— Не будьте так критичны, — Иида снова отпила из кружки.

Кацуки заметил: она пьёт очень много кофе.

Он порылся в кармане и достал оттуда аляпистую листовку, протянув её ей.

Очако сразу осмотрела её со всех сторон.

— Занятно. Где взяли?

— В больнице. Просто подумал, что будет полезно сходить.

— Это очень хорошо, Бакугоу-сан! — она улыбнулась ему, возвращая листовку. — А как там Деку-кун?

— Он поправился … и живот немного появился…

— Вас это беспокоит.

— Мне кажется, что я могу его убить, ребёнка, если обниму чуть сильнее. Или переломаю Деку кости.

— Вы преувеличиваете. Всё это Вам только кажется. Вы боитесь причинить им вред, и это совершенно нормально. Вами тоже руководит инстинкт. Как бы мы ни отрицали, половина нашей натуры звериная, и доказательство тому внутренние звери, которые живут своей-нашей жизнью внутри нас.

— Ты когда-нибудь видела своего внутреннего зверя?

— Было дело. Но только однажды.

— Тогда почему я вижу их постоянно, каждую ночь, стоит мне закрыть глаза?

— Возможно, они хотят Вам что-то сказать.

Кацуки немного раздосадован. Наверное, он должен был предугадать, что Изуку посоветуют те же курсы, и он сходит на них… один.

Ладно, но он тоже пойдёт, хотя бы посмотреть… об этом решении он потом очень пожалеет.

Когда им включили фильм про роды, всё было нормально. До того момента, пока не прибавили звук на полную. Этот крик резанул гораздо хуже, чем изощрённый способ мести его волка. Зверь внутри, услышав это, начал скулить и метаться во все стороны, пока не врезался во что-то и не замолк окончательно.

А когда показалась головка, рядом с ним грохнулся в обморок молоденький альфа. К концу фильма в живых остался только он, в относительно живых ещё парочка бледных, как смерть, альф.

— Как бы нам ни хотелось об этом говорить, но данную тему мы просто не можем обойти стороной. Думаю, каждый из вас слышал о «летальном исходе».

Бакугоу почувствовал, как его сердце подпрыгнуло до горла и провалилось в желудок.

— Согласно статистике более 80,5% имеют положительный исход, однако не стоит забывать, что не всегда всё бывает так благоприятно.

Тот самый молоденький альфа рядом закрыл уши руками, и Кацуки хотел поступить точно так же, несмотря на свой уже далеко не детский возраст. Они называли причины летальных исходов, предпосылки. Говорили о выкидышах на больших сроках и каждый раз повторяли: «Разумеется, необязательно, что это случится с кем-нибудь из вас».

— Один из главных факторов — здоровье.

Здоровье? У Изуку искалечена омежья сущность, его организм долгое время находился в спячке, к тому же ему почти тридцать…

Несколько раз он проехал на красный свет, постоянно прокручивая в голове эту чёртову статистику летального исхода. Не спас даже алкоголь, который он влил в себя под взволнованный взгляд Деку.

Он уже пожалел об этой беременности. Что, если Изуку умрёт? Что тогда? Что дальше? Что он будет делать без него? Что делать…

Кацуки бесцельно бродил по чёрной бесконечной дороге. Было тошно от всего этого. А ещё больше от себя самого. Сначала сделал, потом подумал. И так всегда.

Где-то раздался испуганный писк, он безразлично посмотрел на другую сторону и едва не подавился воздухом. Его зверь на другой стороне вцепился зубами в холку волчонку и пытался силком перетащить его через мост к себе. Омега сопротивлялся, скулил, пытался вывернуться, немного скалясь, чтобы припугнуть, но это ни капли не пугало, только показывало, какой он беззащитный перед этим огромным чудовищем.

Волк ревел, только сильнее смыкая челюсти, заставляя омегу дёргаться от боли и страха. Бакугоу и сам не знает, как он так быстро оказался возле них. Парень вцепился в пушистый хвост своего звериного «Я» и попытался оттащить его, но всё, чего смог добиться, — это заставить его немного разжать челюсти, чтобы волчонок вывернулся. Тот не стал терять шанса и попытался убежать, но стоило ему прыгнуть в сторону, как стык костей неприятно хрустнул. Омега повалился на грудную клетку, скуля от боли и дёргая задней лапкой, словно в судорогах.

