— Это еще зачем? — подозрительно проворчал Сын Войны.

— Затем, что с детства мечтал об этом! — воскликнул Гизур. — Странствовать с тобой и слагать песни о твоих подвигах, чтобы никто никогда не забыл о них!

— Ну и мечтай себе дальше, — пожал плечами Эйнар. — А я своей дорогой поеду. Ежели твоя мечта сбудется, тебе ж не о чем больше будет мечтать. Чего дальше-то делать будешь?

Раск, звеня кольцами уздечки, ехидно фыркнул за спиной хозяина.

— Разве ты не понимаешь, Эйнар? — не сдавался Гизур. — Это не только моя мечта, это моя судьба! Я знаю это, всю жизнь знал! Судьба улыбнулась мне, свела нас именно здесь, подарила мне такой шанс! Кем я буду, если упущу его?

— Счастливым парнем, который прожужжит какой-нибудь девчонке своими песенками все уши, она, счастливая, выскочит за него замуж, нарожает кучу счастливых детей, они проживут долго и счастливо и помрут счастливыми стариками, — без раздумий отозвался Сын Войны.

— А я не хочу умирать счастливым стариком, о котором знают только его дети, — уперся Гизур. — Я хочу умереть знаменитым скальдом и жить, пока поют мои песни!

Эйнар стиснул зубы. Ему вдруг показалось, что он слышит за плечами сдавленный женский смешок. Он бы поклялся, что это хихикает его траурная сестрица, если бы перед тем, как прозвучал смешок, ему не послышался стук игральных костей.

Сын Войны сердито нахмурился, настойчиво сдвинул Гизура с пути и зашагал, таща Раска в поводу за собой.

— Что ж, ладно, — холодно проговорил скальд, перехватывая кантеле для игры, и взял звонкий аккорд. — Уезжай! Но, — Гизур сделал паузу, заполнив ее какой-то назойливой мелодией, — я все равно пойду за тобой. И обязательно по самой опасной дороге, чтобы на меня обязательно напали разбойники, ограбили, а может, и убили самой страшной смертью. Может, когда-нибудь станется так, что ты остановишься в какой-нибудь таверне или трактире и увидишь, как кто-нибудь играет там на подозрительно знакомом инструменте. Тогда ты все поймешь, но будет уже поздно!

Эйнар, уже выведя Раска на дорогу, вдруг замер, ссутулил плечи и взглянул на хмурое небо из-под нахмуренных бровей. Ему показалось, что одно из серых облаков подозрительно напоминает холеную женскую руку с зажатыми в них игральными костями.

Сын Войны развернулся.

— Значит, шантаж, да? — проворчал он, меряя скальда сердитым взглядом.

— Да, — нагло вскинул голову Гизур, оборвав навязчивую мелодию на половине такта.

Эйнар сердито зашевелил усами.

— Значит, или твои песенки с тобой довеском, или мошкара Совести, которая прожужжит мне все уши, пока я вконец не озверею?

— Да.

— Я об этом еще пожалею… — проворчал он вполголоса, но так, чтобы скальд услышал.

Гизур засветился счастьем, и, если бы Симскара знала, что такое солнце не только из легенд, наверняка затмил бы его своим светом.

— Одно правило, — ткнул пальцем в подбежавшего скальда Эйнар. Гизур тонко пискнул, потирая грудь. — Не ныть, не жаловаться, не стонать, не плакать, не отставать, а главное — никаких песен, пока не разрешу!

— Но это же несколько правил… — логично заметил Гизур.

— Не спорить! — рявкнул Эйнар.

Скальд раскрыл уже рот, но вовремя одумался и только кивнул.

— Ну и отлично, — буркнул Сын Войны и запрыгнул в седло. У Раска подогнулись задние ноги, конь недовольно заржал. — Идем, — бросил Эйнар, подстегнув лошадь.

— Пе-пешком? — растерянно пробормотал Гизур, глядя на удаляющегося всадника.

— А чего? — проворчал через плечо Эйнар. — Ты ж сам идти собирался. Или есть какие предложения? — добавил он тоном, не терпящим никаких предложений.

— Нет, конечно, нет! — заверил Гизур и засеменил следом, обнимая кантеле.

Эйнар хитро ухмыльнулся в бороду и подстегнул Раска, заставив перейти его на легкую рысь. Не проехав и десяти ярдов, он вдруг услышал:

— Эйнар! Эйнар!

