— Да, шлавные деньки были, — повторил Магни, смахнув слезу. — Не то, што нынше. Раньше как оно было? Вот штоб ярл ярлу морду набил, повод благородный ишкали. Княжну отбить, руно жолошеное увешти, иль с благошловением, иль во шлаву богов. А нынше? Вше иж-жа жолота проклятого. Один другого обокрал — шражу в драку, никакого благородштва. Иль жа эти… как их, поэ… пои… поллитришешкие шоображения, тьфу! А драконы? Дрянь нынше, а не драконы. Какие нынше драконы, я таких раньше по дюжине до обеда укладывал. А девки? Девки нынше какие пошли? Шовшем штыд потеряли! Уштали, говорят, от проштых ребят, им шудищ заколдованных подавай, ш шветошками, ага. Шами за шудищами гоняютша. Бывает, зайдешь в логово и не ражберешь, кого от кого шпашать надо. А герои какие нынше, а? Вот в мое время боги не лежли шмертным между ляжек. Ежели героем штать жахотел, так вше шамому добывать надобно было. На блюдешке ш каемошкой никто ни шилу, ни ждоровья не подношил. Жа шлаву и богатштво шам, швоим умом, шмекалкой, жубами битша приходилошь. И ведь добывали, вот где героижм был, не то што нынше! Вот меня вжять хотя бы. У меня мамаша была проштой, папаша бондом был, а ведь я героем штал. Потому што ушердный был, не уповал на помошь родишей оттудова! — тыча пальцем в крышу, заключил Магни Каменная Рука, пылая праведным гневом.

Обычно Эйнар с пониманием и терпением относился к стариковским нападкам. Вопреки распространенному мнению, стариковские нападки не так часто направлены на кого-то определенного и не несут в себе цели обидеть кого-то, кроме безжалостного и неумолимого Времени. Это не более чем желание привлечь к себе внимание или выразить грусть, тоску по тем временам, когда было лучше. И не потому, что тогда действительно было лучше, чем сейчас, а потому, что тогда ты был лучше, чем сейчас — был моложе, сильнее, здоровее, не успел повстречаться с жизнью во всех ее проявлениях и не отхватил за наивность, глупость и несбыточные надежды. Это просто легкая зависть тому, кто еще молод и полон энергии, а жизнь протягивает ему руку и предлагает массу возможностей. Но не в этот раз. Магни Каменная Рука не ворчал, он ненавидел, и его ненависть имела конкретный объект и причину. Он ненавидел Эйнара и даже не пытался этого скрыть. Он ненавидел потому, что его собственные достижения были более значимыми, известными, их было значительно больше, а главное — их не приходилось выдумывать или записывать на свой счет чужие. Это была ненависть старика, чья уходящая жизнь была наполнена сплошь неудачами, от которых он не сумел оправиться, поражениями и мелкими, скучными и безынтересными событиями, которые присущи каждому. Это была ненависть человека, глубоко убежденного и свято верующего в то, что кто-то другой обязан своими достижениями и успехами исключительно влиянию могущественных родственников и богатству родителей, не приложив ни капли усилий. И, в конце концов, это была бессильная ненависть маленького, беспомощного человечка, который вдруг осознал, что все его слова и обличительные речи не возымели никакого действия.

— Ну благодарю, отцы, — сказал Эйнар, упершись руками в стол, — за еду и пиво, но прошу извинить покорно. Должен откланяться, — и он встал, поклонившись со всем уважением, на которое был способен.

— Постой, Эйнар, — подскочил Снорри, испуганно глянув на Магни, побагровевшего от злобы. — Ты это, не серчай на нас, вот. Просто Магни, он, знаешь ли, не в ладах с Отцом Меда. Как пиво в рот попадет, хоть капля, так его, значится, несет сразу, вот…

— А за что сердиться, отец? — пожал плечами Эйнар. — За правду не сердятся. Раньше герои и впрямь не чета нынешним были. Раньше герои за славу бились, чтоб их помнили и пели о них, а нынче — только за еду и золото.

Магни пренебрежительно фыркнул, пряча трясущуюся руку.

— Послушай, — нерешительно пробормотал Снорри, нервно перебирая пальцами, — ты это, не подумай ничего, но это, вот…

— Ну?

— Ты сколько еще у нас, значится, гостить хочешь? — бегая глазками, спросил Снорри с таким трудом, будто от этих слов зависела судьба целого мира.

