы и испытания. Что из седла жизни нас не выбьют ни приспособленцы, ни политика, ни реальная жизнь.

– Паша-Паша… Всё это были мечты-мечты-мечты… Но все равно. Я пришла в этот мир. И чего бы мне не стоило, попытаюсь сделать его для себя. И сыну нашему того же желаю, и тебе, Павлуша.

– Тебе страшно жить, Ириш?

– С чего это?

– Мне показалось.

– Тебе показалось.

Взгляд бывшей жены больше не напоминал ту ее – молодую и желанную. Он осекся, как-то надо было выходит из этого неловкого положения, в которое он сам себя загнал невольными спонтанными иллюзиями.

– Власть наша опять что-то… – ничего не шло на ум.

– А что тебе власть? Живи себе своей жизнью и не задирай голову. Там наверху и без тебя найдут способ передраться.

– Тебе не кажется, что это трагично?

– Трагично? Может быть. Надо признать очевидное: если нет страданий, счастья не заметишь. Наверное, Адам и Ева поэтому и сбежали из рая.

А вот этого ей не стоило говорить. Особенно сегодня, особенно после того, что с ним в последние дни случилось.

– Тоже мне – рай! Нектар пить, когда всем «плодитесь и размножайтесь», а тебе – только соловьев слушать? Нет! Такого рая нам не надо!

Ирина даже зашлась от смеха. На них стали оборачиваться с соседних столиков.

– Мы живем с грузом потерь. – Она промокнула салфеткой смеющиеся глаза. – Понимаешь, теперь с этим столкнулся и наш сын. Едва появившись на свет, он стал третьим в неразрывной, как тогда нам казалось, связке троих. Бог знает, что могло остановить трещину, которая возникла в тот момент. Любовь? Жалость? Материнская мудрость?

– В тот момент?

– Ну не в тот, в другой, какая теперь разница?

– У тебя есть кто-нибудь сейчас? – Вопрос вырвался помимо воли. Павел испугался, что Ирина обидится, но она снова рассмеялась, медленно изучила ресторанный счет и вложила несколько купюр. – Теперь – на воздух, пройдемся немного, чтобы жир растрясти.

Ирина взяла его под руку, отметив, что бывший муж легко вздрогнул. Мелькнула мысль, – может, пожалеть? Но она ее легко отфутболила, – какой теперь в этом был смысл?

– Помнишь, Володю?

– Блондина? Это который…

– Я все сохла по нему.

– Признаться, я долго думал, что ты вышла за меня замуж только чтобы ему досадить.

– Как можно было досадить человеку, который меня не замечал. Я ему звонила, поздравляла, советовалась… Он знал мой номер телефона, но… не звонил. Всякий раз мне приходилось придумывать повод. Он радовался, извинялся, ссылался на занятость. И снова я ждала. Тянулись дни, недели, годы. Потом я успокоилась, перестала ждать и…

– Вышла за меня замуж.

– Ты что-то имеешь против?

– Теперь нет. Так ты ему опять стала названивать?

– Не угадал.

– Он?

– Снимаю трубку. «Добрый вечер», – голос незнакомый. – «Взаимно».

– Неужели не вспомнила? Не верю.

– Столько лет прошло. Но и он не поверил. Смешной такой разговор вышел – короткий и странный – дословно:

– Это Антон.

– Какой?

– Ты не помнишь меня?

– Мы знакомы?

– Это я – Антон Хвостов.

– Очень приятно, Антон Хвостов. Слушаю вас.

– Вот, решил позвонить…

– Я так и поняла. Что у вас за дело?

– Нет… Я просто так позвонил… Я… Мне…

– Вынуждена попрощаться, я занята.

– Но, как же…

– Тут я положила трубку. И, знаешь, Паша, ничего не екнуло – перегорело. Но он снова перезвонил.

– Это я – Антон Хвостов!

– Молодой человек, я вам уже объяснила…

– Не бросай трубку. Неужели ты не помнишь?

– Почему «ты»?

– Мы были на «ты».

– Когда?

– Ну… Ты ведь… Я же… Тогда… Неужели ты меня совсем не помнишь?

– Вас – нет. Пашенька, удивительно, я столько раз представляла этот разговор, так мечтала о нем, будешь смеяться – репетировала. Боялась выйти лишний раз из дома, а вдруг он позвонит? А тут… Пришлось объяснить, что помню замечательного молодого человека – доброго, предупредительного, внимательного, который когда-то мне очень помог. Вот того человека всегда и буду помнить.

Павел поймал себя на мысли, что именно такая Ирина – сегодняшняя: холодная, нечувствительная и безжалостная – и нужна ему для нового проекта. Конечно, метаморфозы, которые с ней произошли, немного пугали, но, кто знает, как сам он выглядит в глазах других людей? Она говорила чётко, словно впечатывала каждое слово, а он с отчаянием и горечью понимал, что прошлое неумолимо развело их навсегда. Рассказ ее тем не менее продолжался, и он с усилием заставил себя включиться в него.

– Я, представляешь, даже не хотела сделать ему больно, но, оказалось, что не все от меня зависит. Это так удивило, Паша. Вдруг с пронзительной ясностью стало понятно, что тот и этот Антон – разные люди. И для меня один к другому уже не имеет отношения. Я ему пыталась объяснить, что не имею ни желаний, ни возможностей на новые знакомства. А он все твердил, что недавно переехал, теперь у него новый телефон и пытался заставить меня его записать. Пришлось быть жесткой – предложила обратиться к моему агенту. Он так опешил, а я пожалела, что не видела в этот момент его лица, наверное, тот еще видок был! – Ирина расхохоталась. – Понимаешь, он не поверил, что я его отшила.

– Естественно. Он решил, что ты его просто не узнала?

– Точно. Через агента он передал свой номер телефона и, видимо, стал ждать звонка.

– А ты?

– Мало, думаешь, у меня своих проблем? Но, неприятно сознавать, у меня появилось чувство некоторого отмщения.

– Теперь он, как когда-то ты, должен бояться выходить из дома, чтобы не пропустить звонок, ставит будильник на семь утра и не ложится спать до полуночи… Думаю, что покой покинул его душу.