Кацуки и зверь одновременно посмотрели на него и хотели броситься к нему, но он поднялся сам и только обиженно глянул на них, прежде чем хромая уйти как можно дальше.

Бакугоу оскалился и уже открыл рот, чтобы наорать на этого паникёра, как вспомнил, что говорить здесь он не может, поэтому только покрутил пальцем возле виска. Волк ответил ему рычанием и красноречивым взглядом, так и кричащим: «А что мне ещё делать?»

И Кацуки не знал, что на это ответить, хотя бы потому, что сам понятия не имел, что делать. Он снова запутался, снова не знает, как поступить. Ему нужен совет. Но звонить Ииде посреди ночи, чтобы задать такой непонятный вопрос, — глупо.

С чего вообще этот зверюга взбунтовался и решил перетащить омегу к себе в этот ледник? Раньше он ведь вообще не переступал моста, а теперь…

Волк начал расхаживать из стороны в сторону, раздражённо махая хвостом. Он злобно смотрел на Кацуки, будто бы говоря ему: «Это всё ты виноват! Если бы не ты, ничего этого бы и не было!»

Парень вытаращил на него глаза. Это он-то виноват?! Да, виноват! Но он хотя бы старается исправить всё, что натворил, а этот мохнатый урод ни хрена не делает! Только всё портит!

Они оскалились друг на друга и, развернувшись, двинулись в разные стороны.

В комнате было так же темно и удушающе жарко, хотя он уверен, что горел именно он сам. Горел изнутри. Ему казалось, что всё внутри него превращается в пепелище. Дышать трудно, словно на груди лежит огромный камень.

— Каччан… — он переводит взгляд чуть в сторону и видит Деку, что навис над ним, смотря своими невозможными глазами, словно в душу заглядывал, словно видел всё, но молчал об этом.

Прямо сейчас Бакугоу кажется, что Изуку вот-вот ускользнёт, его образ рассыплется в его руках. Он проводит пальцами по его щеке. Лицо омеги кажется кукольным по сравнению с его лапой, но Мидория не отстраняется от его прикосновений. Кацуки дёргает его на себя, чувствуя приятную тяжесть на груди. Это даже не тяжесть. Трудно определить, как это назвать.

— Каччан, если тебя что-то т-тревожит, то можешь поделиться с-со м-м-мной… — он запинается и сбивается, чувствуя, как замирает под ним альфа.

Кацуки берёт его ладонь и гладит огрубевшую кожу, подносит к губам и целует каждый пальчик.

— Это не то, что должно тебя волновать, Деку. Но… всё равно… — он притягивает ладонь к лицу, к своей щеке, и ластится к руке омеги, — …спасибо…

Это не то, что должно волновать Изуку. Это то, что должно волновать его и его зверя.

Он закрывает глаза, ожидая, когда всё погрузится во мрак.

Волк, насупившись, сидит и роет землю лапами, чуть выпуская когти, и непрестанно ворчит себе под нос. Странно, парень никогда не замечал за собой такой привычки.

Альфа привлекает его внимание громким хлопком в ладоши. Зверь лениво оборачивается, смеривает его презрительным взглядом и продолжает рыть дальше. Бакугоу игнорирует его недружелюбный приём и нависает над небольшой ямкой, в которой уже виднеются тёмные, такие же, как и всё здесь, корешки.

Зверь пытается засунуть свою громадную морду в яму, чтобы зубами вырвать корни, но ничего не выходит. Кацуки неуверенно тянет его за ухо и отстраняет от земли, чтобы самому, руками, вырвать их.

Они вместе идут к мосту, но зверь снова не переходит границ, и парень делает так же, как он. Только кладут корешки на другую сторону и присаживаются на край, смотря на противоположную сторону. Даже зная, что никто не появится, они просто сидят и смотрят вдаль. От этого чёрного пейзажа на душе тоскливо. Он украдкой смотрит на своего зверя и понимает, что тот думает точно так же.

Земля рыхлая, и его рука вдруг сама тянется к ней, рисуя кусок мяса. Бакугоу не умеет рисовать, поэтому рисунок выходит кривым настолько, насколько это вообще возможно. Но даже так альфа машет рукой, привлекая внимание волка, и тычет пальцем в своё художество. Он недовольно осматривает картинку перед собой, как бы силясь понять, что это вообще такое, а Кацуки уже вовсю тычет на противоположную сторону, взглядом спрашивая: «Он что, вегетарианец?»