— Я думал на пару дней задержаться, — ответил Эйнар. — Ну мало ли, вдруг ваши хряки вернуться надумают.

— Ага, — кивнул Снорри и почесал затылок. — Слушай… ты это, только не подумай, что стесняешь нас или нам не приятно, что ты здесь, но это, значится, вот… — Снорри вздохнул, решив, что терять ему нечего. — Время не позднее еще, конь у тебя быстрый… До Лейхора, значится, ты еще затемно доберешься, вот…

Эйнар холодно усмехнулся.

— Что ж, понимаю, — сказал он. — Ну барашкам тоже хочется поблеять подольше. Передайте им, больше на них покушаться не буду.

— Ты это, не держи на нас зла, вот, — горячо забормотал Снорри. — Но так оно, значится, лучше будет…

Эйнар вдруг почувствовал, как на его плечо легла холодная ладошка. Он инстинктивно повернул голову и увидел Смерть, которая, приложив палец к губам, велела ему молчать и не отвлекаться. Эйнар послушался. Девушка спокойно шагнула к столу и прошла сквозь него, не ощутив никакой преграды. Лишь тонкая струйка дыма от тлеющей лучины, дававшей скудное освещение, едва заметно колыхнулась.

— Ты ж это, вчера, как приехал, — нервно хихикнул Снорри, — просил только, значится, коня напоить да перекусить с дороги, да переспать где-нибудь, чтоб никого не стеснять, вот, а мы тут насели на тебя с бедами своими, отвлекли, значится, задержали. А тебе ж некогда, ты ж тут это, проездом только, тебе геройствовать надобно, во-о-о!.. — вдруг в ужасе вскрикнул Снорри, выпучив глаза и хватаясь за сердце — Смерть, встав у него за спиной, заботливо коснулась стариковского плеча.

Эйнар рванулся с места, но Смерть предупредительно вскинула руку и легко помотала головой. Магни кое-как поддержал старого приятеля, помог ему усесться, но из-за сильного тремора больше походило, что он хочет растормошить и не дать ему уснуть. От шума проснулся третий из мудрейших, посмотрел на происходящее сонными глазами, не заметил ничего предосудительного и снова уснул. На крик прибежала внучка. Увидев деда, она бросилась к нему, однако Смерть уже убрала руку с плеча Снорри. Старик, хватая ртом воздух, неуклюже улыбнулся внучке и велел ей выйти.

— Не могу я так, значится, — полушепотом проговорил он, приваливаясь к хилому плечу Магни. — Не можно врать больше.

— Жаткнишь, штарая ражвалина! — зашипел Каменная Рука, отталкивая Снорри.

— Не заткнусь, — возразил тот, слепо нашаривая на столе кружку. — Больше не заткнусь. Совесть не позволит. Уезжать тебе надо, Эйнар, ибо здесь смерть тебе грозит, вот!

Сын Войны открыто глянул на виновницу. Смерть, изумленно хлопая глазами, энергично замотала головой и совсем не выглядела грозной. Она больше походила на обиженную девочку, которую вновь несправедливо обвинили в краже конфет.

— Это кто мне грозит? — Эйнар геройски расправил плечи.

— Поверь старому дураку, — испуганно вздохнул Снорри, держа руку на сердце. — Ежели останешься — погибнешь неизбежно, вот!

— Ты меня зазря не пугай, отец, — сердито сказал Эйнар. — Говори, кто надумал? Свиньи эти?

— Нет, — покачал головой Снорри, принимая из рук прибежавшей внучки кружку воды. — Хозяин ихний, Биркир Свартсъяль, вот!

Обычно после фразы, произнесенной с такой интонацией, должно произойти нечто значительное. Например, услышавший должен издать потрясенное восклицание или выкрик, преисполненный гнева, или полный отчаянного недоверия вопль. Но в лачуге, где проводился тинг мудрейших, воцарилась неловкая тишина, которую нарушил только несмелый стрекот сверчка за печкой.

— Ну и? — почесал лохматый затылок Эйнар, подгоняя растерявшихся стариков.

— Што «ну и»? — возмутился Магни. — Ты што, про Биркира Швартшъяля не шлыхал?

— Ну, — Эйнар виновато пожал плечами, — вроде слыхал про какого-то Биркира. Говорят, в птиц превращаться умел, а потом утонул. Или не Биркиром его звали, не помню, — с еще большей виноватостью развел руками Сын Войны, видя, что возмущение Магни начинает испарять капли пота на его пятнистой лысине. — Все равно ведь это не он, да?