Литмир - Электронная Библиотека
A
A

3 глава. День проклятья

Трава блестела от влаги, хотя дождей не было с неделю, но Даша не удивилась, – за городом, наверное, всякое бывает. Солнце стояло достаточно высоко и поджаривало открытые плечи. Даша подумала, что надо было надевать не сарафан, а свободную рубашку, чтобы и не париться, и не сгореть. Она старалась аккуратно переступать с камня на камень, чтобы не запачкать босоножки. И чего все так с ума сходят по этой дачной жизни? Грязь, комфорт в дощатых туалетах, вода ведрами, участки с гулькин нос… Нет, она решительно не понимала граждан, по выходным набивающихся в электрички.

Дядя Петя, как всегда, буркнул что-то себе под нос. Она скорее догадалась, чем услышала его приветствие. Племяшка поманила пальцем в огород и застыла над грядкой почти в молитвенной позе. Даша смотрела себе под ноги, но не видела ничего, что могло привлечь внимание девочки. Но вот земля забугрилась, приподнялась, и просохшие комочки стали скатываться с образовавшейся горки. Даша нагнулась и пошевелила палочкой, хотя девочка отчаянно тянула ее за руку. Крот еще немного повозился в своем подземелье, пошвырял каменки, но наружу так и не вылез, хотя они долго стояли над свежей горкой.

– Зачем ты? Я же тебя держала.

– Что, зачем? – Даша и сама огорчилась.

– Он не захотел выйти из-за тебя.

– Ты меня сама позвала.

– Позвала, позвала, но я не думала, что ты носом полезешь в норку. Крот тебя учуял и не вышел.

– В следующий раз выйдет.

– А ты думаешь, легко его выслеживать? Я так долго караулила, а ты… – племяшка огорченно махнула рукой и побежала к колодцу.

Даша тоже расстроилась. Она совсем не хотела никого обижать, но почему-то так всегда получалось, стоило ей приехать на дачу, как у всех дела шли кувырком. Она уже решила вернуться в город, когда с соседнего участка пожаловал Семочка. Он был приятным молодым человеком, с ним можно было, не боясь заблудиться, отправиться за грибами или часами болтать ни о чем, а еще… А еще можно было целоваться всласть! Семочка посмотрел на Дашу такими шалыми глазами, что ей стала совершенно безразлична причина, по которой крот решил не показываться на грядке.

В лесу было немного влажно, но на открытых полянках трава высохла. Она была совсем не похожа на городскую – ярко зеленая, сочная, пахучая, мягкая, как шелковое покрывало, – так и приглашала: «Потрогай меня, примни!» Даша обернулась к Семочку, чтобы… Семочка – простая душа – понял по-своему…

Она не стала огорчаться. Трава, действительно, была мягкая.

– Ну, вот, теперь ты пахнешь клевером. – Семочка перебирал ее волосы и вынимал из них травинки.

Разморенная Даша закрыла глаза. Она была полна полуденным жаром, духоманьем цветов, блаженной усталой сытостью. Когда она все-таки открыла глаза, то чуть не расхохоталась, – Семочка плел венок из синих васильков. Мысли ее потекли медленно и тягуче. Они были обрывочными, простыми. Если бы сейчас спросили, о чем она думает, то, пожалуй, она бы и не смогла ответить. Ни о чем. Ни о чем она и не думала. Так, про солнце в небе, про нереально синие васильки, дурман, исходящий от близкой земли, про Семочкины губы…

Домой они вернулись к вечеру. Дядя Петя сидел у окна, раскачиваясь из стороны в сторону и тихонечко выл. Все попытки Даши узнать, в чем дело, ни к чему у не привели. Он только тупо смотрел на нее затравленным взглядом. Внезапно с грохотом распахнулась калитка, и вбежавший Семочка закричал, что пропала племянница Маришка. Они с подружкой тайком выслеживали их в лесу. Даша покраснела, представив, что именно могли углядеть девчонки на полянке, но Семочка зашептал на ухо, что заметил слежку и специально долго плутал по тропинкам: «Не бойся, мы избавились от малолеток».