— Ну чего? — ухмыльнувшись еще шире, сварливо проворчал Сын Войны. — Уже ноешь?

— Нет. Просто…

Эйнар обернулся в седле. И напрягся от тревожного предчувствия.

В Рыбачью Отмель, предположительно со стороны небезызвестного Лейхора, в свете занимающегося дня маршировал небольшой вооруженный отряд.

Подозрительно знакомый вооруженный отряд.

Поразительно знакомо марширующий вооруженный отряд.

— Ну-ка шевелись, парень, — предостерегающе тихо приказал Эйнар, подманивая скальда рукой.

— Кто это? — озираясь на вооруженных, взволнованно спросил Гизур.

— Почетный этот, как его…

Вооруженные заметили всадника. Шедший во главе воин указал на Эйнара и, подав жест остальным, перешел на легкий бег, придерживая за рукоять меч на поясе. Дружина, удивительно слаженно и удивительно тихо бряцая оружием и доспехами, порысила следом, выдерживая ровный строй.

— Неужели как в той истории с ярлом Танкредом? — то ли восхищенно, то ли в ужасе пробормотал Гизур. — Когда ты ему помог, а он не захотел с тобой расплатиться и попытался заточить в темницу?

Пока скальд делал предположения, Эйнар схватил его за шкирку, поднял, как пушинку, и усадил на круп Раска. Конь заржал, приседая и приплясывая. В его ржании, если захотеть, можно было разобрать некое совсем неинтеллигентное слово.

— Хуже, — полушепотом ответил Эйнар. — Это моя дружина. Держись, парень.

— Что? — пискнул Гизур, втягивая голову в плечи.

— Стой! Князь! — хриплым, но звучным, привыкшим раздавать команды голосом прокричал воевода, на бегу выхватывая из-за пояса запечатанный конверт и размахивая им. — Именем княгини Сольвейг! Стой!

— Не сегодня, Хрофт! — рявкнул в ответ Эйнар, показывая неприличный жест, и вдарил по бокам Раска. — Н-но! Пошел!

Конь взвился на дыбы. Гизур только чудом не свалился, успев схватиться за Эйнара, кантеле и придержать шапку всего одним движением. Как оказалось, это было вовсе не самое страшное, что его ждало.

Потому что Раск сорвался с места в такой галоп, что встречный ветер втолкнул жалобный вскрик «мама!» обратно скальду в глотку.

Воевода остановился, ссутулился, чтобы отдышаться. Дружина нагнала его, встала намертво. Выглянувшие было из домов селяне испуганно заперли двери.

— А я те говорил, Хрофт, — отделившийся от колонны дружинников воин подошел к воеводе, кривя бородатое лицо в усмешке. — Не пугай его княгиней, убежит же опять. А ты: «Не убежит, не убежит, от нашей княгини не бегают»…

— Захлопнись, Ингвар! — огрызнулся воевода. — Без тебя знаю. Так я ж и хотел припугнуть. Предупреждала она князька нашего, ежели еще раз сбежит… Чего таращишься?

— Ну так, — стянув рукавицу, ухмыльнулся Ингвар, — заклад был?

— Ну был, — хмуро согласился Хрофт.

— Князь сбежал?

— Ну сбежал.

Ингвар поплевал на пальцы, сложенные для щелбана. Хрофт глубоко вздохнул, медленно снял шлем, по-парадному сунув его подмышку. Ингвар нетерпеливо потянулся, чтобы получить свой выигрыш. Хрофт осадил его повелительным жестом, с достоинством огладил седые усы и волосы, сам подставил лоб. По строю дружинников прокатился с трудом сдерживаемый смех. Кто-то тоже держал заклад. Кто-то выиграл, поставив на то, что Ингвар отобьет себе пальцы.

— Чего «ха-ха», ребятушки? — проворчал Хрофт, потирая лоб, тоном сварливого, но доброго дядюшки. — Разворачиваемся и обратно в Лейхор! А потом — за весла!

— Дядька! — взмолились дружинники.

— Бегом! — рявкнул Хрофт. — Раз-два!

Воевода взглянул вдаль, куда под оглушительный грохот копыт самого быстрого скакуна и совершенно немузыкальный вой скальда и треньканье струн кантеле умчался величайший герой Симскары, ставший конунгом на Большой Земле. Потом покачал головой, надел шлем, выровняв по ладони наносник, и нагнал марширующую дружину Айнмарка.

Ту би котинуед…