Эйнар услышал за спиной обиженный всхлип и торопливые шаги. Он быстро обернулся и увидел, как пухленькая девушка удаляется с заднего двора корчмы, а потом и вовсе скрылась за бревенчатым углом. Эйнар не окликнул ее, только тоскливо вздохнул и проворчал под нос что-то неразборчивое.
— Ну спасибо огромное, — сказал он, со злостью срывая с бельевой веревки свою рубаху. — Ты ее отпугнула.
— Я? — возмутилась девушка в трауре. — Ты сам велел ей уйти.
— Я велел тебе, — проворчал Эйнар, натягивая рубаху. Девушка недовольно нахмурила бровки, уперлась кулачками в бока, прижав в тех местах просторные одежды к телу, которые, как выяснилось, возмутительнейшим образом ее полнили.
— Меня нельзя заставить уйти, братец, — заявила она. — Я часть тебя, как часть любого смертного. Даже если бы я и захотела, все равно бы не смогла. Если я отлучусь хоть на минуточку, это повлечет непоправимые и чудовищные последствия. С тобой и так приходится работать за двоих, иногда просто не справляюсь, — с упреком заметала девушка. — Как из-за тебя вообще можно следить и поддерживать естественный порядок вещей?
— Много на себя берешь, сестрица, — сказал Эйнар. — Это не твоя забота. Ты не смерть, ты — всего лишь девочка на побегушках, одна из многих, забираешь тех, на кого Старику не хватает времени или желания.
— Ах, Эйнар, — опустив руки, бессильно вздохнула Смерть (действие для Смерти, в общем-то, лишенное смысла, но совершенно необходимое в таких случаях). — Я много раз объясняла тебе, но, к сожалению, ты всего лишь смертный. Твой разум просто не способен принять то, что не может представить. Для смертных воплощение не отделимо от сущности, а сущность не отделима от личности. Я же…
— Ты же просто девочка на побегушках, — настойчиво и непреклонно повторил Эйнар.
— Ты пытаешься меня задеть? — нахмурила тонкие бровки девушка. — Зря. На меня это не действует. Знал бы ты, сколько раз на дню на меня кричат, оскорбляют, угрожают, плачут, умоляют… Профессиональный иммунитет.
Эйнар глухо заворчал и, хлопнув по кадке ладонью, отчего та покачнулась, обильно плеснув водой на землю сквозь худенькие ножки Смерти, твердо и зло зашагал прочь. Девушка посмотрела под ноги, беззвучно потопала сандалиями, озадаченно почесала кончик маленького, тонкого носа и, обернувшись облачком серого дымка, проворно последовала за Сыном Войны.
— Ты обиделся, Эйнар? — спросила Смерть, зависнув над его левым плечом и приняв форму девушки. — У тебя были какие-то планы на эту смертную?
— Нет, — отозвался Эйнар, но как-то не искренне, хотя он не лгал. — Я… — он остановился. Смерть тоже остановилась и плавно, бесшумно опустилась на землю. — Просто не хотелось выставить себя идиотом… ну, большим, чем обычно. Если б тебе не вздумалось потрещать, может, даже и получилось бы.
— Извини, — виновато улыбнулась Смерть. — Я не хотела.
Эйнар вздохнул.
— Ну говори, чего надо?
— Ничего, — пожала худыми плечами Смерть.
— Врешь, сестрица, — раздраженно проворчал Эйнар. — Вам всегда от меня чего-то нужно. Просто так вы никогда не появляетесь.
— Но мне действительно ничего от тебя не нужно, Эйнар, — обезоруживающе честно призналась Смерть. — Я всего лишь хотела…
— Ну да, значит, ты всего лишь хотела совершенно случайно покрутить тут своей тощей задницей как раз тогда, когда сюда притащился и я?
Девушка с печальной улыбкой развела маленькими руками.
— Говори, кого опять задумали угробить? — повысил голос Сын Войны. Обычно, если таким повышенным голосом у кого-то потребовать монету, этот кто-то отдаст все, признается, где зарыт сундук с отложенными на черный день сбережениями и завещает все оставшееся имущество, включая старые штаны покойного дедушки. Обычно эффект не заставлял себя ждать. Но Смерть лишь надула тонкие, бескровные губки.
— Эйнар, я не убиваю людей, — обиделась она. — Они делают это сами. Иногда помогают боги. Иногда природа. Но чаще всего людей убивают сами люди. И время. Ну и ты, конечно. Хотя ты, братец, как ни крути, тоже всего лишь смертный.
Эйнар скрипнул зубами.
— Твой Старик, знаешь ли, хорошо устроился, — проговорил он. — Каждый раз, когда ему надо от кого-то избавиться, он находит олуха вроде меня. А что? Очень даже удобно: олух поорет, покрутится, повозмущается, но все равно все сделает. А чуть что не так, так Старик вообще тут ни с какого боку. Он же не вмешивается в дела смертных и богов. Он же только следит за порядком этих, как их, чьих-то там вещей, — с издевкой произнес Эйнар. — Мол, людишки, они там сами. Ну или Судьбой так было предназначено.