Даша с ужасом подумала, что девчонки могли заблудиться и их надо срочно, пока еще не стемнело, идти искать. Но дядя Петя никак не реагировал. Она вдруг заметила, что на ней нет верхней одежды – только белье, и бросилась разыскивать что-нибудь. Ей было все равно – сарафан, старое платье, юбка, брюки – лишь бы прикрыться. Потом они долго в сумерках бродили по окрестным переулкам. Вдоль заборов росли странные деревья – невысокие с ярко-оранжевыми плодами, оказавшимися вблизи яблок. Даша срывала их и ела, не удивляясь. Ноги гудели от долгой ходьбы. Когда они вернулись на дачу, оказалось, что Маришка так и не вернулась, хотя ее подружка давно уже получила дома свою порцию шлепков. Дядя Петя сидел у окна, он уже не выл, а только повторял: «Все будет хорошо».

– Дядя Петя, миленький. Хорошо будет, если вы начнете искать дочку. Может, она сидит где-то рядом, но не показывается, потому что ее ищу я. А к вам она выйдет. Вы же – отец! – Даша орала и трясла его за плечи. Но ничего не помогало, он так же тупо смотрел перед собой, повторяя и повторяя, что «все будет хорошо». – Она же может погибнуть! – Даша сорвала голос. И тут он повернулся к ней.

– Я никуда не пойду. Она сама придет, если захочет, так всегда бывало. Жена тоже уходила-уходила, а когда ей надоедало уходить, возвращалась. Маришка тоже вернется. Или люди добрые ее найдут и приведут.

– Ты же родной отец! Кому нужна твоя дочь? Кто будет ее искать в темном лесу? Надо милицию вызывать, поиски организовать! Не сиди, так пень! – Сердце бешено заколотилось в груди и…

Кого же это крот прятал? Даша проснулась с ощущением страшной потери, какого-то животного ужаса и тотчас наткнулась на удивленные глаза Катьки. Дочка ничего не понимала, – мама спит на ее подушке, сидя на маленьком стульчике и прижимая к груди ее любимого зайца.

– Мама, нам надо в садик собираться.

От долгого сиденья в неудобной позе затекли ноги, она чуть не упала, когда попыталась подняться.

– Я что, здесь заснула?

– Тебе, наверное, было страшно, вот ты и пришла ко мне.

Все валилось из рук, голова была тяжелая, дубовая, когда Даша собирала Катьку. Сон не шел из головы, ясно стоял перед глазами совершено подлинными картинами и ощущениями. Самым странным было то, что не было у нее ни дяди Пети, ни племянницы Маришки, ни знакомого Сенечки. Она вообще не ездила ни к кому на дачу, а леса боялась с детства.

Она гнала прочь тяжелые предчувствия, но они возвращались и сжимали сердце железной хваткой. Может, дома что-то случилось? Она редко вспоминала о том, что когда-то у нее был другой дом – с мамой, папой, сестрой и братьями. Это было совсем в другой жизни – далекой и безоблачной – ровно до того момента, когда она заявила, что хочет стать актрисой. Родители сначала посмеялись – какая девчонка не мечтает о театральной карьере. Но, когда стало понятно, что Даша серьезно решила посвятить этому жизнь, принялись отговаривать. Мать даже пообещала, что проклянет, если дочь ее ослушается. Даша родительским страшилкам не поверила и, пообещав поступать на филологический, поехала в Москву. Сразу с поезда она отправилась обходить по очереди все театральные вузы. Больше всего ей понравился ГИТИС – шумный, странный, с глухой славой бывших палат Малюты Скуратова.

Обман раскрылся той же осенью, когда на школьные каникулы приехала сестра. Даша не могла сдержаться и потащила ее на занятия по мастерству и пластике. Девчонка, раскрыв рот, таращилась на знакомых по фильмам актеров. Они легко бегали по лестницам и кричали на нерадивых студентов в аудиториях. Через неделю приехала мама. Она не обвиняла в обмане, не плакала, не уговаривала одуматься, просто сказала, что Даша должна бросить лицедейство и заняться каким-нибудь приличным делом, чтобы не было стыдно перед людьми. Никакие доводы, что актерская профессия не хуже любой другой, на мать не подействовали. Она была непреклонна – или во всем слушаться родителей, или забыть, что они у нее есть.

– Поступишь по-своему, забудь дорогу домой. Я тебя прокляну.

Даша никогда не замечала, чтобы родное лицо было таким злым, таким страшным. Она попыталась было оправдаться, что уже взрослая и имеет право сама выбирать судьбу, но вдруг что-то сработало внутри, что-то щелкнуло. Она вдруг увидела в матери не самого близкого человека, а какую-то чужую недобрую женщину. И разом милые детские воспоминания о семейных радостях как бы померкли, перестали существовать так же, как и непременное дочернее послушание.

7
{"b":"649116","o":1}