— Потому что так и есть, Эйнар, — сказала Смерть с безнадежным отчаянием того, кто упрямо пытается переспорить стену. — Я не вмешиваюсь в дела смертных и богов. Я лишь слежу, чтобы умершие умирали, чтобы живые могли жить. Если нарушить этот порядок, станет невозможным существование самой вселенной!
— Да-да, — Эйнар раздраженно сложил пальцы раскрывающимся и захлопывающимся клювом, а потом лениво махнул рукой. — Слыхал, много раз. Вот только знаешь чего, сестрица? — усмехнулся он, самодовольно надувшись и уперев руки в бока. — Я никого убивать не буду. Ни сегодня, ни завтра. Может, через пару дней или неделю, как настроение будет, но точно не сегодня. И вообще, знаешь? Я сейчас поем, высплюсь — и дальше поеду себе. А вы тут уж сами разбирайтесь. Без меня.
Смерть печально улыбнулась. Но это была та самая ехидная печаль, которую Эйнар ненавидел всем сердцем.
— Вот не надо мне вот этого, да? — погрозил он пальцем перед самым носиком Смерти. — Я уже со всем разобрался. И представь себе, никого не убил. Так что не надо мне, мол, я только бошки налево-направо рубить горазд, как со мной за порядком следить! Иногда, представь себе, я и дипол… подол… дипролма… тьфу, мирным путем умею!
— Ты в этом так уверен? — поинтересовалась Смерть, невинно заложив тоненькие ручки за спину и выпятив живот. — В том, что со всем разобрался?
— Слушай, — Эйнар потер пальцами устало прикрытые веки, — местный народ уболтал меня избавить их от каких-то зарвавшихся берсерков. Ну так я и избавил. Сомневаюсь, что они надумают еще раз сюда сунуться. А если надумают, так я узнаю и вернусь. Уж поверь, никому не хочется, чтобы я возвращался… — Эйнар задумчиво поскреб затылок, размышляя над двусмысленностью сказанного. С двусмысленностью все было в порядке. — Да, никому.
Смерть вдруг закружилась в воздухе и захихикала, хлопая в маленькие беленькие ладошки. Совсем по-девичьи — а сразу и не скажешь, что персонификация древнейшей и могущественнейшей во всей вселенной силы умеет так звонко, чисто и озорно хихикать.
— Ах, мой дорогой наивный братец, ты даже представить себе не можешь, как я тебе завидую! — воскликнула Смерть, подлетев к Эйнару, обняв его и сложив черную головку на его плечо. — Ведь ты не знаешь и крохотной частички из того, что знаю я. Скажи, — она приподняла голову, — неужели тебя совсем не удивило, что этим утром ты повстречался с несколькими антропоморфными, разумными, в определенной мере, свиньями?
Эйнар хмуро и серьезно посмотрел на сестру. Он, конечно, не был персонификацией мудрейшей силы, что старше вселенной, а только лишь смертным, чей разум не способен принять то, что не в состоянии представить, зато он не раз и не два в своей жизни крепко напивался, а поутру страдал похмельем. А еще он прекрасно знал великую преобразующую силу алкоголя, так что для него было не только в порядке вещей встретить антропоморфных, разумных, в определенной мере, свиней, но и внезапно выяснить, что вчера он сам в такую превращался.
— Моя дорогая наивная сестрица, — с напускной лаской сказал он, проведя ладонью по черным волосам Смерти, — если бы ты повидала хотя бы крохотную частичку из того, с чем мне довелось подраться, аморфным свиньям ты удивлялась бы в последнюю очередь.
Девушка оттолкнулась от Эйнара, повиснув в воздухе. Ее губы неестественно задвигались, то складываясь в крошечный бантик, то растягиваясь на половину худенького, бескровного личика. Смерть вздрогнула всем тоненьким тельцем, приложила ладошки к лицу, заглушая вырвавшееся из ее рта непристойное, не достойное могущественной и солидной силы хрюканье, схватилась за спазматически дрожащий живот и громко, добродушно захохотала, при каждом новом взрыве хохота теряя четкие человеческие очертания. Ее распущенные волосы и траурные одежды с широкими рукавами вдруг растаяли серым дымом, закружились бурным вихрем, закручивая спиралями вокруг хохочущей Смерти невесомые рваные полосы и густые восходящие потоки тумана, в мутном коконе которых меркли и расплывались очертания тоненького девичьего тела с едва обрисовывающейся грудью. Потом хохот жадно втянул в себя вакуум резко наступившей тишины, Смерть мгновенно сжалась в серый упрямо пульсирующий комок, подскочила и по крутой дуге устремилась вниз, разбившись о землю, растеклась по ней курящейся лужицей. Эйнар вежливо отступил, когда край лужицы, только что бывшей невозмутимой вселенской сущностью, достиг носка его сапога. Но тут она вспомнила, кто она есть на самом деле, и, как будто услышав нравоучительное «Что за вид? Немедленно соберись», поползла обратно. Клубы серого дыма потянулись к центру сокращающейся в диаметре лужицы, снова закружились вихрями, вырастая и складываясь в маленькую тонкую фигурку — и вот, Смерть вновь стояла в своем траурном одеянии, с чрезвычайно серьезным, по-деловому печальным лицом, держа руки скрещенными на груди и увлеченно изучая ногти.
